Как сделать конкурс в вузы более справедливым? Есть идея — контекстуальный приём

Система поступления в вузы в США, конечно, отличается от российской, но есть и нечто общее. Во-первых, в обеих системах приём конкурсный — в вузы проходят лучшие по уровню подготовки (в России это условие действует при приёме на бюджет по общим правилам, а не по льготным основаниям). Во-вторых, обе системы критикуют за одно и то же — за то, что при формально равном доступе к образованию абитуриенты из семей с более высоким социально-экономическим статусом получают преимущества.

В США в качестве одного из способов решения проблемы неравенства предлагают так называемую контекстуальную оценку. Это означает, что приёмные комиссии должны рассматривать достижения каждого абитуриента с учётом контекста, то есть с учётом возможностей, которые у него были. Ведь достижения, кажущиеся весьма скромными на фоне успехов других абитуриентов, могли быть вообще максимально возможными в условиях, в которых жил и учился конкретный человек. Если он достиг максимума в ограниченных условиях, значит, у него есть потенциал и он достоин места в вузе.

Проще говоря, идея в том, что надо не просто сравнивать абитуриентов друг с другом по сумме баллов, а смотреть глубже.

Этот способ, как и прочие идеи, сразу вызвал сомнения и критику. Однако некоторые вузы его уже применяют, а учёные исследуют его эффективность. Расскажем обо всём подробнее.

Как проявляется неравенство при поступлении в вузы

В США препятствия на пути к высшему образованию связаны не только с тем, что оно по общему правилу платное. Для нуждающихся есть стипендии и гранты — но доступны они тем, кто в состоянии пройти конкурсный отбор по уровню подготовленности. Проблема в том, что молодые люди из социально неблагополучных и малообеспеченных семей в конкурсе оказываются в проигрыше перед материально и социально более успешными. Просто абитуриенты из обеспеченных семей с детства имеют больше возможностей для учёбы в хороших школах и для дополнительных занятий — неудивительно, что они лучше подготовлены к поступлению.

В США эта проблема имеет ярко выраженный расовый подтекст — темнокожие и латиноамериканцы меньше представлены в университетах, особенно в самых престижных, потому что у них социально-экономические условия жизни часто хуже, чем у белых (это следствие долгой истории дискриминации).

Поскольку в США нет единой гарантированной системы поступления на бюджетные места, университеты и колледжи там самостоятельно определяют правила приёма и то, сколько студентов они готовы принять. Процесс отбора зачастую превращается в «чёрный ящик», но принцип в любом случае конкурсный, то есть каждый вуз стремится отобрать из всех абитуриентов лучших. Где-то при отборе учитывают баллы за стандартизированные тесты ACT и SAT (аналоги нашего ЕГЭ), а где-то нет. Обычно приёмные комиссии смотрят также на школьное портфолио абитуриента: имеет значение, какой средний балл у него был в старших классах (high school GPA) и изучал ли он в школе сложные продвинутые учебные курсы (они, как правило, необязательные), в каких конкурсах и проектах участвовал вне класса.

И здесь социальную лотерею выигрывают те, кто имел более благоприятные условия. Очевидно, что молодой человек из обеспеченной семьи, живущий в престижном районе и посещающий там лучшую государственную школу или дорогую частную, имеет явные преимущества по подготовке перед тем, кто родился в бедной семье и ходил в школу в неблагополучном районе. Неудивительно, если первый кандидат и тест сдаёт лучше, и отметки в школе у него выше, и курсы по выбору он в старших классах берёт серьёзные (каких в школе попроще может вообще не быть), и в конкурсах участвует.

В российских реалиях социально-экономический контекст тоже играет важную роль, хотя он и не имеет явного расового подтекста. У ребят из материально обеспеченных и высокообразованных семей, проживающих в больших городах, больше шансов поступить в вуз, особенно в престижный (так называемый высокоселективный), чем у ребят из семей с низким достатком, не очень образованными родителями, из маленьких посёлков и сёл.

