Как советская власть отменила конкурс на поступление в вузы, а потом одумалась

Из этой статьи вы узнаете о том, как:

• после Октябрьской революции отменили все требования к поступающим в вузы, но из этого не вышло ничего хорошего;
• тогда советская власть придумала рабфаки;
• студентов стали отбирать не по способностям, а по социальному статусу, но против этого выступила Надежда Крупская;
• таланты и успеваемость снова стали иметь значение.

Как обстояли дела с поступлением в вузы до революции

В царской России получить высшее образование было задачей не из лёгких. Сословно это право не ограничивалось, поэтому среди студентов встречались даже представители крестьянства — но фактически это было очень редким исключением.

Главной преградой служил образовательный ценз: в России работали школы разного типа с сильно отличающимися программами обучения, а для поступления в университет требовалось сдать экзамены за курс самой продвинутой школы — классической мужской гимназии. Учитывая, что только там и в семинариях преподавали латынь, именно этот предмет часто становился камнем преткновения.

Получить нужный для поступления уровень образования могли немногие. Известно, что в 1915 году в стране работало всего 354 казённых и 46 частных классических мужских гимназий. Семинарий в 1913–1914 годах насчитывалось 57.

Кстати, государственные гимназии, как и частные, были платными. Домашних учителей тоже, разумеется, мог позволить себе не каждый. Женщин в университеты и вовсе не допускали. Точнее, с женским образованием была долгая и сложная история — мы рассказывали о ней подробно.

Конечно, кроме классических университетов, были ещё специализированные институты — политехнические, педагогические, сельскохозяйственные, медицинские. Но для поступления туда тоже требовался определённый уровень подготовки. Чтобы попасть в очень тогда популярные технические вузы, надо было иметь подготовку уровня реального училища (в стране их было 256 казённых и 41 частное) и выдержать большой конкурс. Но до революции не то что среднее, а даже начальное образование так и не стало в России обязательным.

Когда настала Октябрьская революция, к власти пришли большевики, всё резко изменилось.

Как в университеты пустили всех подряд

В марте 1918 года Народный комитет просвещения (Наркомпрос) начал работу над реформой образования. Её целью было, с одной стороны, покончить с былой элитарностью высшего образования, а с другой — создать новую интеллигенцию из студентов и будущих специалистов, лояльных режиму. Для этого нужно было дать возможность поступать в вузы рабочим и крестьянам.

Уже в августе того же года вступил в силу новый декрет Совета народных комиссаров, согласно которому вольнослушателем любого университета без каких бы то ни было вступительных испытаний мог стать любой гражданин старше 16 лет независимо от:

• пола,
• национальности,
• наличия свидетельства об окончании средней школы (то есть образования).

При этом вольнослушатели получили право со временем стать действующими слушателями, а уже произведённый по конкурсу аттестатов набор на первые курсы признавался недействительным.

Ещё декрет отменял плату за учёбу в университете: уже внесённые деньги за первое полугодие предписывалось вернуть. А студенты получили право выбирать и быть избранными в правление университета и даже давать отвод неугодным «старорежимным» профессорам.

Читайте также:

«Сволочь какая-то, а не наука! Дураки писали!», или Как матросы на офицеров учились

Почему из этого не вышло ничего хорошего

Казалось бы, прекрасная идея — дать широким и самым бедным слоям населения возможность получить высшее образование. Но на деле реформа обернулась проблемами.

После отмены вступительных испытаний и образовательного ценза университеты захлестнула волна абитуриентов. Этому способствовало ещё и то, что приём в вузы по указанию властей был открыт на протяжении всего 1918/1919 учебного года.

Рекордсменом стал физмат Московского университета — там число слушателей в этот год достигло 13 400. Для сравнения: в 1917 году во всех высших учебных заведениях России обучалось 135 тысяч человек.

Такая популярность столь сложного факультета объяснялась просто: на него подались те, кто хотел на самом деле попасть на медицинский, но не смог. Дело в том, что там всё-таки приём благоразумно ограничили. А в составе физмата действовал факультет естественных наук — он-то и стал целью «паломничества» в расчёте на то, что со временем получится перебраться на медфак.

Ещё пример: в 1917 году в Саратовском университете было 1072 студента, в 1918-м — 2250, а в 1919-м — уже 10 242!

Но главной проблемой стало то, что большинство новых слушателей попросту не могли осваивать новые знания. Многие были почти неграмотными.

