«Если нет любви, не надо её из себя выламывать». Интервью с Дмитрием Голубом
Шрифтовой дизайнер и основатель школы Bolditalic о преподавании, магии и русскоязычном контексте.
Иллюстрация: Полина Честнова для Skillbox Media
Мы поговорили с Дмитрием о том, где он собирает шрифты, о чём переживает и как создал собственную школу.
Дмитрий работал в дизайн-студиях, рекламных агентствах и словолитне Paratype. Преподавал в Институте бизнеса и дизайна. Выступал в Высшей школе брендинга, на выставке Expo 2015, конференции ATypI, G8 и «Дизайн-выходных». Член отборочного комитета «Современной кириллицы — 2019» и оргкомитета «Современной кириллицы — 2021». Магистр графического дизайна.
— Скажи, ты планировал стать преподавателем шрифтового мастерства? Это было твоей жизненной целью или так сложилось?
— Я по образованию графический дизайнер. Работал в рекламных агентствах и даже в геймдеве, но мне всегда было интересно заниматься шрифтом: в голове сидела мысль, что хороший графический дизайнер должен сделать шрифт. Потом я узнал, что это цитата из Шпикерманна.
Но шрифтовой дизайн я изучал самостоятельно, потому что я не мог себе позволить пойти, например, в школу Тагира Сафаева. Не столько по деньгам, сколько по времени: расписание предполагало занятия в будни в шесть вечера и в выходные — иными словами, надо было жить только этим и едва ли работать.
Поэтому я посещал всевозможные конференции, читал книги и мануалы, до каких мог добраться. Ходил на каллиграфию, сидел на форумах и очень-очень много общался с разными дизайнерами. Из всего этого у меня сложилась собственная шрифтовая картина мира.
Где-то к 2016 году я начал сходить с ума от переполнявших меня знаний: я понял, что надо всё это куда-то выгружать, иначе я совсем свихнусь — например, учить других. Но преподавателем дисциплины «Шрифт и типографика» я стал случайно.
Весной 2016 года познакомился с Вадимом Буньковым, который тогда был куратором ДПО в Институте бизнеса и дизайна (ИБД), и уже через две недели после разговора вышел работать. Без плана, без заранее подготовленных материалов! Я на ходу конструировал паровоз, на котором ехал.
Шрифтовой пединститут? Такого в России нет. Может быть, есть в Университете Рединга, но тоже сомневаюсь. Шрифтовых дизайнеров и людей околошрифтовых профессий — шрифтовых инженеров, владельцев студий, — может быть, несколько тысяч на планете. Соответственно, особой нужды в такого рода институциях, пожалуй, нет.
И получилось хорошо. Я проработал в ИБД четыре года, обжился в преподавании и со временем понял, что всё можно было бы сделать гораздо эффективнее, лучше, интереснее. К тому же мне уже стало интересно заниматься именно шрифтом, а не смежной дисциплиной.
В 2020 году я запустил свою школу Bolditalic. Три-четыре занятия прошли в классе, и случилась пандемия. Сначала я был ярым противником онлайн-уроков: я ценю невербальную коммуникацию, люблю пообщаться, выйти вместе на перекур. Но потом плюсы онлайна перевесили минусы. Главное, география: в одной группе ребята из Казахстана, Австрии, и Новосибирска, и Тбилиси, и Белграда.
— Что для тебя в преподавании было и остаётся сложным?
— Бывает, с некоторыми студентами сразу моментальный мэтч. Мы же много философствуем, много рассуждаем о вкусах, о том, что каждому нравится. Я ни с кем не нянчусь и ко всем отношусь в равной степени по-взрослому, пытаюсь вникнуть в позицию и мнение. Но с некоторыми коннекта всё же не случается.
Если «Британка» — это условный МХАТ, то мой Bolditalic — это театр «Практика». Это камерная школа с очень маленькой проходимостью, но в этом и есть весь смысл. Так складывается, что чаще приходят учиться люди, с которыми я «совпадаю».
— Насколько ты эмоционально вкладываешься в преподавание? Критиковать — это трудно?
— Эмоционально я вкладываюсь в каждого студента, хотя и не с самого старта. Обучение в Bolditalic делится на два больших этапа: первый — это лекционная часть об истории плюс каллиграфия. Студенты потихоньку погружаются в теорию и конструкции, потом к ним приходит «Бюробукв» делать леттеринг и прочее веселье, параллельно они собирают мудборды.
Читайте также:
А вот на втором этапе, когда я разбираю шрифтовые файлы каждого, отдаю много энергии. Впрочем, я и заряжаюсь от этой работы. Например, в TypeType уже три выпускника Bolditalic, и я этим горжусь: полноценные боевые единицы, полноценные шрифтовые дизайнеры ходят в офис каждый день, рисуют шрифты для всех, а это я научил их. Приятно!
Что тяжело, так это физическая усталость, которая обычно приходит где-то под конец набора, перед защитой. Всё-таки я всегда совмещаю школу с основной работой — раньше это Paratype, сейчас руководство студией.
— Какой рабочий проект дал тебе как дизайнеру больше всего?
— Как дизайнер я был в восторге от инфодизайна, мечтал делать транспортную навигацию, указатели. И однажды… опоздал на конкурс проектов схемы московского метро. Было очень жаль.
