«Есть целый перечень инструментов»: как педагогов учат работать с трудным поведением детей

Почему фонд стал учить педагогов

— Как так вышло, что фонд начал учить педагогов работать с трудными детьми и подростками?

— Фонд «Шалаш» работает уже пять лет: началось всё с занятий с детьми из приёмных семей, потом появились занятия для ребят, оказавшихся в трудных жизненных ситуациях — с опытом пережитого насилия, потери близкого, переезда, жизни в семье с очень низким достатком и так далее. В процессе общения с такими детьми сотрудники и волонтёры фонда часто сталкивались с проявлениями трудного поведения, которые делали невозможным учебный процесс.

Тогда фонд стал искать, кто в России работает с трудным поведением. Довольно быстро стало понятно, что системной работы в этом направлении не ведётся. При этом команда фонда — это в первую очередь педагоги и социальные психологи, у многих из нас есть опыт работы в школе. Поэтому мы знаем, что в пединститутах учителей не учат, как вести себя в различных трудных ситуациях с детьми, хотя каждый педагог ежедневно общается с несколькими десятками самых разных учеников, и среди них может оказаться кто-то с особенностями поведения.

Я думаю, что опыт и знания «Шалаша» позволяют называть нас экспертами, когда речь идёт о работе с трудным поведением.

— Был ли запрос со стороны самих учителей о помощи в работе с трудным поведением или это вы пошли к ним с предложением «Давайте мы вас научим»?

— Потребность со стороны учителей чувствовалась. Первым звоночком стало обращение в августе 2020 года от Российского движения школьников (РДШ), занимающегося подготовкой учителей, с просьбой обучить работе с проблемой трудного поведения педагогов и других сотрудников, которые взаимодействуют с детьми. Примерно в это же время к нам пришли коллеги из проекта «Я Учитель» и предложили записать курс для учителей. На данный момент его прошли и получили сертификаты более пяти тысяч педагогов.

Вторым таким звоночком стал вебинар для учителей, который мы проводили прошлым летом совместно с Российским движением школьников (РДШ). Участников (а их было больше трёх тысяч) попросили заполнить форму обратной связи. Как во время вебинара, так и после педагоги писали, что им необходимы навыки работы с проявлениями трудного поведения. Они либо не знали, что где-то можно найти собранную воедино информацию об этом, либо её было недостаточно, чтобы применить на практике.

— С каким запросом педагоги чаще к вам приходят — хотят узнать, как трудное поведение предотвратить, или решить уже накопившиеся проблемы?

— Стоит начать издалека: рынок образования в России находится сейчас в зачаточном состоянии. Какие-то инициативы и услуги для учителей есть, но их мало, если сравнивать с зарубежным опытом. Поэтому педагоги только учатся формировать запрос к продукту и форме обучения. Если брать коммерческий сектор, то там всё понятно: вот есть, к примеру, маркетологи и дизайнеры, и им нужны курсы, мастер-классы, чтобы повысить компетенции. Они знают, куда идти и что делать, рынок услуг для них существует давно. С учителями всё сложнее.

Наиболее частый запрос учителей — это «Расскажите нам, как…» и «Расскажите, что делать, если…». То есть педагог уже находится в ситуации, где ему нужна помощь с трудным поведением ученика.

— Стало ли таких запросов больше после трагедии в Казани?

— Да, нам стали чаще писать после этого, и фонд сделал поддерживающие карточки о том, как поговорить о случившемся с детьми. Мне очень жаль, что подобное произошло и повышенная потребность получить информацию о работе с трудным поведением появилась именно после трагедии.

Организовать помощь можно в каждой школе, если учителя будут постоянно получать новые знания по теме, проходить переподготовку в центрах ИРО, где им рассказывали бы о буллинге и о том, как с ним можно работать в классе. Хороший пример — финские и шведские школы, где система образования существенно изменилась за последние 20–30 лет. К сожалению, это небыстрый процесс, но возможный.

После казанской трагедии в фонд также обратилась крупная компания с корпоративной социальной ответственностью, которая ведёт работу с учителями в регионе их присутствия. Подробности пока не могу разглашать, но коллеги хотят организовать премию, стипендию — словом, какую-то поддержку для педагогов в честь погибшей учительницы, которая заслонила собой одного из школьников во время стрельбы. Суть премии — поощрить учителей и школы, системно работающие с темой травли. Компания попросила нас провести обучающие мероприятия, детали пока обговариваются.

