«Как только ты будешь ограничивать собственную фантазию — всё, труба»
Режиссёр театра и кино Андрей Няньчук рассказал о своей профессии, победе в Каннах и судьбе ведущего на современном телевидении.
vlada_maestro / shutterstock
Краткая справка
Андрей Няньчук — режиссёр театра и кино, лауреат Каннского фестиваля в номинациях «Лучший музыкальный фильм» и «Лучшая мужская роль», тренер по невербалике и основатель «Академии невербалики», а также эксперт по публичным выступлениям. Преподаёт на курсе «Сторителлинг».
В интервью Андрей Няньчук рассказал:
- как создаются телешоу в России;
- что делать, если достигаешь предела в развитии;
- какие главные тренды на телевидении сейчас;
- как ведущему пробиться на ТВ;
- правда ли, что телевидение существует только ради рейтингов и денег?
- как ведущему побороть цензуру и, что ещё хуже — самоцензуру.
— Многие говорят, что телевидение умирает. Насколько сейчас чувствуется его пульс?
— Такое утверждение забавно, потому что телевизор смотрят все, просто поменялся его формат. Раньше было меньше возможностей получать информацию. Помню, в детстве приехал в гости в деревню: на улице никого, а рядом с одним домом куча тапок и башмаков — все смотрят телевизор внутри.
С годами появилось разнообразие, у людей увеличился выбор. Телевизор прошёл все этапы популярности до очень высокого пика, когда все спешили домой, чтобы посмотреть сериал. Сейчас огромное количество зрителей забрал интернет, но это не значит, что телевидение исчезнет, — у него остаётся немалая аудитория. Технологии развиваются, появляются интерактивные проекты, и каналы делают запрос на такие фильмы. В общем, телевидение не пропадёт.
Как придумывают и запускают ТВ-шоу
— Как рождается идея телешоу и как понять, что у неё есть потенциал?
— У театральных режиссёров, к которым принадлежу и я, есть отличная технология. Когда я берусь за постановку пьесы, то начинаю наговаривать историю. Я должен рассказать её двадцати разным людям. Посторонним обычно не очень интересно, и в какой-то момент они уходят. Так я понимаю, что нужно сделать по-другому. В итоге приходишь к тому, что любой человек дослушивает тебя до конца. Тогда можно двигаться дальше.
С телешоу так же. Когда идея только родилась, она должна кристаллизоваться. О ней нужно рассказывать и смотреть, насколько людям она заходит. Со временем понимаешь её сильные и слабые места. Если хочешь, чтобы шоу смотрели, нужно делать то, что интересно другим. Когда понимаешь, что это цепляет всех или большинство, можно развивать идею дальше.
— Допустим, идея есть и она отработана. А как она трансформируется в готовое телешоу? Что делать дальше?
— Ты должен подробно расписать идею, выстроить конструкцию из событийного ряда, потому что именно он и держит внимание зрителей. Важно понять, как удивлять, восхищать, пугать или заинтересовывать. Как будет двигаться динамика, распределяться действие, какие будут переходы от одного к другому. Нужно всё это продумать, рассчитать и снова пойти рассказывать. Дальше ты выписываешь участников процесса: какие должны быть ведущие, в каких они отношениях, какова перспектива их развития.
Когда на Западе создают продукт и превращают его во франшизу, продают в другие города и страны, то дают с собой и «библию» — толстую книжку, в которой всё это расписано. После того, как внутреннее содержание готово, переходим к производству и определяемся, как будем готовить шоу, снимать, монтировать, выводить в эфир, сколько потребуется денег.
— Есть ли какой-то тест-драйв телешоу? Пилотные выпуски снимают?
— Когда ты всё это расписал и производство запустилось, должно появиться несколько пилотов, которые не пойдут в эфир. Кстати, у нас в стране так никто не делает. Но в идеале сначала снимаем пилот, чтобы убедиться, что формат состоятельный. Пока снимаешь, то понимаешь, сколько ресурсов и времени уходит — правильно ли ты всё рассчитал.
Следующий пилот снимаем, чтобы понять, сколько можно выдержать в ритме линейки. На телевидении и в интернете никто ведь не будет смотреть шоу, которое выходит спонтанно — нужна жёсткая периодичность. На втором пилоте ты понимаешь, как работают участники. И так ещё несколько этапов. А последний пилот уже может выйти в эфир.
Работа мимом в СССР, эффект Кулешова и победа в Каннах
— Вы получили профильное актёрское образование, после чего окончили несколько режиссёрских курсов и даже режиссёрский факультет Школы искусств Колумбийского университета. Зачем так много учиться?
— Это же вопрос роста. Первое среднее специальное образование я получил как мим. Просто потому что мне нравилось заниматься пластикой, петь, танцевать. В Советском Союзе это была очень редкая профессия, она называлась «пластическая драма». Я был востребован, ездил за границу, в общем, почувствовал вкус славы и захотел усилить свои способности — пойти учиться на драматического артиста.
