Интервью с разработчиками The Life and Suffering of Sir Brante

«Жизнь» как работа

— Сколько слов в «Бранте» и с объёмом каких книг или игр это количество можно сравнить?

— Сергей Аксёнов: Когда я спрашивал Диму и нашего редактора Валю, они говорили о 330 тысячах слов. Наш переводчик, студия Levsha, говорил о 500 тысячах слов. Кому верить — не знаю, сам не считал, но ответ в этих пределах.

Юрий Багрий: Это можно сравнить с тремя томами «Войны и мира».

— Какие инструменты вы использовали для отслеживания всех хитросплетений выборов и последствий?

Юрий Багрий: Особых инструментов у нас не было. Мы использовали блок-схемы, в которых строили ветви сцен и указывали причины их появления. Если говорить о сюжетных хитросплетениях — мы держали всё в головах. Несостыковки правились бесконечной редактурой. Пожалуй, мы три раза целиком переписали игру. Первые три главы — «Детство», «Отрочество», «Юность» — мы написали довольно быстро, и они продолжительное время оставались в неизменном виде. Проводилась только стилистическая редактура. Главы «Мир» и «Восстание», а также концовки мы переписывали множество раз.

Сергей Аксёнов: Да, мы использовали блок-схемы. Рисовали их в двух разных сервисах, но это не так важно. Это просто «карты мыслей», в которых видишь, что за чем следует и при каких условиях. Такие схемы полезны и программистам, и дизайнерам. Ещё у нас была таблица в Excel — там расписаны все сцены со всеми возможными выборами, условиями и изменениями параметров. С помощью этой таблицы можно было посмотреть, как выстраивается баланс.

Что касается исправлений, то это были и редактура текста, и изменение логики: какие сцены в каком порядке идут, при каких условиях они появляются.

Сначала мы думали, что будет полная прозрачность: будем показывать игроку все условия. Однако в какой-то момент мы столкнулись с несовершенством архитектуры игры. Нужно было прописывать защитные условия, которые показывать игроку не обязательно, но нам они необходимы — для того, чтобы игра не воскрешала умерших персонажей и не выводила сцены, которых уже или ещё не должно быть. Проблемы с нарушениями логики можно выявить только с помощью тестирования. Мы тестировали сами, ещё нам помогали ребята из издательства 101XP, а после выхода игры наше комьюнити указало на некоторые недочёты, которые мы постарались эффективно решить.

— Блок-схемы, с которыми вы работали, интегрируются в игровой движок?

Сергей Аксёнов: Для создания игры мы использовали инструмент визуального программирования Bolt, но наш программист Илья сказал, что у Bolt есть недостаток — он не показывает ошибки, поэтому если мы своими геймдизайнерскими руками туда залезем и что-то поменяем, то потом концов не найдём. В итоге Илья всю работу с Bolt взял на себя, а мы рисовали ему графические и визуальные документы и он использовал их в качестве подспорья.

— Многие игроки жалуются, что к финалу «Бранте» превращается в калькулятор, с помощью которого нужно отслеживать развитие навыков — иначе игру не пройти так, как хочется. То есть нужно постоянно сравнивать и просчитывать цифры и это разрушает всё очарование истории. Как вы можете прокомментировать такие жалобы?

Юрий Багрий: Самое важное отличие нашей игры от большинства других заключается в том, что «Бранте» — игра не про победы и хотелки. Таково было геймдизайнерское требование: блокировать возможности игрока. Поэтому столкновение игроков с цифрами для нас — результат, к которому мы намеренно шли. Такое неприятие системы означает, что персонаж игрока умер или не получил желаемого, не спас любимых — одним словом, пострадал.

В «Бранте» много параметров, и не всегда очевидно, как с ними взаимодействовать, но этого-то мы и хотели. Герой живёт в несправедливом мире, перемещается от одного жизненного события к другому и не всегда знает, что ему понадобится в будущем. Поэтому у нас нет проверок, которые определяются броском кубика. В жизни ведь так не бывает: у тебя либо есть внутренние силы преодолеть препятствия, либо их нет. Если сил нет, ты не получишь желаемого. Мы говорим, что «Бранте» в этом смысле — очень русская игра, даже восточная. Большинство западных игр сфокусированы на том, что персонаж должен всё время расти, в итоге становясь богоподобным. Наша команда в геймдизайне исходит из ограничений для игрока.

Сергей Аксёнов: Обычно на Западе игра складывается из возможностей, а у нас — из ограничений.

