Причина неуспеваемости — образовательное неравенство и образовательная бедность?

Из этого интервью вы узнаете:

• почему в образовании не всё решают деньги, но очень важен культурный капитал семьи;
• почему в России сельские школы обычно слабее городских, а в других странах бывает наоборот;
• почему цифровизация образования, которая по идее должна была сгладить неравенство, усилила его;
• почему многие родители не видят бесплатных возможностей дополнительного образования детей, хотя они есть;
• как помогают школам с низкими образовательными результатами и чего тут не хватает;
• что такое образовательная бедность.

Сергей Косарецкий

Директор Центра общего и дополнительного образования имени А. А. Пинского Института образования ВШЭ.

---

Фото: Светлана Козлова для Skillbox Media

Почему образовательное неравенство — не совсем «про деньги»

— В исследованиях Института образования и в дискуссиях на профильных конференциях часто поднимается тема образовательного неравенства. Что это такое? Оно отражает экономическое неравенство — то есть дети из более обеспеченных семей в более обеспеченных регионах имеют больше возможностей, чем дети из бедных семей?

— На мой взгляд, это не совсем верное понимание. Более значимы социальные характеристики семей, их уровень образования, установки, ценности. Всё это оказывает даже большее влияние, чем материальные возможности. Ведь речь не только о готовности семей оплатить какие-то услуги. Ещё нужно представление о том, какие это должны быть услуги, что именно нужно ребёнку, в каком направлении его развивать.

А если мы говорим о первых годах жизни, ещё до детского сада и школы, то очень важно, в какой среде ребёнок воспитывается, как с ним разговаривают и разговаривают ли вообще, чем с ним занимаются дома, водят ли в зоопарки, музеи, театры. Всё это связано и с материальными возможностями семей, но по большей части — с характеристиками их культурного капитала.

— А в чём может проявиться образовательное неравенство из-за недостаточного культурного капитала семьи? Если представить для примера достаточно обеспеченных родителей.

— Начнём с того, что семья может транслировать ребёнку такую установку: «Необязательно прилагать к учёбе усилия, мы тебя всё равно обеспечим». Конечно, я немного утрирую, в чистом виде такие стратегии не встречаются. Но в целом демонстрация возможности использовать финансы для решения любых вопросов снижает ценность образования. Ребёнок будет считать, что его способности, интеллект, знания и навыки, которые он приобретает, ничего не значат.

И в то же время представления о том, что образовательные достижения конвертируются в социальный успех, могут формироваться, даже если средств в семье недостаточно, но есть идея о ценности образования для будущей карьеры.

Читайте также:

Как родительские установки влияют на шансы детей поступить в хороший вуз

— Но если обеспеченная семья ориентирована выбирать для ребёнка лучшие образовательные услуги, он же всё равно в лучшем положении, чем его ровесник из более бедной семьи?

— Тут тоже есть нюансы. Для тех, кто привык всё решать деньгами, основным критерием качества может быть стоимость обучения: «В этой школе дорого, значит, она хорошая». Но на самом деле такой прямой связи нет. И чтобы сделать правильный выбор, важнее критическое мышление и социальный капитал — возможность получить информацию в сообществе, познакомиться с чьим-то опытом.

Есть сведения о том, что семьи с высоким уровнем культурного капитала и уровнем образования больше вовлечены в обучение детей. Родители приходят в школу, общаются с учителями, с директором. И на успешность обучения это тоже влияет. Можно предположить, что семья, обладающая финансовыми ресурсами, будет исходить из того, что ей не нужно выстраивать специальную коммуникацию, разбираться, что происходит с ребёнком. Такая семья может предполагать, что все вопросы можно решить взносами или подарками школе.

— Кроме разного положения семей, есть ещё различия между школами. Например, встречается понятие «социально-экономическая композиция школы» (СЭК). Что это такое и как влияет на результаты обучения?