Когда некоторые профессора решили всё же провести проверку знаний студентов, чтобы отсеять тех, кто учиться не мог, Наркомпрос запретил это делать. В ноябре 1918 года ведомство отменило все государственные экзамены, дипломы и свидетельства.

Читайте также:

Былое: «Никаких экзаменов для сознательных пролетариев-матросов не нужно»

Всё это, конечно, не могло продолжаться долго, и неподготовленные студенты стали отсеиваться естественным образом.

Тяжёлое экономическое положение в стране тоже вынуждало многих бросать учёбу. Времена были голодные, а огромная инфляция свела на нет всю материальную поддержку малообеспеченных студентов.

В итоге до конца в те годы доучивалось катастрофически мало студентов. Так, в 1925 году их доля от поступивших составила всего 10%.

Оставались в университете те, кто действительно мог заниматься, имея необходимую для этого школьную подготовку. А это были отнюдь не пролетарии. Для власти стало очевидно, что просто открыть двери вузов для всех желающих само по себе не может изменить социальный состав студенчества. Тогда придумали другие механизмы.

Что такое рабфаки и как они появились

Разумное предложение отправлять пролетариев, желающих учиться в вузах, сначала на подготовительные курсы, звучало ещё при разработке реформы. Но тогда его почему-то не поддержали. А вот когда идея свободного приёма в университеты провалилась, к этому предложению вернулись.

В начале 1919-го открыли первые рабочие факультеты — рабфаки. Здесь рабочие и крестьяне должны были получать необходимый минимум знаний, прежде чем переходить на обычные университетские факультеты. Срок этого подготовительного обучения сначала оптимистично определили в полгода, потом продлили до двух лет, позднее — и вовсе до четырёх.

Чаще всего рабфаки открывались непосредственно при вузах. Поступить туда могли только те, кто получил специальные удостоверения от фабричных комитетов или коммунистических ячеек. В «справке» указывалось, что предъявитель принадлежит к классу рабочих или крестьян, не эксплуатирует чужого труда и разделяет политическую программу советской власти.

Фактически это был аналог свидетельства благонадёжности, которое требовалось для поступления в университет при царе — только тогда молодым людям надо было доказывать, что они не состоят под надзором полиции, в частности, не имеют отношения к революционному движению.

Рабфаковцами могли стать молодые люди от 18 до 30 лет, имеющие не меньше трёх-шести лет стажа в зависимости от возраста: чем старше, тем больше.

Выпускники рабфаков имели право поступать дальше на обычные факультеты без экзаменов, для них резервировали определённое количество мест.

Учащиеся на рабфаках получали стипендии и красноармейские пайки, и если рабфак действовал при каком-то вузе, они пользовались там всеми правами студентов. Например, могли участвовать в выборах членов совета и правления вуза, использовать помещения и оборудование в учебных целях. Порой это приводило к конфликтам. Так, Всеволод Стратонов писал, что рабфаковцы силой занимали лучшие аудитории и иногда мешали вести занятия на основных факультетах.

К 1927–1928 годам в СССР действовало 147 рабочих факультетов, и учились там больше 49 тысяч человек, а к 1933-му — 926 и больше 352 тысяч соответственно. Рабфаки просуществовали до 1940 года.

Читайте также:

Былое: как революционное самолюбие послужило особой мотивацией к учёбе

Как студентов стали отбирать не по способностям, а по социальному статусу

Если рабфаки были чисто пролетарскими учебными заведениями, то обычные факультеты вузов пока ещё оставались полны представителей прежней, старорежимной интеллигенции. Она в основном приветствовала революцию, как падение царизма, но к приходу к власти большевиков отнеслась неоднозначно. Советская власть это понимала. Поэтому следующим шагом установили преимущественное право поступления в вузы для пролетариата, а потом и жёсткую фильтрацию.

В 1921 году ввели практику командирования: партийные, комсомольские и профсоюзные организации отправляли своих членов учиться. Командированные имели право первоочередного поступления, а отбирали их по классовому признаку. Единственное условие — они должны были иметь уровень подготовки школы второй ступени (бывшие старшие классы гимназий и реальных училищ) или рабфака.

В следующем году набор людей без «командировок» свели к минимуму, в некоторых вузах вообще закрыли. Наркомпрос стал распределять места в вузах строго между командирующими организациями — они-то и отбирали будущих студентов.

Наконец, постановление Политбюро «Об антисоветских группировках среди интеллигенции» от 8 июня 1922 года строго ограничило приём абитуриентов непролетарского происхождения. Более того, уже учившиеся студенты, которые попали в университет не по командировке, должны были пройти проверку на благонадёжность. Так началась фильтрация и прокатилась волна массовых отчислений.

