«Хорошее время»: клетка для городских парней

Фильм братьев Сафди об ограблении банка и последующей безумной ночи стал сенсацией в авторском кино. Его эстетика 1980-х с использованием приёмов неореализма создаёт особую клаустрофобичную атмосферу Нью-Йорка, города аутсайдеров и мошенников.

Кинокритик Оксана Агапова разбирается, как беспокойный визуальный язык картины сочетается с серой реальностью.

Оксана Агапова

Кинокритик, американист. Окончила программу «Практическая кинокритика» в Московской школе кино. Выступала с лекциями в Москино, МШК, РГГУ. Публиковалась в Arzamas, InStyle, SRSLY, «Искусстве кино».

Режиссёры: поэты «злых улиц» и будничности

Братья Джош и Бенни Сафди родились и выросли в Нью-Йорке, разделяя время между отцом и матерью. О своём детстве они шутят и удивляются, как удалось сохранить себя в те непростые годы. Ещё больше вспоминают об отце, который снимал домашнее видео и рассказывал ребятам о кино.

Первые эксперименты Сафди начали делать до поступления в университет и сразу же тяготели к смешению документального и игрового, вплетая в сценарии воспоминания. Так, «Сходи за розмарином» (2009), одна из их первых полнометражных работ братьев, стала посвящением отцу и детству, запечатлённому в реалистичном и будничном Нью-Йорке. Невзрачный интерьер и беспорядок квартиры творческого человека, грязная подземка — всё здесь нежно снято живой камерой. Она вмешивается в пространство резко и внимательно, подобно тому, как молодые авторы смотрят на жизнь. Аутентичность и чуткая работа с героями, цепляющимися за последний шанс перевернуть скучную действительность, — стали визитной карточкой режиссёров и привели их на Каннский фестиваль.

Лого и название: игра с эмоциями и движение

Ощущения зажатости и дискомфорта героя передаёт звучащая с открывающего кадра электронная музыка и сверхкрупные планы. Столь динамичное начало — намеренный ход режиссёров: застать зрителя врасплох и неожиданно сделать его свидетелем непростой ситуации Ника (Бенни Сафди), парня с ментальными особенностями. Режиссёры докручивают и без того тревожный ритм первых сцен, показывая лого фильма только на седьмой минуте, а вступительные титры и вовсе на восемнадцатой.

Лого разрабатывал японский дизайнер Том Кан, известный по работе над «Входом в пустоту» и «Экстазом» Гаспара Ноэ — яркими образцами тревожного кино, шокирующего и ослепляющего.

За несколько секунд до появления лого в пространство кадра буквально врывается Конни (Роберт Паттинсон). Паттинсон стал первой звездой, с которой работали братья Сафди, и особенно примечательно, что актёр сам пришёл к ним. Однажды он увидел кадры из картины Сафди «Бог знает что» и написал им письмо со странным текстом. Необычное знакомство привело троицу к одной из самых ярких независимых лент последних лет.

В роли самого себя — Нью-Йорк: отсылки к неореализму и Джону Кассаветису

Если вы вспомните большинство фильмов, события которых развиваются в Нью-Йорке, вероятно, обозначением места действия станет красивая панорама города с небоскрёбами и чётко расчерченными улицами. Братья Сафди резво обыгрывают этот момент и наши ожидания от него. Мы видим плотную цепочку монументальных зданий. На одно из них стремительно наезжает камера, захватывая определённую секцию окон. Главное в экспозиции фильма — не большой город, а маленький человек, словно запертый в клетке комнаты с сотрудником социальной службы.

Несмотря на звезду в главной роли, принцип сочетания игрового и документального, столь ценный для Сафди, вполне соблюдён в «Хорошем времени». Многие локации фильма — настоящий Нью-Йорк, застигнутый врасплох. Команда получила разрешения на все съёмочные локации, но не перекрывала улицы от случайных прохожих и автомобилей. По словам Сафди, если защитить кадр от неожиданностей, это убьёт облик Нью-Йорка, который необходим для передачи безумного ритма толпы и многоголосия человеческих историй.

Даже во время съёмки в торговом центре, где пространство ограничено архитектурными особенностями здания, команда прятала камеры так, чтобы прохожие ничего не заметили и вели себя естественно.

