Я недоволен тем готовым миром, который мне предлагают: интервью с художником Гошей Острецовым

Гоша Острецов — современный художник, с 1984 по 1986 год участвовал в проектах первого арт-сквота «Детский сад», с 1988 по 1998 год жил и работал во Франции, сотрудничал с дизайнерами Жан-Полем Готье и Жан-Шарлем де Кастельбажаком, а потом вернулся в Россию и стал активно выставляться в ведущих галереях.

Он представлял Россию на 53-й Венецианской биеннале в 2009 году, а в 2017-м открыл в Palazzo Nani Bernardo, в Венеции, свою персональную выставку I’ve been abducted hundreds of times! («Меня похищали уже сто раз!»).

Его работы хранятся в собраниях Государственной Третьяковской галереи (Москва), Государственного Русского музея (Санкт-Петербург), ГЦСИ (Москва), в частных коллекциях Фредерика Паулсена, Лоуренса Граффа, Романа Абрамовича, Симона де Пюри, Чарльза Саатчи и Фонда Марины Заблудовичь.

Сейчас Гоша открыл арт-лабораторию Haut Futur в торговом центре BoscoVesna. В пространстве собраны работы разных периодов жизни художника во всевозможных медиумах: мебель, живопись, рисунки, посуда, одежда, ковры. Это своеобразный кабинет редкостей. Главное, Гоша присутствует в пространстве сам, так что можно заглянуть к нему в гости, как в мастерскую художника.

Расспросили Гошу о проекте, преобразовании материи силами искусства и искусственном интеллекте.

— Как сейчас проходит работа над проектом?

— Я бываю в лаборатории, когда нахожусь в Москве. С утра делаю необходимые насущные семейные дела и тружусь в своей мастерской, а во второй половине дня приезжаю сюда работать и одновременно принимать людей. Ко мне приходят друзья-преподаватели со своими классами и группами, любители современного искусства, московские клубы коллекционеров. Мы беседуем, и я показываю экспозицию.

Кроме моих работ здесь одновременно будет выставка какого-то другого художника. Я выделил для этого стену и приглашу разных авторов. Я буду делать это в сотрудничестве с галереей Syntax. Мы проведём дискуссии, где я как пропагандист современного искусства попытаюсь объяснить его законы: в чём его необходимость, какие средства художники используют для достижения своей изобразительной цели.

— В аннотации к проекту вы говорите, что искусство — это одна из самых доступных форм терапии.

— Искусство отвечает афоризму «Познай самого себя». Это одна из форм философии, которую невозможно высказать, которую не нужно знать. При этом она работает на двух уровнях: на интеллектуальном и на эмоциональном, физическом. Найти дорожку от одного к другому очень важно. В этом, наверное, и заключается терапия.

— У вас есть арт-упражнение, от которого вам немедленно становится лучше?

— Я только этим и занимаюсь и не могу жить без этого. Любая рисовальная практика — это реализация идеи, которую я беру из нематериального пространства образов и перевожу во «вторую природу». Для меня это форма магии, в которой Бог даёт человеку возможность воплощать несуществующее.

Это удивительно, особенно в нашем мире готовых вещей. Вся индустрия работает на производство продуктов, которыми люди пользуются, не понимая, что могут их создать сами. Я не могу остановиться только на картине или графике, мне необходимо делать посуду, стулья, весь мир. Я недоволен тем готовым миром, который мне предлагают, мне нужно его изменить. Это и есть художественная практика.

Для меня нет разницы между столом, табуреткой, картиной или чашкой: всё это — части моего художественного процесса. Поскольку я не занимаюсь промышленным дизайном, всё, что я делаю, сугубо индивидуально, так же как и живописные работы.

— Какой у вас сейчас любимый материал?

— Я работаю почти со всеми материалами: дерево, пластмасса, металл. У меня нет предпочтений. Дерево — самое простое в работе. Когда я уезжаю в загородную мастерскую, я хожу в лес и работаю с природным материалом.

А так я работаю с фанерой, с железом, бумагой, папье-маше, силиконом, резиной, пластиком, бог знает с чем. Мне всё равно, главное — воплотить свою идею. Я вижу образ, и мне надо его реализовать.

— Вам важен контекст пространства, в котором вы делаете проект? Расскажите, как это было в Bosco Vesna.

— Это зависит от задачи. Иногда я хочу полностью изменить привычное пространство, чтобы попадающие в него люди его не узнали. В этом я вижу некоторую интригу. А когда люди приходят в пространство, которое они и так не знают, надо, напротив, создать какой-то образ.

Именно в Bosco Vesna у меня была задача создать творческую атмосферу художественной мастерской. Чтобы они попадали в закулисье художника, чтобы это была не просто галерея, где повешены картины и расставлен свет, а место, где происходит творческий процесс. Чтобы у посетителей возникало ощущение приобщения ко времени художника и времени, в котором создаётся работа.

