Что посмотреть и послушать об образовании: дискуссии и подкасты сентября

Что будет с высшим образованием

В мае стало известно, что российские вузы откажутся от Болонской системы и у нас будет своя национальная система высшего образования. Что принесут образованию и обществу эти изменения — обсудили в часовом выпуске Александр Асмолов и Евгений Коган.

Асмолов, с одной стороны, уверен: «Болонскую систему нельзя взять и снять, как пальто». С другой стороны, считает он, принятое решение всё-таки «увеличивает энтропию» в высшем образовании и усложняет вузам жизнь. Справятся лучше остальных и даже выиграют от перемен те, кто при любом законодательстве развивает свой университет.

Какими будут последствия реформы, по мнению Асмолова, зависит от того, удастся ли университетам создавать множество моделей образования, а не адаптироваться к принятым решениям одним стандартным образом.

Хорошим вариантом он считает, например, обсуждавшуюся последние несколько лет систему «2 + 2 + 2», потому что она обеспечивает гибкую траекторию развития.

А ещё, по мнению Асмолова, изменения в вузах пойдут на пользу среднему профобразованию — семьи станут чаще выбирать колледжи.

Среди других тем выпуска — вероятная судьба образовательных программ в области международных отношений, перспективы «антропологических» профессий (тьюторы, коучи, фасилитаторы) и проблемы детского чтения.

Читайте также:

Почему в России отменяют Болонскую систему

Как учить взрослых, чтобы им это было полезно

Что на самом деле мотивирует взрослых людей учиться и от каких факторов зависит успех обучения? В дискуссии участники искали ответы на эти и другие вопросы о смысле и значимости образования в современном мире.

С точки зрения Дениса Конанчука, директора департамента корпоративного обучения Московской школы управления «Сколково», интерес к обучению появляется тогда, когда есть потребность понять устройство мира и своё место в нём. Но в основном люди смотрят на обучение иначе — ищут в нём конкретные решения и советы, хотя зачастую полезнее быть «на стороне вопроса», то есть впитывать чужой опыт, признавая, что ответа прямо сейчас может не быть.

Евгения Рзаева из бюро «Розетка» рассказала о типичных препятствиях на пути эффективного обучения. Это, например, неудачный опыт формального образования, после которого мысль о любой учёбе вызывает отторжение. А когда заказчиком обучения выступает работодатель, его иллюзии о целевой аудитории могут сделать курс неэффективным.

Может быть, цифровые технологии могут ускорить обучение взрослых? Участники дискуссии с этим согласились, но подчеркнули, что цифра не решает всех проблем.

Кроме цифры, участники успели обсудить размытие границ между обучением и работой, а также образовательные проекты для подростков в регионах.

Читайте также:

«Революция в образовании отменяется»

Как и зачем университеты меняют свои бренды

На вебинаре о своей работе с брендами рассказали представители ВШЭ, МИСиС Томского государственного университета и Томского политеха, а общие правила брендирования озвучила эксперт в этой области Ольга Бакуменко.

Общая идея обсуждения такова: бренд отражает ценности и миссию вуза, и его изменение — сигнал внешней и внутренней аудитории о том, что в работе университета уже произошли какие-то изменения. То есть в норме ребрендинг университета выглядит так: сначала что-то меняется внутри вуза, а потом перемены отражаются в коммуникациях.

Например, новый бренд МИСиС показывает, что это давно не «институт стали и сплавов», а многопрофильный технологический университет.

Начать изменения бывает сложно: в том же МИСиС всерьёз занялись ребрендингом только по рекомендации экспертов программы «Приоритет-2030». А коммуникационную кампанию для своих студентов начали в новом учебном году — бюджет у неё невелик, так что максимальный охват можно обеспечить на встречах с группами первого курса.

Ещё на вебинаре представили примеры, когда вузам приходится расширять поле своих коммуникаций — например, развивать именно научный бренд.

Читайте также:

Какие маркетинговые решения привлекут студентов в магистратуру

Чем детский EdTech отличается от взрослого

Обычно авторы подкаста «Обучение между делом» из компании «Лабмедиа» беседуют с гостями о разных подходах и приёмах в обучении взрослых, прежде всего — в корпоративном сегменте. Выпуск с Еленой Краевской стал первым, в котором опытные в андрагогике педдизайнеры зашли на территорию детского EdTech.