Интерес к съёмкам вне павильонов, использование ручной камеры, задействование актёров-непрофессионалов и внимание к реальному человеку внутри социального конфликта — основа стиля братьев Сафди. Их работа выстраивает диалог с неореализмом — направлением послевоенного кино Италии, которое перевернуло прежнее представление о кинематографе как механизме воспроизведения искусственного мира. В свою очередь неореализм вдохновил «отца» американского независимого кино Джона Кассаветиса — вот что он говорил об этом направлении:

Причислять Сафди к неорелизму было бы ошибкой, но о Кассаветисе они говорят как о важнейшем учителе и вдохновителе. Таким образом, мы прослеживаем важную преемственность авторского кино: от революционного визуального языка итальянского направления до отца американского инди и его последователей в XXI веке.

Ультрафиолет и висцеральная электроника

Если отмеченным выше неореализму и Джону Кассаветису свойственна аккуратная работа с цветом (шедевры неореализма и вовсе чёрно-белые) и приёмы «незаметного монтажа», то братья Сафди наоборот выкручивают эти инструменты киноязыка на максимум, постоянно играя на сочетании безликости с ультрафиолетовыми лампами, неоном и панически контрастными цветовыми решениями.

Темнота и серость — основа городских задворок и реальность горожан. Пространство, в котором живут герои, наполнено разными языками, акцентами и этническими группами. При этом их Нью-Йорк — мясорубка, куда попадают те, кто борется за существование каждый день.

Вместо пентхаусов и дорогих автомобилей района Уолл-стрит режиссёры показывают крохотные и захламлённые квартиры с тонкими стенами. В интерьерах обычно не хватает освещения, а единственным источником света нередко оказывается телевизор. Жители таких квартир заняты низкооплачиваемым трудом, чаще всего ночным, поэтому непролазная тьма комнатушек хорошо иллюстрирует общую безвыходность их положения.

Насыщенные и сверхконтрастные цветовые партитуры фильма служат специальной отметкой перехода героя на сторону преступности. Чем более рискованное решение принимает Конни, тем стремительнее возрастает визуальное напряжение, создавая наэлектризованный кадр. В сочетании с быстрым монтажом сцены передают неминуемое предчувствие западни, в которую попадёт Конни.

Пульсирующий и практически нестихающий саундтрек Дэниэла Лопатина, известного как Oneohtrix Point Never, формирует объём и почти висцеральное чувство тревоги. События здесь развиваются на запредельных скоростях, пространства для манёвра у персонажей практически нет. Так, клетка одного из зданий, с которого мы начали этот текст, трансформируется в ловушку для зрителя. «Хорошее время» работает как крепкий психологический триллер и затягивает в большое адреналиновое путешествие.

«Уродливый шик» и самоидентификация через образы

Образ отщепенца и бунтаря, живущего «на последнем дыхании», подчёркивают решения художников по костюму. Фильм пропитан игрой с самоидентификацией, духом и модой улиц.

В начале картины сцена ограбления обыграна желанием Конни и Ника слиться с толпой. Они идут в банк в рабочей одежде и масках, имитирующих темнокожих людей. С одной стороны, это делает их максимально незаметными и похожими на сотни работяг Нью-Йорка. В то же время лимонные куртки со светоотражающими элементами на фоне общей серости первых сцен выделяют героев, ставят их в центр истории. А использование масок напоминает о расовой проблеме и стереотипах о «плохих парнях».

Расовый вопрос Сафди затрагивают и во второй половине фильма, когда главной подозреваемой в незаконных действиях оказывается темнокожая школьница. Особенно ценно, что Сафди избегают морализаторства и эмоционально окрашенного социального комментария. Дискриминация по цвету кожи здесь показана как константа американского общества, пронизывающая города и органы правопорядка.

Желание Конни избежать слежки и выйти чистым из воды оборачивается спонтанными решениями, которые здорово раскрывают характер героя. Например, выбор безразмерной худи и дешёвой куртки обезличивает. Поиск куртки, кстати, обернулся головной болью, пока Джош Сафди не увидел прохожего в идеальном бомбере, который у растерянного мужчины пришлось купить. Тем не менее заветная вещь не уберегает Конни от рискованных действий, и он перекрашивается в тотальный блонд. Обесцвеченные волосы, горящие глаза и быстрая походка играют против него и привлекают внимание.

Игра с образами превращает Конни в хамелеона: от заботливого и помятого брата до человека, застрявшего между городской подворотней и ночным клубом, от безликого парнишки до такого же безликого, но жестокого охранника. Заимствование чужой одежды в течение нескольких часов придаёт особую глубину психологическому портрету героя. Погоня ради вызволения Ника из тюрьмы трансформируется для Конни в одиссею, поиск себя и ответа на вопрос: как обрести свободу в обществе, пронизанном бюрократическими проволочками, стереотипами и неравенством.