Каково это: учить учителей

— Кто обучает педагогов и нужен ли для этого какой-то особый бэкграунд?

— Занятия ведут специалисты, которые преподавали в детских группах фонда. Эти группы работают в «Шалаше» уже больше двух лет, поэтому через них прошло большое количество ведущих и волонтёров. Они не просто в теории знают о принципах и приёмах, которые мы предлагаем, — эти люди отработали их в своей практике, сталкиваясь с трудным поведением детей на занятиях.

Высшее образование у ведущих разное, не обязательно психолого-педагогическое. Для нас это не принципиально, ведь кандидаты прошли отбор и подготовку в фонде. Обучение составляет несколько недель: мы рассказываем об основных принципах «Шалаша» и даём инструменты работы с трудным поведением у детей и подростков.

— В каком формате проходят занятия с учителями?

— Сейчас мы проводим вебинары. Контент для них разрабатывают методисты фонда. Онлайн-занятия организуются раз в неделю, каждое посвящено конкретному проявлению трудного поведения: учителям рассказывают, какие есть инструменты быстрого реагирования, чтобы помочь ребёнку с таким поведением справиться, и как не допустить ситуаций, в которых дети его проявляют.

— Как проходят вебинары — это в большей степени обычные лекции или реальные кейсы тоже разбираются?

— В формате лекций сложно и порой скучно усваивать подобный материал, поэтому мы предлагаем педагогам заранее присылать свои кейсы и вопросы. Часть из них обсуждается на вебинарах. Если разбирается тема травли, и в чате спрашивают, что делать, когда в классе ребёнок бьёт и задирает остальных, то обязательно отвечаем на такие вопросы и даём базовые инструменты работы.

Есть и интерактивная составляющая. Например, задаётся вопрос участникам: «Что делать, если один ученик бьёт другого в классе?», и учитель должен выбрать между вариантами — рассадить, поставить двойку или остановить драку, а затем ввести в классе правила, которые помогут детям справляться со своим настроением. Обязательно разбираем верный вариант и аргументы, почему та или иная стратегия кажется нам правильной.

— Есть те, кто приходит на вебинары постоянно, каждый раз — с новыми вопросами и ситуациями из практики?

— Есть педагоги, которые приходят на вебинары каждую неделю, есть те, кто через раз, сейчас появляются и такие участники, которые приходят послушать конкретных спикеров или отдельные темы. Главное — нет опасности, что если ты не попал на какой-то из вебинаров, то всё упустил и больше ничего не поймёшь. Можно подключиться в любой момент к любой встрече.

— А программа как-то менялась за время её обкатки? Может, появились темы, о которых вы изначально не думали, но стало ясно, что они тоже нужны?

— Да, мы поняли, что не обойтись без темы «Работа с родителями» — это самый частый запрос от учителей. И у тех, и у других зачастую нет ясности, где проходят границы ответственности, когда речь идёт об учёбе ребёнка. Бывают крайности: родители либо слишком включены в обучение детей, либо совсем не заинтересованы в образовательном процессе. Учителя хотят знать, как и когда им надо «включить» или «выключить» родителя из процесса: дозвониться, дописаться, подобрать слова. Нам об этом много писали, поэтому в цикле вебинаров появилась тема по выстраиванию эффективной коммуникации. Мы помогаем учителям определить границы и выстроить партнёрские отношения с родителями.

Как учителя восприняли программу

— Педагогическое сообщество кажется довольно консервативным. Были ли в программе темы или инструменты, которые учителя категорически не приняли?

— Нет, тем, которые встретили какое-то сопротивление со стороны аудитории, не было. Кстати, в прошлом году мы проводили опрос и выяснили, является ли для учителей яркая вызывающая внешность (пирсинг, окрашенные в необычные цвета волосы и тому подобное) проявлением трудного поведения. Результаты приятно удивили: доля согласных с этим оказалась крайне мала, около 3–4% опрошенных.

Бывает, что не со всеми нашими высказываниями учителя согласны. Например — с тем, что на ребёнка нельзя кричать ни в коем случае (это принципиальная позиция «Шалаша»). Бывают не столь очевидные примеры, по которым позиция фонда тоже категорична. Иногда в живом диалоге с учителями приходится её объяснять. Никто не уходит с занятия в ссоре или несогласии, но ценности «Шалаша» встречают желание подискутировать, высказать свои контраргументы.