Что это не просто магазин, а творческое пространство. Поэтому у нас есть стена, которая отделяет арт-лабораторию от торгового зала, есть шторы из дерева ели, которые я напилил и привёз из леса.

Для меня большой сюрприз и неожиданность, что это может происходить. Само создание этого пространства — курьёз по отношению к торговому центру в центре Москвы. Я сам — курьёз по отношению к тому месту, в котором нахожусь. Оно без меня не работает. Я — часть этого пространства. Я прихожу сюда и делаю свои проекты. Это не экспозиция, которую я сделал и ушёл, здесь важен контакт со зрителем.

— В чём уникальность этого пространства?

— Здесь собраны проекты из разных лет моей работы. Плюс здесь я показываю более-менее все медиа, в которых работаю: и мебель, и объекты, и одежду. Это место отражает мой мир, в котором я живу и работаю. Чтобы ко мне попасть, надо пройти через занавеску, через лес. Когда приходили театральщики, они сказали: «Мы как в зазеркалье попали».

Мы устаём от мира потребления. А возможность попасть в мир творчества, увидеть контраст между этими двумя позициями, консьюмеризмом и созиданием, — это основная концепция арт-лаборатории.

Каждый представленный проект — это отдельный законченный мир. Здесь есть работы из проектов про динозавров, про контакт с инопланетянами, про Баухаус, про лесное правительство, про то, как природа хочет стать человеком, про текучесть времени, танец со смертью, про то, как видеть мир вверх ногами, — и всё это уникальные, завершённые концепции.

Когда попадаешь в это пространство, видишь разнообразие тем, созданных одним человеком, и это производит впечатление универсального художника, работающего над совсем разными вещами. Поэтому лично я являюсь частью этого проекта. Мне нужно сюда приходить и работать, и разговаривать с посетителями, потому что без этого они ничего не поймут.

Это мой выход к людям со своеобразной проповедью о современном искусстве, преображающем мир через всевозможные формы: одежду, мебель, картину, графику, книгу. Любой объект в жизни человека — это проводник идеи. Когда мир наполняется идеями, становится очень интересно жить и понимать.

— Это пространство похоже на ваш реальный дом или мастерскую?

— Поскольку мои мастерские всё время переезжают, у меня нет представления об идеальном пространстве. Я работаю с тем, что у меня есть. Это абсолютно заново созданный мир, островок. Конечно, я не масштабирую и переношу свою настоящую мастерскую. Я создаю новые образы. Это самая адекватная концепция для этого проекта: мини-музей художника с живым творцом, который работает в этом выставочном пространстве и демонстрирует свой творческий процесс.

Мои идеи перетекают из одного проекта в другой. Каждый из них — это некая глава нового фантастического романа. Сейчас я работаю над темой искусственного интеллекта.

— Расскажите подробнее про искусственный интеллект?

— Я воспринимаю его как концепцию, как идею, а не как прикладное компьютерное медиа, с которым я могу работать. Я сам себе искусственный интеллект. Я взаимодействую с ним через анализ его действий и через иронию над ним, поскольку это последний страх человечества. Если раньше люди боялись Бога, потом дьявола, инопланетян, ядерного взрыва, врачей, то теперь они боятся искусственного интеллекта.

К ИИ-художникам я отношусь совершенно нормально. Каждый человек высказывается, как он может. Главное, чтобы была заложена интересная идея. У меня есть друзья, которые много работают с искусственным интеллектом, и у них получаются интересные вещи. А для меня это просто интересный опыт, не более того.

Это как работа с фотоаппаратом. Художник ставит некоторую задачу механизму, который производит изображение более или менее самостоятельно при коррекции человека. Это очень забавная игра. Но лично мне сейчас эти практики неинтересны, я пока вижу, что я могу сделать лучше. Когда я увижу, что искусственный интеллект делает что-то лучше, чем я, я признаю: ‎«Всё, слава богу, есть искусственный интеллект».

— Что вы имеете в виду, когда говорите: «Я сам себе искусственный интеллект»?

— Художники напрасно мнят, что они сами создатели своих творений. Другое дело, что автор одновременно и инструмент, и свидетель времени. Это и есть эксперимент. Искусственный интеллект работает с человеческим интеллектом, а художник работает с божественным интеллектом, пытается сам себя познать.

— С каким ещё инструментом или медиа вы бы себя сравнили?

— С роборукой.

— Почему?

— Потому что ты заложил программу, и роборука всё сделала. Хоть коробки переставляй, хоть картины рисуй. Это всеохватное приспособление. И я как художник — универсальный инструмент работы по программе, которую в меня вкладывают. Но поскольку я сам участвую в разработке этого кода, я не ручка, не карандаш, а роборука. Я не работал с ней, но видел, как она действует, и не стал её использовать. Я понял, что я сам как эта роборука. Тем более она одна, а у меня руки две.