Всё переплетено. Художница Лилия Луганская о том, как вещи вокруг становятся искусством

Выпускница фотошкол в Петербурге и Амстердаме Лилия Луганская работает на стыке фотографии и скульптуры. Простые предметы — зеркала, цветы — она превращает в филигранно выстроенные абстрактные инсталляции. О том, как поставить мультидисциплинарность на службу идее, Лилия рассказала Skillbox Media.

Лилия Луганская

Художница, в чьей практике фотография является ключевым медиумом. Финалистка и победительница международных конкурсов и автор двух фотокниг. Работы Лилии находятся в собраниях музеев и частных коллекциях в Нидерландах, Франции, Швейцарии, Великобритании и США. Живёт в Амстердаме.

---

Hortus: цветы не то, чем кажутся

— Как вы сами себя определяете как художника?

— Я себя позиционирую как мультидисциплинарную художницу — а дальше просто поясняю, что конкретно делаю. В последние годы я работала с фотографией, скульптурой, видео, инсталляциями, делала перформансы…

— А как происходит выбор медиума?

— Часто идея сама подсказывает медиум. Дело в том, что я больше ориентируюсь на тему, а не на средства. Думаю, это следствие моей учёбы в Академии Геррита Ритвельда на факультете фотографии. Нас учили концептуальному мышлению, генерации идей, а медиум всегда был вторичным.

Так или иначе, нужно связать то, что ты делаешь, с реальностью и дать понятную точку входа людям для того, чтобы они смогли пережить твоё искусство. Это должно быть что-то знакомое, то, с чем они как-то могут себя соотнести — визуально, по ощущениям или через воспоминания.

Поэтому мне интересно работать с бытовыми объектами, банальными, казалось бы, вещами, которые могут стать проводниками ко множеству интерпретаций. В моём проекте Hortus (с латинского «сад». — Ред.), к примеру, я говорю про растения: банальные, красивые, на них можно просто смотреть, но можно смотреть и на то, какое значение они имеют в истории, в религии, в разных культурах.

— Насколько я понимаю, упомянутый вами Hortus отсылает нас к Викторианской эпохе, где ботаника была одной из немногих дисциплин, доступных женщинам для изучения. Как родилась идея этого проекта?

— Начну издалека. Мы переехали в новый район, и я много гуляла по нему с собакой. Довольно однообразное занятие. В конце концов скука заставила меня обратить внимание на вещи вокруг. Я сфокусировалась на растениях. Начала задумываться: насколько рандомно они здесь растут? Их кто-то посадил или их принесло ветром? Потом начала фотографировать, раскручивать историю дальше. Какие вообще есть смыслы у этих растений? Как они называются? Что о них известно? Через ресёрч обнаружила language of flowers — «язык цветов», который был распространён в викторианской Англии. Считается, что им пользовались влюблённые, чтобы передавать друг другу сообщения с помощью букетов. Такая красивая легенда.

На самом деле language of flowers был не очень распространён, но книги с иллюстрациями растений были весьма популярными, как часть, скажем так, культуры coffee table books. Сперва в них печаталась поэзия про цветы, какие-то иллюстрации, но к концу XIX века начали появляться научные тексты. Примерно в это же время в университетах Лондона женщинам разрешили слушать курсы по ботанике. Эта дисциплина считалась простой, безобидной и несерьёзной. Так женщины с помощью ботаники смогли получить доступ к университетскому образованию, а затем постепенно расширить своё присутствие на другие факультеты и предметы.

В проекте Hortus соединились несколько интересующих меня тем: растения, которые меня окружали, альтернативный взгляд на бытовые предметы — фотокниги Викторианской эпохи — и то, как простые цветы и растения могут иметь несколько значений. Для этого проекта я сняла 12 натюрмортов: каждый месяц фотографировала растения, которые появлялись в моём районе. Можно было проследить, как сезоны сменяют друг друга, как визуально меняется природа и время идёт по кругу.

— Ваши работы хочется назвать женскими. Какую роль в вашей художественной практике играет то, что называют «женский опыт»?