Поговорили про общие задачи образовательных продуктов для детей — зачем они в принципе нужны, заменяют ли школьное обучение. Елена Краевская считает, что цифровые образовательные продукты могут стимулировать интерес к обучению, потому что цифра для многих детей — более привычная и по умолчанию более вовлекающая среда, чем школьная (хотя школа, безусловно, нужна детям как среда, в которой они тренируются жить).

При этом в разработке обучающих продуктов для детей гораздо выше риск, чем во «взрослом» EdTech, слишком увлечься геймификацией и потерять образовательные цели. В этом случае ребёнок не заинтересуется самими задачами, а будет выполнять их только затем, чтобы продвинуться в игре и получить виртуальные достижения.

Среди других тем выпуска — какой профессиональный опыт необходим, чтобы создавать детские образовательные продукты (если коротко, то учителя для такой работы подойдут, а вот авторы учебников — нет), чем отличается дизайн детских приложений и из скольких знаков может состоять задача для школьника.

Читайте также:

Любопытство vs лидерство: что мотивирует детей учиться

Почему студенты не пользуются возможностями для развития

Удивительное дело: даже в тех вузах, где студентами становятся исключительно высокобалльники и олимпиадники, преподаватели остаются ими недовольны. Может, это субъективные искажения преподавателей? Что говорят про образовательное поведение российских студентов научные исследования?

Директор Инобра ВШЭ Евгений Терентьев рассказал, что из исследований известно:

• большинство студентов время от времени нарушают учебную дисциплину (пропускают занятия, не готовятся к ним, списывают);
• только треть студентов на первом курсе готовы заниматься чем-то дополнительно к обязательной программе, и с каждым годом их доля снижается;
• во внеучебные активности вовлечено мало студентов, и в основном — в спортивные и культурные мероприятия, а не в полезную для развития гибких и профессиональных навыков проектную деятельность.

Получается парадокс: абитуриенты прикладывают очень много усилий и стараний, чтобы поступить, но в вузах ведут себя пассивно, не используют все доступные им возможности для развития. Исследователи ВШЭ предположили, что дело в моделях образовательного поведения российских студентов. Но у нас пока никто не изучал, какие именно модели образовательного поведения распространены среди студентов, почему они формируются и как можно их корректировать.

Выяснить это — цель нового большого исследовательского проекта, который начинают в ВШЭ. На семинаре авторы проекта рассказали, как он будет устроен.

А ещё на семинаре поговорили о возможных причинах, по которым студенты отворачиваются от университетов, — об инфраструктуре вузов, о качестве преподавания и других факторах.

Читайте также:

Как связаны внеучебная активность и успехи в учёбе

В чём причина ностальгии по советской школе и что в ней было хорошего

«Верните самое лучшее в мире советское образование!» — такой призыв можно услышать и от 70-летних, и от 30-летних. Какой на самом деле была советская школа и какова психологическая подоплёка ностальгии по ней?

Про это неформально поговорили (в том числе вспомнив своё школьное детство) завкафедрой психологии личности факультета психологии МГУ Александр Асмолов, заслуженный профессор НИУ ВШЭ Анатолий Каспржак, автор книги «Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло» Александр Милкус и директор школы «Класс-Центр» Сергей Казарновский.

Нет, вы не услышите здесь сплошную огульную критику — советская школа действительно была кое в чём хороша. Но, во-первых, её золотой век касался довольно небольшого и относительно свободного периода советской эпохи. Во-вторых, не последнюю роль в качестве того образования, как считает Анатолий Каспржак, сыграл тот парадокс, что в школу часто шли работать талантливые «лишенцы», которых не брали в НИИ, а вот учить детей им почему-то разрешалось.

В-третьих, если действительно вернуть сейчас все порядки старой школы, то современные родители, как пошутил Каспржак, не выдержали бы и трёх дней и явились бы с претензиями к директору, а потом дошли бы и до самого президента.

Но самое главное, что возвращение в ту модель уже в принципе невозможно. Дети уже другие, а мир снова не станет стабильным и предсказуемым, как раньше (именно об этом мы на самом деле подсознательно и мечтаем, когда требуем вернуть старую школу). «Мы уже оказались на другом корабле, в ином космическом пространстве», — резюмирует Александр Асмолов.

Читайте также:

«Раньше было лучше»: как ностальгия мифологизирует образование прошлого