Так, аналитики Института образования ВШЭ установили, что подростки из материально менее обеспеченных семей, в которых у родителей нет высшего образования и живущие в маленьких населённых пунктах, чаще уходят в колледжи и техникумы после 9-го класса. То есть они в принципе реже нацелены на высшее образование. Также известно, что в наиболее престижных вузах более 60% студентов происходят из семей с самым высоким доходом, а студентов из двух наименее обеспеченных групп там всего по 5% (в вузах попроще доля малообеспеченных в два раза больше).

Почему так происходит? Дело не только в том, что дети обеспеченных родителей могут учиться в вузе платно, если не пройдут на бюджет. Оба способа поступления на бесплатные (бюджетные) места — через ЕГЭ и олимпиады — требуют серьёзной подготовки, для которой обучения в «обычной» школе может быть недостаточно. Родители с хорошим доходом обеспечивают своим детям и более качественную базу для будущего поступления — стараются устроить их в школу получше и нанять репетиторов, с детства водят на дополнительные занятия. А в мегаполисах для этого больше возможностей и выбора, тогда как в маленьком городе или селе школа может быть вообще одна, да и та — с неполным «комплектом» учителей.

Образовательное неравенство — это не только «про деньги». Уровень образования родителей тоже имеет значение. Например, потому что более образованные мама и папа с ранних лет мотивируют ребёнка на поступление в престижный вуз, не жалеют времени и сил на дополнительные занятия, понимают важность выбора школы и даже готовы переехать ради того, чтобы ребёнок учился в сильной школе.

Вот и получается, что высокие баллы ЕГЭ — это зачастую результат не только личного усердия подростка, но и семейного вклада, хорошей школы, денег. А подготовка к олимпиадам, например, — вообще серьёзный и затратный проект, который ребёнку из неблагополучной семьи где-нибудь в глубинке, без поддержки взрослых, как правило, не потянуть.

Словом, у подростка, получившего высокие баллы ЕГЭ и имеющего дополнительные баллы за индивидуальные достижения, возможно, способностей не больше, чем у его ровесника с неблестящими баллами ЕГЭ и не имеющего каких-либо индивидуальных достижений. Просто первый мог жить в  условиях получше и иметь больше возможностей, чем второй. Но если они будут участвовать в общем конкурсе по баллам, то первый поступит, а второй — нет. 

Как в США пытались решить проблему с помощью расовых квот

Ещё совсем недавно преодолеть образовательное неравенство по расовому (а значит, и по социально-экономическому) признаку в США пытались через систему квот, то есть фактически льгот, для представителей расовых меньшинств. И хотя предполагалось, что расовая принадлежность учитывается не сама по себе, а лишь в дополнение к основным факторам — результатам тестов, средним оценкам и портфолио, это всё равно вызывало вопросы. Справедливо ли лишать места одного перспективного молодого человека ради того, чтобы дать преимущество другому из-за цвета его кожи?

В 2023 году произошло сенсационное для американского образования событие — Верховный суд США ответил на этот вопрос — нет, это несправедливо — и признал такую политику незаконной. Некоммерческая правозащитная организация «Студенты за равные права при поступлении» (Students for Fair Admissions, SFFA) подала иск против Колледжа при университете Гарварда и Университета Северной Каролины, отмечавших особыми привилегиями темнокожих и латиноамериканских абитуриентов. Правозащитная организация считает, что расовые соображения должны быть полностью исключены из процесса приёма, потому что преимущества для представителей определённых рас при поступлении, пусть даже ради их социальной поддержки, оборачиваются дискриминацией других абитуриентов.