— Высокий уровень социально-экономической композиции говорит о том, что в школе концентрируется большое число детей из семей с высоким социально-экономическим статусом. Этот показатель влияет на качество образования отдельно или дополнительно к влиянию семьи либо в противовес ему. Роль СЭК проявляется в образовательных результатах, в траекториях обучения после школы и даже в доходах позднее. Например, дети, обучающиеся в школах с более высокой социально-экономической композицией, поступают в более престижные вузы.

Кроме того, возникает соревновательность, позитивная конкуренция между детьми. Тут есть свои ограничения, психологические риски, связанные с конкуренцией. Но объективно в такого рода среде ребёнок лучше мотивирован достигать большего в учёбе и других занятиях. И ещё можно предположить, что складываются возможности не только для конкуренции, но и для кооперации. Недавно было исследование, которое показало: ребёнок из неблагополучной семьи, попадая в среду учащихся из более благополучных семей, выигрывает, обогащая себя возможностями использования их связей.

Читайте также:

О неуспешности, которая тянется из школы в вуз и потом в работу

«Мы видим многоэтажное неравенство»

— А как социально-экономическая композиция школы связана с местом, где она находится? Школы с высоким уровнем СЭК, вероятно, городские?

— Преимущественно да, но надо учитывать неоднородность города. Есть варианты, при которых школа на периферии, в депривированном промышленном районе города может иметь менее высокий уровень СЭК, чем школа в подмосковном селе, где, например, есть ряд фермерских хозяйств. Потому что в городах есть сегрегация районов по уровню благополучия, и идут процессы дифференциации школ. Выделяются школы, которые, как пылесос, «всасывают» в себя детей из наиболее благополучных и заинтересованных семей, и есть школы, где остаются остальные. Это отдельная проблема городских территорий.

— В целом по большинству параметров ученики сельских школ в России находятся в худшем положении, чем городских. У них меньше возможностей дополнительного образования, сложнее найти репетитора, если нужно заниматься дополнительно, даже скорость интернета ниже. А есть ли показатели, по которым сельские школы опережают городские?

— Если говорить в среднем, то нет. Конечно, есть исключения — уникальные сельские школы с чудесным человеческим, социальным и культурным укладом. Но у средней сельской школы нет преимуществ перед городской.

Таким преимуществом мог бы быть меньший размер классов. Многие городские школы сейчас переполнены — вторая и третья смена, слишком высокая наполняемость классов. В селе на одного учителя приходится меньше детей. Но это действительно становится преимуществом, только если учитель высококвалифицированный. Как правило, на сельской территории в среднем мы встречаем менее квалифицированных педагогов.

Можно увидеть преимущество не в обучении в сельской школе, а в проживании в сельской местности с точки зрения экологии, контакта с природой. Но это уже не о качестве образования.

— Если рассматривать территориальное образовательное неравенство в России, получится, что крупные города и центральные регионы имеют преимущество перед отдалёнными?

— Да, мы видим многоэтажное неравенство. Во-первых, между регионами. Региональные исследования Института образования показали, что даже в отстающих школах в благополучных регионах качество образования выше, чем в лучших школах менее благополучных регионов.

Во-вторых — село и город. Здесь, к сожалению, не получается преодолеть разрыв. Мы можем найти примеры и стобалльников, и победителей олимпиад в селе, но в среднем качество образования в селе хуже. В своей массе условия, инфраструктура этих школ, качество кадрового потенциала слабее.

И в конечном итоге — третий уровень — всё это связано с характеристиками семей, с их уровнем социального и культурного благополучия.

Читайте также:

Как ЕГЭ повлиял на образовательное неравенство

— Такие этажи образовательного неравенства существуют во всех странах?

— Нет, есть примеры стран, где обучение в сельских школах более эффективно, чем в городских. Фактически ситуация там перевёрнута по сравнению с нашей, потому что более обеспеченное и образованное население предпочитает жить вне городов, на свежем воздухе в собственных домах.

Кроме того, масштаб различий между регионами тоже разный. Это фактор, на который всегда обращают внимание политики. Сегодня представление о качественном образовании — это не только шкала результатов, но и масштаб разрыва между отдельными школами, территориями, группами учащихся.