— Учителя во время вебинаров делятся с вами случаями из своей практики?

— Мы часто просим тех, кто сталкивался с тем или иным проявлением трудного поведения в классе (например, травлей), поставить плюс в чате. Обычно поднимают руки очень многие, чуть ли не все. Это важная мысль для учителей — я такой не один, у других точно такие же проблемы. Аналогичная история с сексуализированным поведением, когда ребёнок раздевается на уроках, — это почти табуированная тема, о ней не принято говорить, но мы видим, что многие учителя с таким явлением сталкиваются. Им важно знать, что они не одни, и такое поведение — довольно распространённая проблема. Это придаёт педагогам сил.

На занятии мы много говорим и о том, что ребёнок не виноват. Это довольно простая мысль, которую учителя просят повторять чаще и за которую больше всего благодарят в обратной связи.

— Вы знаете, какой совет от преподавателей вебинаров учителя потом чаще всего используют в работе?

— Есть целый перечень инструментов по работе с трудными детьми, но рано или поздно приходишь к самому важному — надо обозначить правила в классе. У нас есть Конституция, а ещё кодексы: уголовный, гражданский и так далее. Мы вроде должны знать их содержание, но мало кто его помнит на самом деле, поэтому совершенно нормально иногда заглядывать в правила и вспоминать, о чём там речь. Так и с правилами в классе. Нет ничего самоочевидного.

Прошло всего два месяца с момента запуска наших вебинаров, поэтому обратной связи пока немного, но если обобщить ту, что есть, то нас постоянно благодарят за правила. Педагог возвращается и говорит, что попробовал ввести их у себя в классе, и это помогло, стало проще работать.

— А бывало такое, что учителя жаловались: «Слишком много от нас хотят — и так нагрузка большая, а приходится отдельно заниматься ещё и детьми с трудным поведением»?

— Честно говоря, я такого не слышал, но вполне могу ответить на этот гипотетический вопрос. У всех учителей есть свои, условно говоря, KPI, например, успешно сданный ОГЭ или ЕГЭ. Можно идти к выпускным аттестационным экзаменам через тернистый и не очень продуктивный путь — наказания, крики и угрозы. А можно использовать инструменты, которые помогут учителям стабилизировать ситуацию. Да, это потребует дополнительных ресурсов и усилий, но ведь проявления трудного поведения в классе мешают образовательному процессу. Если в классе есть ученик, который всех задирает, то атмосфера там явно не будет располагать к каким-то образовательным победам. Чтобы урегулировать групповую динамику, разобрать конфликт, вам понадобится не больше десяти минут от урока, а в следующий раз уже меньше, потому что вы предупредили о правилах в классе.

Реально ли масштабировать такой проект

— Вы планируете расширять программу обучения? Вообще возможно ли её как-либо масштабировать?

— Мы хотим организовывать онлайн-курсы для группы учителей, где будем разбирать конкретные кейсы, вести дневники наблюдения и отмечать, что получилось, а что нет. У нас в инстаграме** регулярно выходят карточки и инструкции по работе с трудным поведением, его предпосылках и последствиях — для фонда это один из регулярных способов взаимодействия с расширяющейся аудиторией. Можно ли это назвать масштабированием? Думаю, что в какой-то степени да.

Также хочется наладить постоянную коммуникацию и дружбу с регионами. Например, учителя раз в три года проходят обязательную программу профессиональной переподготовки в институтах развития образования (ИРО). А наша мечта — чтобы в эту программу включили часть практик и методик «Шалаша» по работе с трудным поведением у детей и подростков.

— Вы не думали о том, чтобы, кроме создания курсов, как-то ещё систематизировать ваши педагогические наработки по работе с трудными детьми?

— Да, скоро мы запустим библиотеку знаний фонда со всеми приёмами и инструментами, которыми владеем. Учитель начнёт гуглить что-то вроде «ребёнок постоянно срывает уроки» — а первой же ссылкой станет наш сайт, где собраны все SOS-инструкции о том, как действовать в такой ситуации.

Кроме того, сейчас идёт процесс разработки диагностического онлайн-теста, чтобы учитель мог ответить на вопросы о трудном детском поведении, а система выдала бы ему педагогические инструменты по работе с таким учеником. Подобные тесты уже существуют в мире, чаще всего они медицинской направленности — а мы же хотим адаптировать подобное под тему трудного поведения.