Юрий Багрий: Да, причём чем дольше играешь в «Бранте», тем больше ограничений встречаешь. Это эффект инерции предыдущих решений. Реализовать это без цифр невозможно. Конечно, наш баланс не идеален, и мы уже извлекли несколько уроков.

Некоторые игроки играют со скрытыми условиями и последствиями решений.

Сергей Аксёнов: Нам не нравится идея проверки навыков по броску кубика. На негативные последствия от броска игроки реагируют хуже, чем на детерминированное последствие. Эта система ещё и стимулирует к сейв-скаму, когда ты постоянно перезагружаешься, пока, наконец, не бросишь кубик удачно. Мы выбрали детерминированный подход по двум причинам.

Во-первых, нам хотелось, чтобы игрок почувствовал ответственность: это он прожил такую жизнь, потому что принимал определённые решения. Броски кубика и удача здесь ни при чём: игрок не может сослаться на них и разделить ответственность за ту жизнь, которую прожил.

Во-вторых, во вселенной игры есть обоснование подобной детерминированности. Младший Близнец, одно из двух божеств мира Аркнийской Империи, — воплощение закона. Закон Младшего говорит: у любого поступка есть следствие, у любого преступления есть наказание — и оно неизбежно. Такое мышление отражено и в жизни героев игры, и в геймплее.

Теперь о том, почему «Бранте» превращается в калькулятор. Юра правильно сказал — мы делали игру-драму. Когда человек играет в неё именно так, он не чувствует никакого противоречия. Он понимает, что это игра в трагедию. Но когда человек начинает играть в «Бранте» как в классическую игру про мономиф и героя, который способен изменять мир, побеждать всех и вершить судьбы, игрок сталкивается с тем, что ничего не получается. Он начинает злиться и перепроходить игру раз за разом, пытаясь найти путь, который приведёт к победе. В этом случае игрок не играет в нашу игру как мы её задумали, а пытается одержать над ней верх. Он не проживает жизнь, а ведёт героя к цели. Наша игра не предназначена для такого опыта.

— Расскажите о реакции иностранных игроков: понравились ли им игра и перевод? В каких странах наибольшей популярностью пользуется текстовая игра из России?

Юрий Багрий: У нас довольно много продаж в США, почти 50% от всех проданных копий за границей. Также у игры хорошие показатели в Мексике и испаноговорящих странах. Меня это очень радует. Испания и испаноговорящие страны очень похожи на Россию по менталитету: кризисы, ностальгия по павшей империи, разнообразные внутренние комплексы. Ещё «Бранте» хорошо продалась во Франции. В целом иностранные продажи составили 40% от общего числа.

— Иностранные отзывы, как и российские, преимущественно положительные?

Юрий Багрий: Да, отзывы похожи. У российских отзывов большая полярность: либо игра на 10 из 10, либо признания в ненависти к разработчикам. Иностранные отзывы, и положительные, и отрицательные, гораздо более сдержанны. Хотя по перечню претензий отрицательные отзывы одинаковы на всех языках: игроки называют игру нечестной, потому что из-за детерминированности не могут пройти её сразу же желаемым способом.

— Как убедить человека поиграть в вашу игру, если он жалуется, что в ней много текста и почти нет геймплея? Какие привести аргументы в пользу того, что игре стоит дать шанс?

Сергей Аксёнов: Я не знаю, как можно мотивировать человека играть в текстовую игру, если он этого не хочет. Кажется, никак: это просто не его чашка чая. В то же время мы видим удивительно большой интерес к жанру текстовых игр. Около полутора лет назад вышла текстовая The Executioner — кстати, тоже от российской команды. Разработчики удачно провели компанию на Kickstarter, про них много писали медиа. Теперь мы выпустили игру — и тоже оказались не обделены вниманием: про нас рассказывают СМИ и стримеры.

Я захожу в Steam и читаю положительные отзывы о «Бранте», и многие из них начинаются со слов «Я вообще-то не играю в текстовые игры» или «Я не люблю много читать». Игроки начинают с дисклеймера, которым они пытаются привлечь внимание людей, похожих на себя. Делятся опытом — мол, даже не ожидали, что так зацепит. Для нас это — самые крутые отзывы. Значит, мы смогли сделать игру, которая выходит за рамки ниши. Те, кто не любит читать в принципе, прочитали нашу игру! Благодаря чему этого удалось добиться — не знаю, хорошего ответа пока нет.