В итоге происхождение абитуриента стало решающим фактором при поступлении, появилось гордое понятие «красного студента».

Чтобы попасть в вуз, некоторые представители «неправильных» классов шли работать на производство ради причисления к пролетариату и получения заветной командировки на учёбу.

Почему Крупская выступила против фильтрации студентов

Это новое неравенство вызвало неоднозначную реакцию даже в среде убеждённых коммунистов. На страницах газеты «Правда» схлестнулись руководительницы двух управлений Наркомпроса — известная чекистка Варвара Яковлева и Надежда Крупская.

Первая считала, что новый мир могут построить только рабочие и крестьяне, поэтому только их и стоит допускать к учёбе, а Крупская называла тотальную пролетаризацию вузов «дворянской политикой навыворот» и новой «классовой привилегией», что, по её мнению, противоречило самой идее революции.

Она выступала за гибкую политику: нужно делать всё, чтобы рабочие и крестьяне могли получить высшее образование, но при этом давать такую возможность и талантливым детям «нетрудовых элементов». Их ведь можно «перевоспитать», если правильно выстроить процесс, считала Крупская и приводила в пример Маркса, Энгельса и Ленина, которые стали пролетарскими вождями, несмотря на непролетарское происхождение. Кстати, сама Надежда Константиновна была из дворянской семьи.

В итоге Крупскую поддержали нарком просвещения Луначарский и Первая конференция ленинградского пролетарского студенчества.

Как таланты и успеваемость снова стали иметь значение

В 1923–1924 годах политика пролетаризации стала смягчаться: наравне с пролетариями право поступать в вузы на льготных условиях получили дети профессоров, преподавателей и прочих работников университетов, а также школ. Все эти категории лиц получили название «трудовой интеллигенции». Появилась категория мест для талантливых абитуриентов, независимо от их статуса. Пролетарское происхождение студентов приветствовалось, но уже не было таким обязательным. Если в 1922 году для членов профсоюзов, партии и комсомола в вузах выделили 85% мест, то в 1925-м — всего 45%.

В 1924–1925 годах Наркомпрос и советская пресса вообще стали утверждать, что пролетаризация в стране успешно завершилась. Но речь тут скорее шла о преодолении дореволюционных университетских и студенческих нравов, чем о социальном статусе учащихся.

Историки считают, что истинная причина ослабления политики жёсткой фильтрации абитуриентов по статусу заключалась в том, что советская власть столкнулась с сугубо практической проблемой — острой нехваткой специалистов. Продолжая отбирать студентов по классовому признаку, не удалось бы в короткие сроки подготовить необходимые государству профессиональные кадры.

Да и сама задача определения статуса абитуриентов оказалась не такой простой. Так, из около 7400 студентов Петроградского университета у 2200 не удалось установить происхождение. И даже на рабфаках, согласно отчёту завотдела рабочих факультетов Главпрофобра, 29% учащихся относились к «лицам неопределённых профессий», то есть не были ни рабочими, ни крестьянами. Случались и вовсе комичные казусы: сестёр милосердия могли записать как в «лица физического труда», так и в «нетрудовые элементы» — уж как повезёт.

В скором времени возродили и конкурсную систему поступления, так как мест стали выделять значительно меньше, чем профсоюзы и прочие органы выдавали командировок на учёбу (сказывалась нехватка у государства средств на содержание вузов). Теперь судьбу будущего студента решали вступительные экзамены. С 1925 года правила приёма ужесточились даже на рабфаках, а зачисленных после них первокурсников в вузах становилось всё меньше.

Так, система советского высшего образования за семь лет сделала полный круг: от тотальной отмены вступительного отбора до конкурса.

Но от пролетаризации, конечно, не отказались полностью. В конце двадцатых годов советское руководство реанимировало эту идею, стремясь довести количество пролетариев в вузах до 65%. Например, сыну великих поэтов Анны Ахматовой и Николая Гумилёва, будущему историку и философу Льву Гумилёву, в начале 1930-х не удалось поступить в вуз после школы из-за дворянского происхождения (к тому же его отец был расстрелян в 1921-м по обвинению в участии в контрреволюционном заговоре). И тогда он устроился работать сначала чернорабочим в Службe пути и тока, потом коллектором в Геологический комитет, поработал в составе нескольких геологических и археологических экспедиций — и спустя четыре года его приняли, наконец, в Ленинградский государственный университет.