Однако это решение Верховного суда никак не помогает устранить изначальную проблему, из-за которой в своё время расовые квоты и ввели. Во-первых, квота и так не очень-то помогала устранить истинную причину неравенства при поступлении — видимо, как раз потому, что из темнокожих и латиноамериканских школьников многие не имеют благоприятных социальных и материальных условий, чтобы блестяще учиться. Так, The Guardian пишет, что в Северной Каролине темнокожие составляют 21% населения штата, но при этом в местном университете темнокожих студентов только 8%. То есть даже на условиях квоты немногие из них могут прорваться в вузы.

Во-вторых, теперь даже этот, пусть и неидеальный способ исправить неравенство, отменён Верховным судом, а значит, число «цветных» студентов в вузах ещё упадёт. Возник вопрос: что же делать, какие есть альтернативы?

Что такое контекстуальная оценка

Одна из идей, которую сейчас в США активно обсуждают и кое-где даже уже применяют, — контекстуальная оценка при приёме. Суть её в том, что надо не просто ранжировать показатели разных абитуриентов (баллы за тест, средний балл в школе, количество продвинутых курсов, которые он дополнительно брал в старших классах и так далее), выбирая тех, кто в топе, а учитывать контекст каждого. Что это значит? Показатели каждого абитуриента сначала стоит сравнить со средними показателями других выпускников той же школы, где он учился, а иногда всего района и города. Это и есть контекст.

Идеологи этого подхода считают, что он позволяет оценить, каких успехов школьник достиг именно в тех социально-экономических условиях, которые у него были.

Допустим, у молодого человека школьный средний балл невысокий в сравнении с другими абитуриентами университета, но один из самых высоких — в сравнении со средним баллом выпускников в его школе и даже в районе, где он жил. Значит, он был там среди самых способных и мотивированных учеников, и, окажись он в школе получше, возможно, добился бы таких же впечатляющих успехов, как его более благополучные конкуренты. А если в школе у него вообще не было возможности добавить в своё расписание продвинутые сложные курсы, то сравнивать его портфолио по этому критерию с другими абитуриентами, у которых такие курсы были, несправедливо.

Считается, что такой подход позволяет оценивать истинный потенциал каждого абитуриента. Если человек взял максимум от возможностей, которыми располагал, это хороший признак, но доступный максимум у каждого свой.

Некоторые исследования — например, это и это — уже подтвердили, что при таком подходе вероятность поступления у абитуриентов из социально-экономически неблагополучных семей действительно будет выше, чем при обычной процедуре отбора.

Но есть и опасения: будут ли студенты, принятые благодаря учёту их контекста, успешны в учёбе? Не окажутся ли они в числе тех, кто быстро бросает вуз, потому что не «потянул»? Ведь если сравнивать объективно, то им придётся учиться с однокурсниками, имеющими более сильную подготовку.

Не так давно вышло масштабное исследование, где учёные попытались разобраться в этих вопросах.

Как проводили исследование

Учёные из Мичиганского университета и Университета Северной Каролины работали с базой департамента образования одного из средних по величине штатов Среднего Запада (исследователи не раскрывают название штата) и рассматривали три больших источника данных за период с 2010-го по 2015-й годы:

• данные всех государственных средних школ в штате;
• базу данных теста ACT (аналог ЕГЭ) по штату;
• данные 15 государственных университетов штата в период.

Исследователи выбрали конкретный штат в том числе потому, что в указанный период тест ACT там был обязательным для всех выпускников средних школ — то есть результаты этого теста тоже можно было проверить в контексте.

Проанализировав данные более чем 2,3 миллиона выпускников школ, сформировали финальную выборку. В неё попали 77 804 старшеклассника, ставших студентами, данные о которых были достаточно полными, чтобы позволять сопоставить школьную и университетскую успеваемость с учётом контекста.

Учитывались данные о расовой принадлежности молодых людей, их месте жительства (город, пригород, сельская местность) и материальном положении — можно было определить, мог ли человек при поступлении в вуз рассчитывать на грант Пелла (это федеральная правительственная финансовая поддержка студентов из семей с низкими доходами). Таких людей в выборке оказалось 27,7%. Имелись также данные о городском уровне школы, доле «цветных» учащихся в ней и доле учащихся, получавших бесплатные и льготные обеды (всё это определённым образом характеризует школу как среду, в которой учился человек).