Юрий Багрий: Одно из предположений, почему так получилось, — наличие демоверсии. Неприятие текстовой игры во многом зависит от того, что сперва её нужно купить. Если игроку не понравится, как она написана, или он поймёт, что ему не нравятся текстовые игры, придётся оформлять возврат средств. Другое дело — наличие пробной версии. Демо привело много людей, которые поиграли просто потому, что оно бесплатное.

Есть примеры текстовых игр, маскирующихся под другие жанры. Вообще, это интересная задача для разработчиков: заворачивать текстовые игры в другую обёртку. Яркий пример — Disco Elysium. Она устроена как изометрическая RPG, в которой игрок перемещается по городу. Я воспринимаю город как продвинутый интерфейс, в котором можно ходить от текста к тексту. То есть Disco Elysium по сути текстовая игра, но выглядит как RPG старой школы.

Я думаю, не стоит убеждать людей уже после выхода игры. Разработчикам нужно искать способы иначе преподносить текстовые игры. В «Бранте» мы были максимально честны с игроками — игра выглядит как книга. В новом проекте мы постараемся сделать так, чтобы у игры был ещё и сильный визуал.

«Жизнь» как борьба

— «Бранте» вышла 4 марта — в один день с другой российской инди, Loop Hero, в основе которой лежит уникальный геймплей. Судя по количеству отзывов в Steam, Loop Hero можно назвать очень популярной игрой. Как вы считаете, могут ли нарративные игры быть популярнее тех, что ориентированы на геймплей, — и каким образом?

Юрий Багрий: У меня есть категоричное мнение: не могут. Потому что нарративная игра — это авторское высказывание, а люди часто не согласны с высказываниями. Игры, которые не содержат в себе никаких высказываний, где есть только удачная геймплейная формула, доставляют куда больше удовольствия. Они не вываливают на игрока тяжёлые думы, а дают расслабиться. С этим не сравниться. Та же Disco Elysium — лучшая текстовая игра за десятилетие, у неё миллион проданных копий, а для игр, ориентированных на геймплей, это совсем немного.

Сергей Аксёнов: Я тоже думаю, что не могут. Если геймплей хорошо выстроен, игрок уходит в игру с головой. Ещё более популярные мобильные игры и F2P-проекты — игры уже не про геймплей, а про аддикцию. Такие игры всегда будут затягивать сильнее и приносить больше денег, чем геймплейные игры, — а те, в свою очередь, будут давать выручку больше, чем нарративные.

И всё-таки это не трагедия, а данность. Нарративные игры останутся нишевыми, потому что нарратив требует от игрока эмоционального вложения, внимания и работы. Я сам, когда выбираю, во что поиграть вечером, в 9 из 10 случаев выберу геймплейную игру, потому что она точно поможет расслабиться. Только если я чувствую, что во мне есть силы, которые я могу вложить в игру, а она даст мне что-то взамен: смыслы, впечатления, эмоции, — я запущу нарративную игру.

Юрий Багрий: Нарративные игры вроде Life is Strange или Detroit: Become Human, то есть интерактивное кино, мне кажется, могут встать на один уровень с геймплейными играми. Войти в них легче, чем в текстовые. Но и текстовые игры продаются лучше, чем романы. Литература многое приобретает, когда становится интерактивной.

— Часто вариативность и разнообразие последствий преподносятся как преимущества игр, но не менее часто выборы на самом деле мало на что влияют. Так было, например, с играми TellTale Games или финалом серии Mass Effect. Как вы считаете, можно ли сделать не текстовую, но вариативную игру, — и как?

Сергей Аксёнов: Не текстовую — это какую? Есть разные уровни сложности. Сначала — просто текст, потом — текст с озвучкой, потом — текст и анимированные изображения, потом — motion-capture ролики. Чем дороже производство кусочка контента, тем сложнее сделать вариативность. Даже когда мы говорим о тексте, есть большая разница в дороговизне контента. В «Бранте», например, при определённом выборе у игрока закрываются целые сюжетные ветки: если он пошёл по пути дворянина, то путь священника или простолюдина уже недоступен, — а это огромная масса текста. Так что даже на примере текстовой игры можно заметить, как много приходится производить контента сверх необходимого.

В текстовых играх студии inkle выбор игрока зачастую влияет на один абзац или на одно предложение. Это другой путь: в игре есть отклик на действия игрока, но при этом генерация единицы контента дешёвая. Такую игру можно сделать более вариативной.

— Возможна ли вариативность в играх, где геймплей выходит за пределы манипуляций с текстом? Какие есть способы совместить вариативность в сюжете и в геймплее?