Есть страны, где этот разрыв незначительный. Та же Финляндия сегодня начинает проигрывать в качестве образования многим конкурентам. Но разрыв между городом и деревней там ещё не сильно увеличился.

— То есть образование в любой финской школе более-менее однородного качества?

— Да, но здесь есть множество оговорок — в последнее время финны сильно переживают, что неравенство растёт. В ряде городов Финляндии разрешили свободный выбор школы, отказались от привязки к месту жительства, и это запустило процессы сегрегации. Но в целом разрыв между разными школами у них ещё очень невелик, и вне зависимости от того, в какую школу прийти, можно рассчитывать примерно на одинаковый уровень образования.

«Большинство исследований показывает, что цифровизация усиливает неравенство»

— Как влияют на территориальное образовательное неравенство цифровые технологии? Ведь по идее с их распространением разный образовательный контент становится доступнее независимо от места проживания.

— Это поле наиболее острого исследовательского интереса. И пока большинство исследований показывают, что цифровизация усиливает неравенство.

Причина в том, что активные и образованные семьи эффективнее используют новые возможности. Когда в городе открывается хорошая гимназия, семьи с низким уровнем образования об этом даже не узнают, а если узнают, не задумаются, что можно перевести туда ребёнка. Или появился «Кванториум». Ребёнок из неблагополучной семьи может попасть туда, потому что существовавший до этого платный робототехнический кружок был его родителям не по карману. Но первым в «Кванториум» всё равно попадёт ребёнок, который уже ходил в платный кружок. Его родители быстрее узнают, быстрее найдут, как записаться, быстрее туда поедут.

То же самое происходит и с цифрой. Более ресурсные и вовлечённые родители с большей вероятностью купят возможность обучаться на хорошей онлайн-платформе или найдут репетитора онлайн, предоставят ребёнку наилучшее качество связи, создадут наилучший режим для занятий. А ребёнок из многодетной семьи, живущей в тесноте, может и тут оказаться в проигрышной ситуации.

— То есть те, кому, по сути, это нужнее, цифрой пользуются меньше?

— Да, большинство исследований пока говорят о том, что преимуществами цифры пользуются более сильные в социально-экономическом плане группы населения. Теоретически цифровизация могла бы усилить возможности слабых групп. Но разница между тем, чтобы иметь возможности и пользоваться ими, — важный феномен современного неравенства.

Очень часто политики, решая вопрос неравенства, не учитывают различие доступности де-юре и доступности де-факто. И если де-юре возможности созданы — кружки открыты, персонифицированные сертификаты выданы — но этим не пользуются, это даже ставят семьям в вину. Срабатывает классическая неолиберальная установка — если ты сидишь сложа руки, если ты не инициативен и не предприимчив, ты сам виноват. Почему ты ждёшь, что государство должно о тебе заботиться?

Сегодня мы избавляемся от этой установки. Даже если какие-то возможности не используются, потому что людям лень разобраться или они ждут, что кто-то всё им разъяснит, сложно им вменить это в вину. Лень и патернализм — следствие неблагополучного положения, отсутствия образования.

«Государство недооценивает разрыв между возможностью и её использованием»

— Получается, школьная система и система дополнительного образования вообще не настроены на работу с детьми, родители которых не так активны, не ищут возможности сами?

— Мы как раз сейчас много над этим думаем, обсуждаем, строим гипотезы. Пока нет однозначной картины. Я склоняюсь к тому, что государство фактически недооценивает разрыв между возможностью и её использованием. И никто не предпринимает специальных усилий на преодоление этого разрыва на государственном уровне.

На местах ситуация разная. Поскольку здесь ребёнок ближе, то больше вероятность, что усилия будут предприняты. Например, введение того же сертификата на дополнительное образование будет стимулировать учреждения дополнительного образования не просто ждать, кто к ним придёт, но искать этих людей и работать с ними. Но технологических и организационных решений для этого пока мало.