Весь этот громадный массив данных позволял ретроспективно построить модель контекстуальной оценки — то есть проверить её на реальных студентах задним числом, посмотреть, как учились в вузе молодые люди с теми или иными школьными показателями и социально-демографическими характеристиками.

Что хотели выяснить. Учёные разбирались, есть ли связь между теми показателями успеха ученика в школе, которые обычно предлагается учитывать в контексте при приёме в вуз (контекстная школьная успеваемость, контекстные результаты теста АСТ, контекстные данные об изучении в школе продвинутых сложных курсов), и его успехами в вузе. Проще говоря, стоит ли доверять таким контекстуальным показателям, оценивая потенциал абитуриента на успешную учёбу в вузе?

Учёных особенно интересовал такой показатель, как изучение в школе самых сложных продвинутых курсов. Они это называли максимальным использованием возможностей школьной программы. Можно ли по этому фактору судить о будущей успешности студента в вузе?

Что и как считали. Исследователи оценивали успеваемость (академическую успешность) студента как в школе, так и в вузе и прослеживали связь между ними:

• Из школьных данных принимали во внимание средний балл за последние три года (балл в старших классах), балл теста ACT и изучение в школе самых сложных продвинутых курсов по математике, естественным наукам и английскому языку.
• В вузе учитывали средний балл студента на первом курсе, не отчислился ли он после первого курса и доучился ли потом до выпуска.

А чтобы определить связи между контекстуальными данными о школьниках и их дальнейшими успехами в вузах, построили сложные математические модели. Формулы учитывали множество факторов, в том числе социально-демографические.

Что выяснили исследователи

Расчёт показал, что у всех трёх контекстуальных школьных показателей, которые использовали в исследовании, прослеживается связь с успешностью в вузе. То есть такие данные вполне можно использовать для оценки перспектив абитуриента в вузе. Но наиболее надёжным из всех трёх показателей стал контекстуальный средний балл в старшей школе. А значит, именно на него лучше полагаться приёмным комиссиям.

Математические выводы исследователей упрощённо можно описать так: была замечена довольно выраженная вероятность того, что ребята, чьи средние баллы в старших классах оказались выше медианного показателя среднего балла в их школах, на первом курсе вуза тоже будут получать хорошие баллы. Кроме того, у них довольно хорошие шансы не отчислиться после первого курса и в целом окончить бакалавриат.

Что касается контекстуальных результатов АСТ-теста, то у них тоже удалось проследить связь с хорошими средними баллами студента на первом курсе, но она оказалась менее выраженной, чем у среднего балла в старших классах. Связь результатов АСТ-теста с шансами не отчислиться на первом курсе и пройти обучение в бакалавриате до конца тоже прослеживалась, но она была ещё менее выраженной. Авторы исследования обратили на это особое внимание, так как в США некоторые вузы вообще не учитывают АСТ-тест — и идут споры, правильно ли это. Судя по результатам исследования, вполне можно обойтись без данных о тесте, опираясь на показатель среднего балла в старших классах.

А вот контекстуальные данные о продвинутых сложных курсах, которые абитуриент проходил в школе, оказались наименее показательными для прогноза как баллов на первом курсе, так и шансов не отчислиться. Словом, приёмным комиссиям вряд ли стоит на них полагаться.

Конечно, возникает множество вопросов: как выстраивать общий рейтинг всех поступающих в университет, чтобы учесть сведения о каждом из них в контексте? Как собирать такое множество имеющих значение данных? И не будет ли формула расчёта слишком сложной для применения? Но это уже детали, такую систему можно продумать. Главное, что здесь заслуживает внимания, — сам принцип оценки школьников с учётом их контекста.