— Очень часто получаю фидбэк на свои работы, что они очень женские, феминистские. Возможно, это так, я ведь женщина. Мне нравится, что эта связь видна, — это делает мои проекты живыми, в них есть какая-то аутентичность, очень для меня ценная.

«Исследование любви»: из какого сора растёт проект

— Какие темы вы видите как магистральные в вашей художественной практике?

— Почти все значимые мои проекты основаны на личном опыте. И я хочу продолжать работать со своим опытом, например эмиграции. С одной стороны, я русская, с другой, какая-то часть меня уже голландская. Тема идентичности волнует меня, но она волнует и многих других людей, а значит, я могу переложить свой опыт на какой-то универсальный язык, который, возможно, отзовётся в ком-то ещё… Перерабатывая свой опыт, перерабатываешь и опыт тех, кто переживал что-то схожее. Такая фиксация коллективного опыта через фиксацию своего собственного.

Для меня хорошее искусство — то, которое оставляет пространство для рефлексии или саморефлексии.

— Всегда первична идея, возникающая из личного опыта?

— Идея, как правило, вырастает из чего-то, что я замечаю в своём окружении, в жизни. Что-то визуальное, например. Либо из того, к чему я часто возвращаюсь в мыслях. Если мысли на какую-то тему не покидают меня довольно долго, значит, для меня в ней есть некая ценность. Я начинаю её раскручивать. Порой этот процесс доходит до практической реализации и получается проект.

Иногда всё начинается с накопленного материала — так было с моей фотокнигой Investigation of Love, «Исследование любви». При подготовке документов для вида на жительство в Голландии я собрала очень много писем своих друзей и родных, другие материалы, а когда начала их читать, меня захлестнуло очень интересное ощущение: будто у меня больше нет никакого privacy (приватность, неприкосновенность личной жизни. — Ред.). И я решила сделать об этом проект.

Получается, иногда первична идея, иногда — материал.

— Расскажите подробнее про работу над Investigation of Love.

— В общей сложности я работала над проектом три года. Мы с моим на тот момент бойфрендом, сейчас — мужем, решили податься на партнёрскую визу. Он голландец, я — русская, которая хочет продолжить свою карьеру и жизнь в Голландии. Чтобы пройти эту процедуру, нам нужно было собрать огромное количество документов, подтверждающих наши отношения. Были и очень странные анкеты с вопросами из серии: «Где и когда вы друг в друга влюбились? Поставьте дату, время и обозначьте географическую локацию». Забавная попытка встроить любовь в бюрократическую систему. Нужно было приложить совместные фотографии с отпуска, снятые желательно в разные времена года. Это позволило бы проследить наши отношения в ретроспективе. Нужны были письма от друзей и семьи, в которых они рассказывают о наших отношениях. Если всё это прочитать, то можно в целом восстановить весь наш совместный быт и личностные характеристики. Это одновременно и забавляет, и пугает. Ты отдаёшь на изучение незнакомым людям всю свою частную жизнь.

В общем, имея все эти материалы на руках, я начала думать, как я могу встроить их в свою художественную практику? В итоге родился проект, исследующий не только границы privacy, но и нашу любовь. Я сняла для проекта все объекты, касающиеся наших отношений, — например, вилки, домашний кактус, всего пятьсот четырнадцать, — соединила их с документами и фотографиями и собрала фотокнигу.

— Вы начинали как кинодокументалист. Этот опыт отображения реальности такой, какая она есть, был помехой или опорой в работе над художественным проектом?

— Я использовала методы из документального кино, чтобы сфокусироваться на том, что я называю investigating reality, исследование реальности.

В итоге получился такой микс. Investigation of Love, проект и книгу, я сконструировала таким образом, что они могут казаться одновременно и реальной историей, и вымышленной.

