Зачем директору по развитию фармакологической лаборатории Agile: история Екатерины Максимовой

«Важно знать, что твоя работа делает мир лучше»: о карьере

— Екатерина, по образованию вы химик, но карьеру строите в управлении проектами. Как так вышло? Это был осознанный выбор?

— Скорее забавная история. В школе я мечтала стать медиком, увлекалась биологией, грезила поступить на биофак МГУ, но сразу после выпуска не прошла. Тогда подалась в следующем году — причём сразу на два направления, химию и биологию. Результаты по химии стали известны первыми: я решила не рисковать и принесла оригиналы — не хотелось откладывать получение высшего образования ещё на год. В медицину рассчитывала прийти окольным путём — так и вышло!

После МГУ защитила диссертацию — исследовала доставку генетического материала внутрь клеток. Было интересно, но мне не хватало так называемого social impact — подкреплённого фактами ощущения, что моя работа влияет на мир, делает его лучше. Да и перспективы в науке меня не прельщали: зарплаты небольшие, общения с людьми мало, результата своей работы ждать долго…

— И вы обратили внимание на коммерческие проекты?

— Да. Сперва занялась диагностикумами — наборами для быстрого выявления антител к инфекциям в биоматериале человека. Диагностикумы существуют давно, но только благодаря ковиду о них заговорили активно. А потом я попала в одну из крупнейших лабораторий России «Экзактэ Лабс», специализирующейся на клинических исследованиях. «Экзактэ» — от слова «точность». Здесь я и работаю последние пять лет.

— Клиническое исследование — это что-то из области фармакологии? Изучение и проверка лекарств?

— Да, перед выпуском на рынок все препараты обязательно тестируют на людях, добровольцах. Основное направление конкретно нашей компании — биоэквивалентность, то есть исследования препаратов-дженериков.

— А это что такое?

— Препараты бывают двух видов: инновационные (оригинальные, те, которых ещё не было), и дженерики (аналоги). Когда компания изобретает новое лекарство, она получает патент на оригинальную молекулу действующего вещества. Исключительные права на производство и продажу сохраняются в течение 20 лет.

Далее, когда срок патента истекает, другие фармакологические компании пробуют создать аналоги на основе того же действующего вещества. Они приносят свои препараты нам, мы проводим исследования и проверяем клиническую эффективность лекарства. Такие исследования называются биоэквивалентными — нам нужно узнать и показать, имеет ли один препарат те же свойства, что и другой.

— На какую должность в компании вы пришли?

— Менеджера по развитию. Я искала перспективные направления для нашей компании, прощупывала почву. Найдя подходящее направление — лабораторную диагностику, стала его развивать. Во время ковида темпы и масштабы возросли, направлению потребовался руководитель — им стала я. А потом меня повысили до директора по развитию.

— Работая в лаборатории, вы ощутили свою пользу для мира и окружающих? То, чего вам так не хватало в науке.

— Да! В период ковида диагностика была в авангарде борьбы с болезнью. Например, мы в «Экзактэ Лабс» изучали клеточный ответ на инфекции и вакцинацию: разбирались, почему на некоторых людей не действуют вакцины, почему их организм не вырабатывает антитела. Таких исследований в Москве вообще больше никто не делал — мы стали флагманом отрасли.

«Я не сижу в лаборатории в белом халате»: о задачах директора по развитию

— Поделитесь: чем именно занимается директор по развитию в компании, которая проводит клинические исследования?

— Пожалуй, главное — это общение. Я посещаю много отраслевых мероприятий, слежу за трендами, общаюсь с заказчиками, привожу новых клиентов, выстраиваю систему продаж, собираю обратную связь.

— То есть вы не сидите в белом халате в лаборатории? 🙂

— Иногда, конечно, сижу, но чаще этим занимаются мои коллеги. Я же много коммуницирую с людьми, особенно с клиентами. Именно в таких разговорах можно узнать то, к чему никогда не придёшь в лаборатории. Например, так у меня появилась идея развивать клиентский сервис компании — эта тема, кстати, и легла в основу моей дипломной работы на курсе.

— Какую проблему вы хотели решить таким образом?

— Дело в том, что из-за сложности наших услуг и наукоёмкости сферы в целом обсуждение технического задания с клиентом почти всегда растягивалось на долгий срок. Из-за специфичности рынка клинических исследований и его относительной молодости большинство коммуникационных процессов долгое время вообще не были отстроены. А между тем спрос рос быстро, иногда даже доходил до ажиотажа.

Было необходимо с нуля выстроить в компании стратегию и систему общения с клиентами и далее её поддерживать. Для начала я решила внедрить регламенты по процессу работы с клиентом, от первого контакта до продажи. Донести до всех коллег: наш доход зависит от клиентов, поэтому нужно учиться эффективно с ними коммуницировать.

— И для этого вам понадобились Agile-методики?

— Да, именно так. Сфера информационных технологий сейчас динамично развивается, хочется перенимать опыт у лучших. Производственным отраслям, таким как наша, полезно учиться у IT философии и методам работы с проектами. Ведь, по сути, каждое проводимое нами исследование — тот же проект, причём очень сложный.

— А что, в сфере клинических исследований работа строится иначе?

