Былое: «Это было почти единственное средство заработка для женщины того времени»

«Всё воспитание было в руках классных дам, являвшихся нашими главными руководительницами и наставницами.

Дочь бедных родителей, окончив курс в институте, шла в гувернантки, — это было почти единственное средство заработка для женщины того времени. Она могла быть и учительницей в пансионе, но их было слишком мало, чтобы приютить всех желающих.

Институт редко принимал в классные дамы очень молодых девушек, а потому им по окончании курса в институте волей-неволей приходилось начинать свою жизнь с гувернантства. Умственно и нравственно неразвитая, — всё её образование заключалось в долбне и в переписывании тетрадей, — белоручка по воспитанию и привычкам, она не могла заинтересовать детей своим преподаванием, не имела и практического такта для того, чтобы дать отпор тогдашним избалованным помещичьим детям.

Положение гувернантки в крепостнический период было вообще самое печальное, а положение гувернантки-институтки вследствие полной неподготовленности к жизни было ещё того хуже. Меняя одно место на другое, выпив до дна полную чашу обид и унижений, девушка после нескольких лет гувернантства добивалась наконец места классной дамы, если только, конечно, во время своего институтского воспитания она сумела хорошо зарекомендовать себя перед начальством. За время гувернантства она не обновила своего умственного багажа, а только испортила характер и явилась на казённую службу уже особою озлобленной, с издёрганными нервами, мелочною и придирчивою. Окружённая молодыми девушками, она не могла без зависти смотреть на молодые лица. В этом возрасте и она мечтала о счастье взаимной любви (других мечтаний в то время у молодой девушки не бывало), и они, как она, тоже, вероятно, рассчитывают выйти замуж за богатых и знатных, которые с обожанием будут склонять колени перед ними. Но её мечты не осуществились, её встретили в жизни лишь тяжёлая зависимость и неволя… И с ними, — думала она, — будет то же, что и с нею, но они счастливее её уже тем, что ещё могут надеяться и мечтать!.. И новая классная дама сразу становилась с воспитанницами в официальные отношения, а затем делалась всё более придирчивою и злою. Её гувернантство не дало ей педагогической опытности, а если бы она и приобрела её, то не могла бы применять её в институте, где существовали особые правила и традиции для воспитания, и где весь строй жизни был противоположен семейному.

В качестве классной дамы она продолжала влачить свою жалкую жизнь, не скрашенную даже привязанностью воспитанниц, вверенных её попечению. Через несколько лет своей службы она уже была на счету «старой девы» и наконец сама приходила к окончательному выводу, что жизнь её обманула, что больше ей уже не на что рассчитывать, и, разочаровавшись во всём и во всех, она начинала думать только о своём покое. Вот почему классные дамы так ревниво охраняли мёртвую неподвижность, вот почему они не допускали шума даже во время игр и забав. Невежественные, мелочные, придирчивые, многие из них были настоящими „фуриями“ и „ведьмами“, как их называли. В маленьких классах они грубо толкали девочек, чувствительно теребили их; со старшими было немыслимо позволять это себе, но зато их можно было наказывать за всякий пустяк: за недостаточно глубокий реверанс, за смех, за оборванный крючок платья, за спустившийся рукавчик, за причёску не по форме и так далее до бесконечности».

Контекст

Эту безжалостную характеристику классным дамам дала Елизавета Водовозова (1844–1923), знавшая их не понаслышке. В детстве и юности она училась в Смольном институте благородных девиц и оставила в своих мемуарах портреты нескольких совершенно неуравновешенных классных дам, которых ей довелось там встретить. Воспоминания относятся к 1850-м — началу 1860-х годов (Елизавета Водовозова окончила институт в 1862-м). Её старшая сестра Александра, очень умная и способная девушка, серьёзно увлечённая чтением и науками, чуть ранее получила образование в частном пансионе, после чего работала гувернанткой в помещичьих семьях. Там она натерпелась унижений и домогательств.

Сёстры Водовозовы имели благородное происхождение, но семья их была, по меркам дворян, бедной (а таких семей среди дворян на самом деле было большинство, потому что далеко не все представители высшего сословия располагали приносившими доход имениями и крепостными). Всё скудное родительское наследство должно было достаться единственному сыну, а дочерей мать с детства готовила к тому, что им придётся самим зарабатывать себе на жизнь, если они не смогут удачно выйти замуж. Единственной же приличной для женщины профессией, как справедливо отмечает в мемуарах Водовозова, в то время была учительская. Так что в педагогику девушки той эпохи шли отнюдь не по призванию, а из-за отсутствия иного выбора. Да и любить искренне эту профессию тогда было сложно, учитывая то, как жёстко и даже жестоко была устроена система образования по отношению к детям и в каком зависимом и унизительном положении зачастую находились учительницы и воспитательницы. Словом, этот выбор можно сравнить с браком по принуждению, притом невыгодным.