Сергей Аксёнов: Могу назвать два разных подхода к вариативности. Первый — когда есть вариативность последствий: совершишь действие А, получишь контент А, а если совершишь действие Б, получишь контент Б. Это дорого. Другой тип вариативности — когда игрок всегда получает контент А и вся вариативность заключается в том, как он к нему придёт: убьёт, заболтает или скроется в тени. В этом случае финальный хорошо срежиссированный контент будет один и тот же — игрок его точно увидит, но у него будет ощущение вариативности, отыгрыша и личного влияния на то, что происходит за счёт вариативности путей к этому контенту.

Юрий Багрий: Если мы говорим об игре, в равной степени совмещающей вариативные нарратив и геймплей, то это платоновская, идеальная игра, которую до сих пор не сделали. Возможно, к этому идеалу подбирается Baldur’s Gate 3. Однако Larian даже большого бюджета не хватает на все задумки. Если сравнивать Baldur’s Gate 3 с Divinity: Original Sin 2, можно увидеть, как уменьшается количество выборов в новой игре. В D: OS восемь возможных реплик, а в BG — три. Каждая реплика в Baldur’s Gate влечёт за собой создание кат-сцен и прочую сложную работу.

Сергей Аксёнов: Разработчики из Larian также жаловались, что люди мало играют за персонажей необычных рас вроде тифлингов. Выходит, большие усилия и деньги потрачены на создание вариативности, которая интересна 3% пользователей. Все играют белыми цисгендерными мужчинами с квадратными подбородками.

Студия inkle использует другие способы учёта вариативности. Игрок за одно прохождение может увидеть в их играх всего 5% контента. Если же взять 100% игроков, то вместе они осваивают 100% контента. Маленький опыт одного игрока говорит лишь о том, что его история уникальна: нет другого человека с тем же набором выборов.

Подводя итог: большой и честной вариативности можно добиться только за счёт удешевления единицы контента.

«Жизнь» как вдохновение

— Какие игры вы считаете наиболее вариативными?

Юрий Багрий: Есть вариативность выборов и последствий, а есть вариативность восприятия игрока. Пусть игра не всегда может ответить на мои мысли, но она заставляет развивать ситуации и размышлять — и в этом смысле Disco Elysium стала удачным опытом, так что рекомендую её.

Сергей Аксёнов: А я назову игры с нарративом, который возникает в голове. В сериях Crusader Kings и Mount & Blade историю в песочнице создаёт сам игрок. То, какой будет каждая история, не знают даже разработчики.

Если говорить о нарративных играх, я бы рекомендовал The Stanley Parable: в ней огромное количество интересных выборов и концовок.

— В какой игре, по вашему мнению, самые качественные тексты?

Сергей Аксёнов: Sunless Sea. В ней круто написаны тексты, замечательные сюжет и язык. Я получил огромное удовольствие во время прохождения.

Юрий Багрий: Соглашусь — и снова назову Disco Elysium.

— Так как «Бранте» — текстовая игра, посоветуйте несколько книг, которые помогут вдохновить на построение хитроумных сюжетов.

Юрий Багрий: Если именно хитроумных, то очень рекомендую книгу Скотта Линча «Хитрости Локка Ламоры».

Сергей Аксёнов: Я бы посоветовал книги братьев Стругацких. У них простой язык, и в то же время в каждом произведении — глубина, амбивалентное раскрытие темы. Разные персонажи предлагают различные взгляды на одну проблему, и ты как читатель всем им веришь. С подросткового возраста я нахожусь под большим впечатлением от «Далёкой радуги» и «Пикника на обочине». В «Бранте» для меня было важно сформулировать проблемы так, чтобы каждый персонаж имел свою точку зрения и к каждой игрок мог бы честно присоединиться.

— Какой совет вы можете дать людям, которые хотят заниматься сюжетом и нарративом в играх, но не знают, с чего начать?

Сергей Аксёнов: Проводите словесные ролевые игры и сессии в Dungeons & Dragons для своих друзей. Я с 14 лет занимаюсь ролевыми играми: было множество сценариев, сюжетов, персонажей. Постепенно набиваешь руку, формируешь арсенал сюжетных ходов и приёмов, регулярно получаешь обратную связь от игроков. Думаю, это самый эффективный способ набраться опыта.

Юрий Багрий: Полностью согласен. Лучшей школы для тех, кто хочет заниматься нарративом в играх, нет.

The Life and Suffering of Sir Brante доступна в Steam на Windows.