— А какие это могут быть решения?

— Это может быть более адресная работа. Наш магистрант и заместитель директора в одной из московских школ Алексей Наумов подробно разобрал, какие это могут быть механизмы, в статье в новом номере «Образовательной политики».

Один из барьеров сейчас — цифровизация. Не всем удобен перевод ряда услуг в образовании в цифровую форму. По нашим опросам для большинства семей основным источником информации об образовательных возможностях выступает не интернет. Для продвинутых семей это близкое окружение, друзья, знакомые и родственники, для менее продвинутых и образованных — школьный учитель.

И чтобы, например, вовлекать детей в дополнительное образование, нужно работать с релевантными для семей источниками информации. Например, чтобы тот же классный руководитель собрал всех родителей и рассказал бы, какие есть возможности, как пользоваться навигатором дополнительного образования.

Читайте также:

Верят ли учителя в то, что от них зависят успехи учеников?

Или почтовые рассылки. Мы каждый день обнаруживаем в почтовых ящиках гору мусора с рекламой замены окон и батарей. Но в этой горе не бывает адресной рассылки про новый бесплатный кружок. А есть примеры социальных экспериментов и отдельных локальных проектов в образовании, где именно такое информирование, направленное на снятие существующих дефицитов информации, существенно способствовало вовлечению.

Мне кажется, что за этим будущее. Но встанет вопрос о том, в какое рабочее время педагога, школьной команды входит такого рода организационная работа или как обеспечивать такие акции на территориальном уровне. Поэтому проще успокоить себя — ведь мы же создали портал, там всё есть, что ещё надо?

— Тогда как информацию о бесплатных возможностях просто так не найдёшь, рекламу платных кружков или репетиторов увидеть несложно.

— Да, и у значительной части населения есть установка, что всё дополнительное образование платное, хотя бесплатных предложений довольно много. Или принято считать, что раз бесплатно — значит, менее качественно.

Иногда использовать возможности допобразования мешает ещё и такая установка: «Всё, что касается образования, развития и досуга ребёнка, должно быть за счёт государства». Причём это характерно и для обеспеченных семей, которые в целом готовы инвестировать в качество жизни.

Конечно, не нужно уходить в другую крайность. Государство тоже должно быть ответственным, и надо добиваться, чтобы максимум услуг финансировались с его стороны. Но если здесь и сейчас государство не платит, но какая-то ценность для развития ребёнка есть — странно занимать такую позицию, что пусть ребёнок этим никогда не воспользуется, но я не прогнусь, платить не буду.

«Наши школы содержательно бедные»

— Вы говорили о перспективных мерах по преодолению неравенства. А что можно сказать об уже сделанном? Вот, например, появилось понятие школ с низкими образовательными результатами (ШНОР) — как это сработало?

— Это тоже очень важная сейчас для нас тема — эффекты тех попыток, которые предпринимались и нами, и на каком-то этапе стали предприниматься регионами, государством.

С одной стороны, мне кажется очень важным появление региональных и федеральных программ поддержки школ с низкими образовательными результатами. Было важно включить директоров и учителей в программы повышения квалификации, в семинары. Думаю, у части педагогических коллективов это поменяло нарративы и сценарии. Мы встречали такую позицию, что сделать ничего нельзя, что если дети хотя бы заняты и не совершают правонарушений, это уже главное достижение школы. Мы демонстрировали примеры резильентных школ, показывали, как можно по-другому учить, управлять, работать с родителями. Мы давали инструменты, и последующие проекты помогли многим менять свои практики и достигать лучших результатов.

С другой стороны, в этих программах не хватало ресурсной поддержки. Всё-таки полноценная программа поддержки не может строиться исключительно на консультативной и методической помощи. Всё это тоже важно, но есть и объективные требования: чтобы в этих школах были более квалифицированные педагоги, нужна конкурентоспособная зарплата. Необходимо сокращать размеры классов для более индивидуализированной работы. Необходимы психологи и социальные педагоги и в помощь учителю, и для отдельных занятий с детьми, поскольку мы знаем, что в школах с низкими образовательными результатами больше детей с особыми потребностями, со сложностями в поведении.