Но я тогда жил в Италии и решил: в Милане крайне сложное метро, схема 1960 года — хоть и великий дизайн, но устаревший — сделаю свой. Попробовал перерисовать имеющееся и отказался от этой идеи. Взял Google-карту и сделал трассировку по станциям, отрисовал линии по реальной топографии. Потом начал это стилизовать и придумал новую пластику этих линий — такие полуокружности.
Я предлагал свой проект официальным миланским лицам, а у них бюрократия похлеще нашей… Но о схеме начали говорить. Её стали использовать в путеводителях, а потом дизайн взяла общественная организация FAIS onlus, которая помогает людям после операции на кишечнике. Им обязательно нужно знать, где туалеты, причём срочно — в метро Милана они есть, но никто не знает где. Волонтёры этой организации проездили всё метро, отметили, где есть удобства, а я на свою схему эту информацию добавил. Потом они меня пригласили выступить на «Экспо-2015» в Милане с рассказом про этот проект.
А если говорить про шрифтовой проект, то, наверное, это был Bodoni PT — самая классная, самая последняя гарнитура Bodoni, которая сейчас существует. Мы всем «Паратайпом» работали, и это было захватывающе, интересно и познавательно — я много чему подспудно научился.
— Как ты пришёл к созданию собственной шрифтовой студии?
— Я мечтал идти своей дорогой с самого начала, но ясно понимал, что большие проекты строятся много лет, и к этому надо прийти. Я должен был набраться опыта, пройти работу в Paratype, которая как НИИ в шрифтостроении.
В 2015 году я помогал Гаянэ Багдасарян устраивать «Серебро набора», и она взяла меня с собой на интервью для TypeRadio, которое делают дизайнеры студии Dumbar. На вопрос «О чём вы больше всего жалеете?» она ответила: о том, что начала своё слишком поздно. Мне это как-то запало в голову, потому что Гаянэ и её Brownfox — это моё вдохновение, мне нравится её сила воли и ясность видения.
Но я не могу сказать о себе, что начал поздно.
— Как в каталоге дизайн-ателье Bolditalic появляются шрифты?
— Есть три канала. Первый самый очевидный: шрифты, которые родились в школе. Я буквально ловлю выпускников на выходе и предлагаю подписать договор.
Даже первые учебные шрифты сразу могут стать коммерческими, если студент изначально будет себя спрашивать, для чего он, в каких условиях будет использоваться, насколько эта графика сейчас актуальна.
Второй канал — внутристудийная деятельность: мы командой делаем шрифты. Как любая дизайн-студия, разбиваем проект на таски, работаем спринтами, отчитываемся о выполненном.
Третий — это мои шрифты, и это самый долгий процесс, потому что я привык работать обстоятельно. Мой бэкграунд — это Paratype, но в Bolditalic моя ответственность возросла: я уже не один из дизайнеров и не могу позволить себе даже то небольшое количество ошибок, которые мог допустить в «Паратайпе». Скоро у меня выйдет барочная антиква Apophis — восемь мастеров, между ними гора промежуточных, засечка как модульный компонент. Её я делаю достаточно давно.
— В чём магия кириллицы для шрифтового дизайнера?
— Любая магия — это невежество в каком-то процессе. Достаточно не знать физику и химию, и в твоей жизни будет много чудес! Достаточно не знать кириллицу, и она будет казаться чем-то мистически-магическим и странным, особенно если посмотреть на скорописные образцы веревной книги Антониево-Сийского монастыря. Для нас это магия исключительно потому, что мы сами не практикуем такое.
Стоит этим позаниматься, и ты сразу это присваиваешь. Как присвоил — понимаешь, из чего это состоит и что это если и не очень просто, то как минимум понятно. Магия заканчивается, например, в тот момент, когда ты узнаёшь, откуда берётся строчная «т» с тремя вертикальными штрихами.
— Ты переживаешь за знания других людей и за кириллицу в целом. Из-за чего это происходит?
— Это мой персональный вариант патриотизма. Кириллица — часть нашей идентичности, и мне кажется, это важно — её чувствовать, знать, любить. Но не надо заставлять ни в коем случае! Если нет любви, не надо её из себя выламывать. У меня эта любовь есть, и я, собственно, в шрифтовом образовании её проявляю.
Надо заниматься кириллицей, чтобы её понимать. Чтобы не было такого, как в 1990-е и 2000-е, когда все ругали кириллицу, включая наших преподавателей. Мол, это забор, нет выносных элементов, вообще набор очень скучный; набери абзац кириллицей в Helvetica — будет отвратительно, набери абзац латиницей — будет круто. А почему вы так решили? Может быть, просто конкретно в этой версии что-то криво нарисовано?
В кириллице важно быть в контексте. Почему моя школа пока только русскоязычная? Да, я многому учу, но у ребят уже есть контекст — они уже существуют в этом языке, в этой письменности. Если я запущу англоязычный международный Bolditalic, это потребует глобального переосмысления всей методологии: «там» люди не из «этого» контекста, и они не знают, почему одно плохо, а другое хорошо. Контекст — это то, что ты видишь каждый день, выходя из дома.
Больше интересного про дизайн в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь!