«Человек может взять свою жизнь под контроль, преодолевая препятствия с джойстиком в руке»

Константин Скоробогатов долго искал себя: работал грузчиком, устанавливал памятники на могилах и был помощником психотерапевта в реабилитационном центре. Помогая людям бороться с алкогольной и наркотической зависимостями, он осознал, что детские психотравмы мешают ему следовать за мечтой. Теперь Константин хочет создать видеоигру, которая будет воздействовать на людей терапевтически.

Мы поговорили с Константином о том:

• как в поисках себя он попал на кладбище;
• какую детскую травму он пытается преодолеть;
• каким образом игры решают психические проблемы;
• почему мотивацию часто слишком переоценивают;
• за что психологи критикуют татуировки.

О работе в реабилитационном центре

— Ты говорил, что сменил много профессий перед тем, как решиться пойти в геймдев. Расскажи, где ты работал.

— Сначала я поступил в Рязанский аграрный институт и понял, что это не совсем моё. Мне предстояло два года изучения химии, а я её не переносил. В итоге я перевёлся на заочку, пошёл в армию, а после неё много разного было. Я начал искать себя: работал водителем, экспедитором, грузчиком, даже на кладбище.

— На кладбище?

— Просто устанавливал памятники, плитку укладывал. Без похорон и трупов.

— Как ты устроился в реабилитационный центр?

В процессе этих поисков я думал, что могу к чему-то прорваться без определённого образования. Но однажды старые знакомые предложили мне пройти курсы и стать помощником психолога у них в реабилитационном центре. Люди лечатся там от алкогольных и химических зависимостей, и я должен был помогать им бросить это дело. Мне предложение показалось интересным, так я и попал в психотерапию.

— Как ты помогаешь человеку избавиться от зависимости?

— Реабилитация — это долго, она занимает от шести до девяти месяцев. Требуется работа нескольких психологов: они направляют процесс, а команда консультантов, в которой я состою, выполняет их распоряжения. Например, я читаю пациентам лекции, потому что для преодоления зависимости очень важно знать, откуда она берётся и из чего состоит.

На самом деле зависимость — это просто верхушка, самые заметные симптомы, которые уже невозможно проигнорировать. Причина ОРВИ не температура, а инфекция. То же самое с зависимостями, и мы пытаемся лечить корень проблемы.

— Кто к вам обращается?

— Это мужчины и женщины, в процентном соотношении где-то 50 на 50. По уровню состоятельности бывают очень разные люди. Есть те, кто чуть ли не в кредит лезет, чтобы оплатить реабилитацию пьющему родственнику. Для них наша клиника — последний шанс. Есть бизнесмены, которым партнёры оплачивают реабилитацию со словами «Либо ты бросаешь, либо мы с тобой прощаемся». Приходят дети богатых родителей, жёны и мужья.

— Какие внутренние проблемы приводят к зависимости?

— Я думаю, что все проблемы с зависимостями приходят из детства. Не было, допустим, в семье отца у парня — и мужской модели поведения нет. Например, формируется паттерн, что чувства показывать нельзя, их нужно давить, растёт внутреннее напряжение. Если нет приверженности к спорту, который иногда помогает справиться, то человек начинает тянуться к алкоголю или к наркотикам. Ещё есть мнение, что существует некая генетическая предрасположенность. У большинства пациентов из них в роду либо были, либо есть алкоголики, наркоманы. Если и дедушка и папа злоупотребляли алкоголем, что парню остаётся делать?

— Получается, в любом случае хороший пример брать не с кого. И, может, дело не в генетике?

— Да, для ребёнка родители как боги. Они смотрят на них широко раскрытыми глазами и всё впитывают. Бывает такое, что пары фраз, брошенных в детстве, достаточно, чтобы нанести психотравму.

— У тебя есть такие травмы?

— Да, конечно. Так уж вышло, что по ходу работы я начал постепенно разбираться в своих внутренних проблемах. Я переживал из-за своего увлечения видеоиграми. Играю я с двухтысячных годов, застал первые игры из разряда Doom и «Принца Персии» — и продолжаю играть сейчас, очень люблю это.

Родители всё детство мне говорили, что я занимаюсь ерундой, и, в общем-то, я их в этом не виню. В двухтысячные годы существовал только бумажный журнал «Игромания», и никакой информации о том, как создаётся видеоигра и сколько за неё платят разработчикам, не было. Ни сайтов, ни групп в соцсетях, как сейчас.

Со временем я начал анализировать, почему я играю, а потом себя за это виню. В итоге с помощью самодиагностики удалось разобраться, что в играх ничего страшного нет. Выяснилось даже, что всю жизнь я занимался не тем, чего хотел на самом деле. Тогда я и решил потихоньку двигаться к своей мечте стать разработчиком игр.

— Как родители смотрят на твои планы сейчас?

Отец поддерживает меня, а мама и бабушка не препятствуют. Хотя я подозреваю, что они были бы больше рады диплому аграрного института.

Как игры решают психологические проблемы

— Какие игры у тебя любимые, во что сейчас играешь?

— Сейчас играю в The Division 2 и хочу купить Assassin’s Creed Valhalla.

В основном я играю на PlayStation, а Nintendo Switch мне нужен, чтобы занять полтора часа в пути на работу. Я люблю жанр Action/RPG, но не классический RPG, как Fallout. Скорее Oblivion, Skyrim, Morrowind. Игра, которая действительно оставила след в моих воспоминаниях, — Skyrim. Я купил её на ПК и на Xbox 360, а потом на Sony PlayStation 4. Мне прямо интересно, какая там магия, что меня она так притянула.

Я, кстати, больше люблю одиночные игры, чем онлайновые. Для меня играть в игру — это сидеть дома и лампово погружаться в атмосферу. А то порой заходишь в Call of Duty, умираешь с двух тычков, и как-то неинтересно сразу. Потому что там уже сидят ребята, которые сутками играют.

— Для многих это способ коммуницировать с миром. А получается, для тебя общение с друзьями находится вне плоскости игр?

— Да, я всё-таки предпочитаю живое общение. Если я и встречаюсь с друзьями за играми, то это Dungeons & Dragons и другие настольные игры: чаёк, пицца и всё такое.

— Когда ты думал о том, чтобы попасть в игровую индустрию, не планировал просто снимать обзоры или участвовать в турнирах?

— К геймдеву можно прислониться с разных сторон, но я решил, что хочу сам участвовать в создании игр, а не только потреблять контент. Не так, как Кодзима, конечно, но хотя бы приложить руку к созданию классной игры или стать ведущим геймдизайнером.

— Например?

— Игра может стать методом психотерапии или способом обратить внимание на намечающуюся проблему. Например, есть очень хорошая игра Celeste в жанре двухмерного платформера про девочку, страдающую шизофренией. Пару лет назад была на вершине всех рейтингов. Создатели пытались обратить внимание на то, как тяжело людям с психическими болезнями. Или, например, Hellblade: Senua’s Sacrifice, которая создавалась совместно с нейробиологами, изучающими психические расстройства.

Получается, с помощью игр люди с подобными заболеваниями попадают во всеобщее поле зрения. Все игроки видят: да, такая болезнь существует, её обязательно надо лечить. Игры, как и любое искусство, могут обращать внимание на какие-то аспекты нашей жизни.

— Есть же ещё игры в жанре «интерактивная драма» с главными героями, у которых есть психические расстройства. Например, Beyond: Two Souls, где девочка постоянно ощущает присутствие некого призрака.

— Мне не очень нравится этот жанр, потому что он всё же подаёт историю через сюжет. Мне больше импонирует идея передавать смысл игры через геймплей. В интерактивной драме ты можешь делать выбор, который на что-то влияет впоследствии. К примеру, в Detroit: Become Human или в Heavy Rain тебя, по сути, двигает сюжет. Но думаю, можно сделать так, чтобы игрока вёл геймплей. Я бы хотел создать подобную игру.

— Как она могла бы выглядеть?

— Я думаю, было бы здорово реализовать такую идею в платформере. С чем можно сравнить решение проблемы? С неким подъёмом в гору. А героем может стать маленький мальчик, желающий повзрослеть: он взбирается на гору, встречая на пути разные препятствия — например, какие-нибудь лавины.

Если всё это упаковать в понятный дизайн, вполне можно через геймплей передать важность решения внутренних проблем человека. Если ты лавину не пережил, то ничего страшного. Человек же не умирает, если не смог выплатить кредит. Но хуже ему станет. У меня полно идей, которые можно было бы воплотить подобным образом, с фантазией у меня всё в порядке.

— И что, такая игра может помочь человеку?

— Конечно, игра не заменит похода к психологу. Она не будет решать твои душевные проблемы. Но преодолевая препятствия с джойстиком в руке, человек может задуматься о том, чтобы взять в руки и свою жизнь.

О первой созданной игре

— Как ты попал на курсы по геймдеву?

— Я был подписан на много пабликов, посвящённых геймдеву. В один прекрасный момент я наткнулся на интенсив по геймдизайну от Skillbox. То, что я там узнал о положении дел в геймдеве, дало мне надежду. Я зарядился энергией и решил пойти на курсы.

— Ты говорил, что уже участвовал в разработке игры. Расскажешь?

— Это был недавний геймджем от Skillbox — недельный интенсив по производству игры. Они дали ТЗ, создали команду из желающих и наделили нас некоторой свободой. Из сорока команд до конца дошли пятнадцать-двадцать, потому что у всех были свои дела, а скорость разработки оказалась высокой.

Задание было в том, чтобы сделать гонку на двоих человек для ПК. В нашей команде были четверо: два геймдизайнера, причём коллега мне довольно опытный попался. Я отдал ему менеджмент, а на себя взял левел-дизайн и саунд-дизайн, подбирал все звуки для этой игры.

Это был классный опыт. В перспективе после прохождения курса по геймдизайну я планирую изучить хотя бы до среднего уровня какой-нибудь язык программирования. Тогда я буду считать себя хорошим специалистом. Но вообще, время не ждёт: в течение весны я буду раскидывать резюме в разные компании на позицию джуниора, так что, может, C# я освою уже на практике.

— Давай пофантазируем о твоей карьере геймдизайнера. Какой худший и какой лучший сценарии ты можешь себе представить?

— Худший сценарий выглядит так: брошу учёбу, не дойду до конца. А лучший — это, конечно, поработать в какой-нибудь крупной зарубежной компании, приложить руку к производству не просто каких-нибудь инди-игр, а именно чего-то большего. Например, поработать с новой частью Assassin’s Creed или с очередным дополнением к World of Warcraft. Но даже если я никуда не перееду, а останусь в России и буду создавать игры для мобильников, я вообще не расстроюсь. Потому что если хотя бы половина моей мечты сбудется, в принципе меня всё будет устраивать.

— Не думал, что если разработка игр будет занимать всё твоё рабочее время, ты не сможешь уже играть просто ради развлечения?

— Думал, боялся — и я не знаю, что буду делать в таком случае. Вопрос в том, как я буду себя при этом чувствовать. Если я буду расстраиваться, что мало играю, тогда придётся задуматься серьёзно. Возможно, потом у меня появятся дети, семья и мне будет вообще некогда играть. Вероятно, со временем создавать игры мне станет интереснее, чем их проходить.

О том, что общего у геймдева и спорта

— У тебя много других хобби. Судя по твоему инстаграму*, ты активно занимаешься спортом. Каким именно?

— Я бегаю, могу в качалку сходить и в принципе люблю спорт. Считаю, каждому человеку важно заниматься физической активностью и развивать своё тело.

— В своём инстаграме* ты писал, что голая мотивация не может заставить тебя заниматься спортом. Что такое для тебя мотивация?

— Это некий порыв, когда очень хочется чем-то заниматься, прямо горишь. Это сегодня есть, а завтра нет. У меня часто такое было, и я задался вопросом: как вообще чего-то добиваться, если потом всё равно захочется бросить?

В сложные моменты я говорю себе: «Костя, мы с тобой сегодня будем учиться не потому что ты хочешь, а потому что у тебя есть цель попасть в геймдев и зарабатывать там деньги». Я, конечно, не могу сказать, что окрыляюсь и бегу сдавать домашки, но всё равно делаю то, что нужно. То же самое и со спортом. Например, возьмём цель — похудеть.

— Тебе она близка?

— Да. Я всегда был толстячком, и у меня была мотивация скинуть вес. Но через две недели она всегда куда-то девалась, и я думал: «Да нафиг надо, я люблю пожрать, и вообще пойду-ка обниму кота». В итоге я понял, что это не вопрос мотивации, просто нужно улучшать своё отношение к спорту, постоянно развиваться, несмотря ни на что. И тогда мотивация не нужна, ты просто так живёшь.

— Как тебе удалось включить спорт в свою жизнь на постоянной основе, а не бросить сразу после похудения?

— Я нашёл команду единомышленников. Если ты просто приходишь в зал один, качаешься и уходишь с кислой миной — это не годится. Важно познакомиться с кем-то, пообщаться.

Мне в этом плане повезло: я ходил на тренировки от компании Reebok. Они организовывали до пандемии бесплатные занятия во многих городах, в том числе и у нас в Рязани. Там обычные ребята, не суперспортсмены. Мы вместе собирались, куда-то ездили и проводили классные тренировки. И такое окружение мне в тот момент очень помогло. С геймдевом точно так же: если бы я не входил в различные сообщества по созданию игр и не общался ни с кем, то моя мотивация давно бы отвалилась.

Бурый медведь, череп в шляпе и геймпад

— У тебя необычные тату. Что они собой представляют?

— В древности люди набивали татуировки не ради красоты, а потому что это что-то о них говорило. И во всех моих тату есть свой смысл. На груди бурый медведь — это моё тотемное животное. На спине череп в шляпе, в нём смысла нет, он перекрывает старый портак. На руке у меня дама, выполненная в стиле «олдскул». Ещё я думаю себе набить в ближайшем будущем геймпад: успел присмотреть много эскизов на эту тему.

— В СССР психотерапевты негативно относились к татуировкам. Что твои коллеги думают об этом сейчас?

— Мои коллеги говорят, что это непринятие себя. Мол, я не люблю своё тело таким, какое оно есть, и поэтому пытаюсь его разукрасить. Логика в их словах и в самом деле присутствует: ведь когда мы что-то не принимаем, мы хотим это изменить. Если мне не нравится моя работа, я её меняю, так же и с телом. Я сам, конечно, не вижу в тату ничего плохого. Но если люди забивают тело полностью, делают себе рога или прокалывают лицо, им действительно стоит задуматься, принимают ли они себя.

— Почему это не может быть просто самовыражением?

— Здесь я, как психотерапевт, вижу перекос. Возможно, конечно, не стоит таких людей трогать: лучше их взять и поддержать. Потому что если ты начнёшь с ними разбираться, то человек может просто не справиться и охренеть от того, что он с собой сделал. И назад уже ничего не вернёшь. Главная заповедь психологов и психотерапевтов — «Не навреди».