К тому же до конца XIX века круг возможных мест для педагогической работы женщин был довольно узким — обучение детей в богатых семьях (гувернантство) да роль классной дамы в институтах благородных девиц и частных пансионах для девочек. В мужских гимназиях женщины даже в начальных классах преподавать долгое время не имели права, а гимназии для девочек стали появляться лишь с середины XIX века, но и там женщины не могли претендовать на роль учителей-предметников — им просто не хватало для этого собственного образования. Дело в том, что количество преподаваемых дисциплин и качество их преподавания в учебных заведениях для мальчиков и девочек заметно отличалось, а о поступлении в университет девушкам и мечтать не приходилось. Предметное учительство долгое время было чисто мужской профессией, женщины могли разве что научить читать и писать, а также французскому языку (да и то — семьям со средствами престижнее было выписать гувернантку-француженку).

Читайте также:

«Выйдет замуж — и науки в сторону»: Как женщины Российской империи боролись за диплом

К гувернанткам относились как к прислуге. Работа в пансионе тоже была не сахар — классные дамы вынуждены были и сами подчиняться очень строгим правилам этих закрытых учебных заведений. Они почти не покидали их стен и очень зависели от самодурства директрис. Классные дамы, кстати, учительством не занимались — даже в учебных заведениях для девиц «настоящими» учителями были только мужчины, а роль дам была чисто воспитательной, точнее — надзирательской. Они должны были неусыпно следить за своими подопечными в течение дня и даже ночью (спальня классной дамы находилась рядом с будуаром девочек). При этом устанавливать тёплые человеческие отношения с девочками, которые способствовали бы настоящему воспитанию, было нельзя: как объясняла Водовозова в своих мемуарах, это считалось фамильярностью, и по правилам девочки могли обращаться к своим классным дамам только за какими-то разрешениями, почти как в армии: «Позвольте мне отправиться в музыкальную комнату для упражнений на фортепьяно».

Однако этот вариант работы, при всех его недостатках, считался всё же лучшим, чем мыкаться гувернанткой по чужим семьям, терпеть капризы и грубость барчуков и их родителей или оказаться бесправной приживалкой в семье более обеспеченных родственников. Но пансионов и институтов было немного, поэтому мест на всех желающих там работать не хватало.

Со второй половины XIX века начался бурный рост числа земских школ для бедных. Благодаря этому для женщин добавился третий вариант работы — учительницей в таких школах. На деле это означало — уехать жить в деревню и учить крестьянских детей, получая за это унизительно мизерное жалованье. О том, насколько эта работа была непопулярной у мужчин, говорит тот факт, что их на неё приходилось заманивать освобождением от военной службы.

Читайте также:

«Жениться они не могли, так как оба получали по 15 рублей в месяц»

Подобный «карьерный» расклад — не уникальное российское явление, так было везде в Европе. Вспомним Шарлотту Бронте, описавшую в романе «Джейн Эйр» мрачнейшую атмосферу пансиона для девочек. Шарлотта на личном опыте отлично знала то, о чём писала, — она с сёстрами некоторое время училась как раз в подобном заведении, а потом и сама вынуждена была устроиться на работу в маленькую частную школу-пансион для девочек. Хотя обстановка в той частной школе была довольно тёплой и непринуждённой, Шарлотта признавалась в письмах подруге, что работу свою ненавидит и согласилась на неё лишь как на меньшее из двух зол — уж лучше в школу, чем в гувернантки. Причина та же — по-другому заработать на жизнь она не могла.

Ученицы её раздражали, хотя они чувствовали к ней симпатию. «Меня не покидала мысль: неужто лучшие годы жизни мне предстоит провести в этом ненавистном рабстве, подавляя гнев, вызванный ленью, апатией и нечеловеческой, поистине ослиной глупостью этих тупиц, или же принуждая себя изображать безграничное терпение, покладистость и усердие?» — откровенно и резко писала Шарлотта.

Шарлотте Бронте повезло — её романы получили признание у читателей, и писательство наконец стало приносить ей доход, избавив от ненавистной работы. Но её случай — счастливое исключение. Большинству женщин, вынужденно оказавшихся в учительской роли, приходилось оставаться в ней до конца, если они не выходили замуж. При таком положении дел вряд ли стоит удивляться тому, что классные дамы довольно часто вели себя по отношению к своим воспитанницам жестоко.

Читайте также:

10 фактов о школах в дореволюционной России

Кстати, сама Елизавета Водовозова, столь нелицеприятно описавшая классных дам в своих мемуарах, тоже стала учительницей. Но это была история совсем иного рода — о призвании. В последний год её пребывания в Смольном институте туда назначили инспектором Константина Ушинского, и он за короткий срок пребывания в институте изменил к лучшему устройство этих заведений, смог зажечь в девочках интерес к серьёзной учёбе и создал для выпускниц дополнительные старшие педагогические классы, окончив которые они могли работать учительницами начальных классов.

Елизавета Водовозова окончила такой класс и увлеклась взглядами Ушинского на педагогику — весьма нестандартными для того времени. От своего знаменитого учителя она переняла идею о том, что обучение и воспитание могут быть другими, более гуманными, учитывающими законы развития ребёнка — и писала об этом просветительские книги.

Личная жизнь Елизаветы Водовозовой, в отличие от описанных ею типичных судеб гувернанток и классных дам, сложилась счастливо — она вышла замуж за Василия Водовозова, тоже педагога и сподвижника Ушинского, и они с супругом были единомышленниками.