Когда уже я учился на актёра, то понял, что не хочу быть под чьей-то пятой. Мне нравилось воплощать свои идеи, а не выполнять волю другого человека. Поэтому в актёрстве я был недолго, всего пять лет, и параллельно начал учиться на режиссуре. Пока занимался режиссурой, меня стало мотылять из одной школы в другую, хотелось получать всё больше. Это классно и интересно — изучать новое, а потом всё это пробовать на деле. Я и до сих пор учусь, а когда достигаю предела, начинаю работать над собой как ненормальный.
Когда достигаешь потолка в своих знаниях, появляется потребность получить новые. Образование же нужно, чтобы у тебя была база, на которую можно опереться.
— Первое образование как-то помогает в работе сейчас?
— Я понимал, что актёрское образование мне полезно, чтобы знать, чего требовать от актёров. Когда ты объясняешь задачу артисту, не всегда хватает аргументов в словах. Это, конечно, запрещённый приём для режиссёров, но порой вместо объяснений лучше показать — так актёр схватывает быстрее. Я крайне редко этим балуюсь, но иногда позволяю себе.
— А как вы попали на телевидение?
— После учёбы захотел освоить искусство кино, а потом, в начале девяностых, в страну пришло абсолютно новое телевидение — это было нечто. Появилась невероятная возможность делать то, что ты хочешь, можешь, умеешь. На телевидение попало огромное количество талантливых людей, и ты с ними знакомился, работал, получал невероятные новые знания. На рынок выходили иностранцы с их продуктами, и было интересно понять, как работает их технология, режется кадр, ставится камера.
— Были ли какие-то показательные случаи, когда вы поняли, насколько разное ТВ на западе и у нас?
Когда я приехал из Америки, то был уверен, что в профессии я большой дока и владею всеми существующими форматами. Но, оказавшись однажды в Париже, понял, что это не так.
Однажды, ожидая человека в холле, я несколько часов смотрел ток-шоу. Когда он пришёл и спросил, что показывают, я рассказал ему, хотя во французском ни в зуб ногой. Тут я сообразил, что шоу сделано так, что мне не нужен язык, чтобы его понять. Тогда я стал изучать европейское телевидение и понял, что там совсем другие технологии и принципы.
Когда я стал преподавать сам, то обучал людей рассказывать историю в картинках, а не в тексте. В телеэфире слово другое, оно изобразительное: ты разговариваешь кадром, а в кадре важно содержание, логика. Две-три разные картинки создают новую реальность, это сейчас часто используют на телевидение. А придумал это в своё время Кулешов.
— У вас есть награда с Каннского фестиваля. Расскажите про это подробнее!
— Мы готовились к очень интересному проекту, клипу Николая Гладских «Crude Furie». Мы работали с контртенором, это новое направление певцов, партии которых раньше исполняли кастраты. Сейчас же существует техника, которая позволяет получить контртенора из профессионального баритона. Но он не может вытянуть полноценный концерт, связки должны отдыхать. Поэтому нам нужно было придумать, как сделать так, чтобы контртенор при этом оставался на сцене один.
И я создал концепцию, которая строилась на видеоинсталляции. Вокруг певца было четыре экрана, такое пространство, на котором существовали другие люди и разные непонятные существа. Он с ними взаимодействовал и, когда приходило время уходить, становился одним из персонажей кино. А после того, как отдыхал, вновь появлялся на сцене, выходя из экрана. Переход был настолько незаметным, что зритель не понимал, как это происходило. Получилось красиво и необычно.
Оператор — девушка, которая со мной работала, выпускница ВГИКа, — отправила клип на разные фестивали. В Каннах он стал лучшим музыкальным фильмом, а Коле Гладких досталась лучшая мужская роль. Его даже пригласили выступить на трёх основных площадках кинофестиваля.
Это было приятно и неожиданно, но я был занят на съёмках коммерческого сериала и не смог туда поехать.
Современное телевидение изнутри, игра по правилам и самоцензура
— Какие телепрограммы сейчас популярны? Есть ли в этом смысле определённая мода или цикличность?
— Да, действительно, форматы появляются, исчезают и снова возвращаются. Например, был Ираклий Андроников — культуровед, историк, писатель, удивительнейший человек, который фантастически подавал материал. Сейчас такое можно называть стендапом.
Три модных направления, которые были раньше в другой форме, а теперь снова всплыли, — путешествия, интервью и политические обзоры.
Другой разговор, когда люди пытаются заново открыть то, что давно открыто и испробовано. Когда Валерия Гай Германика сняла «Школу», все говорили, что она открыла новые возможности с её подвижной камерой. И я очень веселился, потому что французы наигрались с ней ещё до восьмидесятого года. Помню, одним из последних был фильм, снятый глазами собаки.
— В народе принято думать, что на телевидение берут только своих. Насколько это верно?
— Действительно, был такой период, но не везде, а локально и на некоторых каналах. Но надо понимать, что телевидение — это бизнес. Зачем брать человека, которого ты будешь жалеть, и выяснять с ним отношения? Кроме того, нужно, чтобы ведущий шоу привлекал внимание, а не раздражал зрителей. Поэтому нет, не только своих.
Большая проблема попасть на телевидение в том, что не все компании сейчас организовывают конкурсы. Каждый в индустрии держится за своё место и будет его защищать. И когда человек приносит свой проект, ему приходится пройти все круги ада. Скорее всего, сначала он будет у кого-то на побегушках. Но в процессе можно о себе заявить, и если тебя заметят, то карьерный рост может быть мгновенным.
— Существует ли какой-то другой путь?
— Есть шанс, когда телекомпании объявляют набор. Ярких ведущих единицы, поэтому за ними постоянно гоняются. Таких, чтобы запоминались, можно пересчитать по пальцам — даже на главных каналах. И когда такой появляется, он сразу же становится популярным. Но для этого нужно что-то уметь.
Если ты пришёл с улицы и понравился просто внешне, то провалишься на первом же скачке. Телевидение — очень жестокая штука. Стоит пропасть из эфира на несколько месяцев, о тебе тут же забудут. Кроме того, ты можешь быстро надоесть и начнёшь раздражать людей. Или не будешь меняться и первая любовь сойдёт на нет. Запрос на тебя станет меньше, и ты вылетишь из прайм-тайма во второстепенную программу. Таких примеров масса.
— Ещё говорят, что всё делается только ради рейтингов и денег. Так ли это? У ведущего должны быть какие-то внутренние границы, через которые нельзя переступать?
— Сейчас телевидение скорее действительно стремится заработать больше денег, нежели иметь действительно классный продукт. В производство вкладываются уже совершенно по другим принципам. К счастью, есть телеканалы, где всё иначе. Например, «Культура», который развивается независимо ни от чего — и делает это достаточно хорошо. Просто ему не хватает денег, чтобы стать ещё более замечательным.
Всё-таки производство требует ресурсов. Появляется техника, которая упрощает процесс и улучшает качество контента, но на неё приходится тратить огромные суммы. И ты не можешь этого не делать, потому что другие тоже переобуваются. А в плане расходов такой суммы не было, и, чтобы отбить эти деньги, нужно производить контент на потребу, который будет заходить зрителям сразу. Замкнутый круг.
— Как должен вести себя ведущий в этой ситуации?
— Здесь есть главный закон. Ты приходишь работать, и никто не скрывает от тебя условий. Либо ты принимаешь правила игры, либо нет. Принимаешь — будь добр играть по ним. Конечно, существует и то, что делал Евгений Шварц, — подтекст, второй план. Но, к сожалению, наши ведущие не настолько профессиональны, чтобы этим воспользоваться. У ярких ведущих есть мимика, харизма, темперамент, но подтекстом не владеет никто.
— Насколько цензура мешает телепрограммам? Например, ситуация, когда актуальная шутка, пройдя через руки всех редакторов, перестаёт быть смешной и актуальной к тому моменту, как программа появится в эфире.
— Я был бы за цензуру, но её не существует. Другой разговор — внутренняя цензура. Недавно я консультировал один из российских каналов, которому платит местная власть. И когда спросил, почему они не делают каких-то вещей, мне ответили, что не могут себе этого позволить. Кто сказал, что не можете? «Никто, но мы же государственный канал». Хотя никаких установок не было. Люди сами придумывают ограничения и оправдывают ими собственное бездействие или неумение.
А если шутка перестала быть смешной, значит, она плоха. В советские времена цензура была очень серьёзной. Я хорошо помню, сколько моих проектов через неё проходило. Но в чём была её прелесть? Тебе запрещают, а ты должен найти ход, чтобы идея всё равно вышла на свет.
Ни один цензор, который может тебе что-то запретить, не владеет образным мышлением. А ты творец — значит, владеешь. Подай идею с другой стороны, и всё.
— Значит, автор не должен быть сам себе цензором?
— Когда я был молодым, мне казалось, что если отменить цензуру, мы будем сами себе цензорами. Потому что каждый художник внутри знает, что такое плохо и как быть не может. Но это враньё и лукавство. Художник — человек, которого заносит в разные стороны. Ведь ты ступаешь на неизведанную территорию, пытаешься найти новые пути, изобрести свой язык. Это очень зыбкое поле, где ошибиться проще простого.
Поэтому нельзя быть самому себе цензурой. Как только ты будешь ограничивать собственную фантазию — всё, труба. У нас все страдают тем, что не могут мечтать. Спросите человека, о чём он мечтает, получится что-то приблизительное и ненастоящее. Когда я заставляю людей фантазировать на своих занятиях, они не могут пройти запретную зону. Те ограничения, что есть в жизни, есть и в голове. Творец эти ограничения перескакивает.
— Канны уже были, что в планах?
— В планах преподавание в Skillbox, потому что пока оно занимает всё свободное время. Нужно снимать по часу в неделю, а видео у меня постановочные. Но после этого есть план переделать свой спектакль «Чушь собачья» для YouTube — думаю, формат как раз подходящий.