На всё это, не говоря о развитии инфраструктуры, нужны ресурсы. Но ресурсы в эти школы не пошли, за редким исключением в Ярославской и Московской областях. В очень важном реализуемом в настоящее время федеральном проекте ресурсы направляются на кураторскую и методическую поддержку, что очень ценно, но школы не получают напрямую ресурсы — для привлечения специалистов, дополнительных занятий с детьми и других задач.

— Не получилось ли так, что аббревиатура ШНОР стала для школ клеймом?

— Да, мы с этим сталкиваемся. Это похоже на то, что происходит с терминами «дети с ограниченными возможностями здоровья», «дети мигрантов». С одной стороны, чтобы идентифицировать и маркировать группу для адресной поддержки, нам нужно использовать какое-то обозначение для неё. С другой стороны, это становится ярлыком, который начинает менять отношение окружающих к этой группе и её самовосприятие.

Многие школы сопротивляются тому, что их так определяют, сомневаются в том, что это сделано объективно, переживают, что они попали в это положение. Это меняет восприятие семей. Семьи начинают пугаться — не лучше ли повести ребёнка в другую школу.

Есть примеры, когда ищут другие, более вдохновляющие названия для таких проектов — «Школа роста», например. И это, конечно, не блажь. Нельзя игнорировать такие социально-психологические последствия.

Читайте также:

5 идей для школ, работающих в трудных условиях

— В одной из ваших недавних статей говорится о новом понятии «образовательная бедность», которую по-разному определяют в разных странах. Что считается образовательной бедностью в России?

— Для нашей страны мы как раз пробовали не зафиксировать что-то однозначно, а примерить разные варианты. Оказалось, что фактически они все работают, и в этом наша специфика.

Некоторые регионы находятся на уровне развивающихся стран по уровню жизни семей и по тому, как устроены школы. Там не такая крайняя ситуация, как в какой-то части стран Африки, где дети вообще не могут ходить в школу. Но условия, в которых они воспитываются и обучаются, не позволяют получать качественное образование. В этом смысле вариант понятия «образовательной бедности», который используется в развивающихся странах, работает и для какой-то части наших школ.

Второй вариант определения основан на том, как школа учит. В этом смысле образовательная бедность — это низкое качество преподавания, школьных технологий, учебников. Наши школы содержательно бедные для того, чтобы дети могли конвертировать время, которое они там проводят, в результат. Они во многом зря тратят там время.

И третий вариант характерен даже для школ, которые нельзя отнести к образовательно бедным по второму варианту. Какого рода качество образования обеспечивает эта школа? Допустим, человек продемонстрировал высокие знания, у него есть аттестат, у него достаточно высокий результат ЕГЭ. Но сможет он дальше применить эти знания в жизни, на работе, в отношениях с окружающими? Обладает ли он теми компетенциями, которые не просто прописаны в стандарте, а потребуются от него в жизни, сделают его успешным?

Эта тема не нова для многих стран мира. Много где, как и у нас, образование не сфокусировано на современных образовательных результатах, на том, что действительно нужно человеку в современном меняющемся мире.

Читайте также:

«Содержание устарело на пару десятилетий». Чему учат в современной российской школе

— Почему вы считаете нужным выделить понятие образовательной бедности, а не просто неравенства?

— В этой статье мы показываем, что можно смотреть на разные школы с разных позиций. Для некоторых школ ключевым будет дефицит базовых условий, а другие сталкиваются с дефицитом другого рода. Но в любом случае проблема будет в системе образования, в том, как устроена школа. Говоря об образовательном неравенстве, мы говорим о том, как устроены семьи. Понятие образовательной бедности показывает, что нельзя всю ответственность перенести на семьи и связать образовательные результаты исключительно с влиянием социально-экономического статуса семьи.