— В чём, по-вашему, причина возрастающей популярности автофикшен-проектов? Казалось бы, чем может заинтересовать личный опыт незнакомого человека…

— Действительно, эта фотокнига стала очень популярной. Во многом, думаю, это связано с тем, что в момент её выхода (2018 год. — Ред.) соцсети ещё не были до такой степени эксгибиционистскими. Плюс она апеллирует к базовым ценностям, которые во многих отзываются: любовь, отношения. Да и методология реализации проекта очень простая, использован понятный бытовой визуальный язык. Люди узнавали предметы, которыми пользуются сами, например вещи из той же IKEA. Книга личная и универсальная одновременно.

Интересно, что в какой-то момент проект вышел за пределы искусства: знаю, что несколько пар приобрели фотокнигу как гайдлайн по заполнению документов на партнёрскую визу. Это особый предмет моей гордости, что искусство смогло перейти в сферу практической помощи.

«Недостающее звено»: раскопки смыслов

— Если Investigation of Love — обращение к личному, то в проекте Missing Link, «Недостающее звено», вы обращаетесь уже к общественному наследию.

— Long story short (если коротко. — Ред.): ботанический сад Тромпенбург в Роттердаме пригласил меня сделать у них выставку, а в ответ я предложила сделать для них новый проект. Они согласились и выделили мне для работы маленькую каморку садовника. Там мы вместе с моей ассистенткой изучали наследие сада и сами стали немного садовниками.

Технически Тромпенбург даже не сад, а одна из самых больших коллекций деревьев в Голландии. Начала собирать коллекцию семья Ван Хой Смит: они ездили в экспедиции по всему миру и привозили живые экспонаты — растения. Постепенно сад так разросся, что стал публичным.

На месте сада когда-то было торфяное болото, которое засыпали землёй на полтора-два метра. Сегодня в этом тонком слое земли растут огромные вековые деревья. Не имея возможности уходить вглубь, корни всех деревьев переплетаются между собой, образуя сложную, закрытую экосистему. Но она искусственная. Это очень роднит сад с историей и природой самой Голландии. Большая часть страны — это территории, отбитые у моря. Высаженные на них леса, по сути, абсолютно artificial, искусственно созданные, как и сад Тромпенбург.

Используя растения, растущие в саду, и опираясь на архивные карты его территории, я создала семь фотографических триптихов и три скульптуры из зеркал в трёх ключевых частях сада. К скульптуре в своей практике я обращалась впервые.

Думаю, я первый художник, которому вообще разрешили использовать растения ботанического сада. Было единственное условие: публика не должна видеть, что мы это делаем. Мы с ассистенткой ходили по саду до его открытия и украдкой собирали материал для натюрмортов.

— Кажется, что смешение разных медиумов — это попытка деконструировать восприятие реальности, увидеть и показать другим какую-то скрытую её сторону. Насколько это верно?

— Это правда так. Однако в таком способе работы есть не только преимущества, но и сложности. Легче, когда есть один медиум и ты в нём работаешь. Это позволяет практике размеренно эволюционировать. Единственный момент — когда что-то становится для меня лёгким, мне скучно. Наверное, это и толкает меня на использование новых медиумов. Хорошо это или плохо, не знаю. Сейчас мне интересно работать со скульптурой, передавать идеи через 3D-объекты, которые я использую в коммерческих коллаборациях.

Каждый предмет в моих работах имеет для меня определённый смысл. Но зритель может цепляться взглядом за что-то и задумываться о своём. Сомневаюсь в возможности единственного верного восприятия или понимания произведений искусства. На восприятие влияют визуальный опыт и переживания зрителя. И разные точки входа в художественное произведение как раз обеспечивают вариативность его понимания. Мне нравится создавать пространство, где у человека есть возможность посмотреть на, возможно, банальные и простые предметы с другого ракурса, увидеть что-то своё или себя.

Именно поэтому я и люблю конструировать из материала свои системы и вселенные с определёнными правилами, комбинировать медиумы, работать с социально-историческим контекстом и бытовой визуальной составляющей. В этой многослойности есть пространство для каждого.

Читайте также:

Культура в цвете: советские семейные слайды