— Да, демократичное проектное управление — новшество для фармакологической сферы. Здесь ещё сильно наследие советских НИИ с чёткой вертикалью управления. Именно поэтому нам так важно научить всю команду высказываться, ставить и принимать задачи, оценивать их трудоёмкость и работать вместе.

«Все слышали, что слона нужно есть по кусочкам, но как именно и на какие части его делить — про это никто не рассказывает»

— Некоторые говорят, что в Agile-подходе нет ничего нового, мол, это просто переупаковка базовых навыков планирования в новые термины. Вы с этим согласны?

— Совсем нет. Возьмём тот же Scrum — это совершенно новая философия. Её главная мысль — не искать виноватых при неудачах, а собираться командой и вместе настраиваться на преодоление трудностей.

С английского scrum переводится как «схватка». Сам термин, кстати, пришёл из регби: помните, там команда собирается на поле, спортсмены берутся друг за друга, образуют подобие «черепахи», а затем борются за мяч? Так и в Scrum делается акцент на командной работе, умении поддерживать друг друга и вместе идти к решению задачи.

Или, например, итерационный подход — в его рамках мы можем делить задачи на маленькие подзадачи. Да, кажется, все слышали, что слона нужно есть по кусочкам, но как именно и на какие части его делить — про это никто не рассказывает, а вот Agile даёт конкретные методы. Гибкий подход позволяет легче подстраиваться под изменения.

— И правда. Выходит, Agile был и остаётся инновационным…

— Безусловно! Ещё вспомнила про крутую идею спринтов, которая впервые появилась именно в методологии Agile. Sprint — это «забег», короткий временной отрезок, обычно в две недели, в течение которого команда выполняет задачи по списку.

В рамках каждого спринта сначала мы всей командой планируем работу, затем, через неделю, актуализируем статусы задач и понимаем, где нужно поднажать, а в конце спринта проводим ретроспективу, чтобы обсудить, что вышло хорошо, а где были сложности. Всё это делает работу над проектами более прозрачной и динамичной.

— Вы уже несколько лет работаете в управлении проектами. Удалось ли сделать новые открытия на курсе, несмотря на приличный опыт?

— Да, причём их было немало. Одно из главных — методика оценки сложных задач. Ведь как принято: сначала сделаем то, что сильнее всего горит. В Agile иначе: сперва мы оценим, насколько задача сложная, сколько времени может уйти на её решение, каков её приоритет, и, исходя из этого, поставим в план. Это позволяет не тонуть в рутине и уделять время стратегически важным вещам.

Второе открытие — scrum meetings, ежедневные 15-минутные созвоны. Казалось бы, зачем? Что можно обсудить за 15 минут? Но такие встречи позволяют команде оставаться в тонусе, а руководителям — в курсе текущих процессов и их состояния. А ещё обязательно проводится ретроспектива после каждого двухнедельного спринта. Такой подход приучает команду нести ответственность за результат и своевременно искать решения проблем.

— Звучит вдохновляюще! А со сложностями сталкивались?

— Конечно, причём они были неожиданными. Например, пришлось освоить новый язык 🙂

Объясню: в IT-сообществах принято использовать множество американизмов, это отличительная особенность среды. Интересно, что зачастую их употребление безосновательно: для терминов вроде «таск», «консёрн», «продуктовый бэклог» есть прекрасные русские аналоги «задача», «опасение», «список задач по продукту». Но нет, они почему-то не подходят…

— В итоге вы свыклись? Стали сами использовать американизмы?

— Основные — приходится, всё-таки это язык сферы, а я переговорщик. Зачем лезть со своим уставом в чужой монастырь?

Читайте также:

Что такое Agile: методология, команда, оценка эффективности

«Теперь я и на свою жизнь могу посмотреть как на проект»

— Вы рассказали, что инструменты Agile легко применимы к вашим рабочим проектам и исследованиям. А используете ли вы эти же методики в личной жизни?

— Пожалуй, это и стало самым крутым итогом обучения — я поняла, как встроить гибкие методики в свои домашние дела. Часто в жизни мы даже не замечаем, насколько загружены: пытаемся втиснуть всё новые и новые задачи в забитый график, включаем силу воли, жертвуем сном и временем с близкими. Теперь, благодаря методикам Agile, я и на свою жизнь могу посмотреть как на проект, перестать мучить и перегружать себя.

— Я знаю, что у вас недавно родился ребёнок. Какие планы: хотите по полной насладиться декретом или скорее вернуться к рабочим задачам?

— А знаете, я уже насладилась декретом! Вскоре хочу вернуться к работе: вот только дождусь, когда малышу исполнится полгода. Мотивация проста: моя деятельность дарит мне чувство успеха, к тому же я нужна команде — это приятно знать. Пока буду работать из дома или в гибридном формате.

— Сейчас в мире всё так нестабильно. Волнуетесь о будущем?

— После курса, как ни странно, гораздо меньше. Раньше переживала чаще: всё-таки вся моя карьера завязана на довольно узкой области в фармакологии. Казалось, что карьерные возможности ограничены. Но теперь, после обучения, чувствую себя универсальным специалистом, ведь обладаю гибкими навыками построения процессов, применимыми в любой области. Это придаёт сил и уверенности в будущем.