Былое: как студенты-народники 150 лет назад тайные школы открывали
Отрывок из воспоминаний бывшей ученицы, которая готова была засиживаться допоздна на уроках физики в такой школе.
Изображение: Владимир Маковский «Вечеринка» / Wikimedia Commons / Ольга Скворцова / Skillbox Media
«В 72 году, по окончании 4-классного казённого училища, я случайно узнала, что студенты Новороссийского университета открыли бесплатную тайную школу для развития детей и юношества; что туда принимаются слушатели обоего пола и всех возрастов; что занятия там вечерние — от пяти до девяти часов вечера.
Я решила поступить в эту школу. Моя старшая сестра Софья Шехтер и подруги наши Софья Балабан и Вера Гассох поступили туда же.
В школе было пять групп-классов. В V и IV группе занимались приказчики и швеи, с ними младшие группы не имели общения; в III группе, куда приняты были сестра и Балабан (гимназистка IV класса), были взрослые девушки, более или менее развитые; во II группе, куда поместили меня и Гассох, были девочки от 12,5 до 14 лет с очень низким уровнем развития. Наконец, I группа состояла из малышей, которых обучали грамоте.
<…>
Инициаторы школы (студенты Богданов, Железняк) стремились к созданию нового типа школы в противовес существующим гимназиям. Главное внимание наши руководители обращали на общее умственное развитие, которое они стремились довести до такого уровня, при котором мы могли бы уже самостоятельно заниматься самообразованием.
Программа занятий была весьма разнообразная. Самые предметы проходились усиленным темпом. Нам преподавались физика, алгебра, геометрия, когда мы не знали ещё всех правил арифметики. Затем нас обучали русскому языку, французскому, немецкому, истории и географии.
Но центральным предметом считалось у нас чтение с объяснениями и беседами. Мы, учащиеся, называли эти беседы уроками рассуждения, и некоторых наших учителей мы часто просили о замене занятий по предмету уроками рассуждения.
<…>
Железняк занимался с нами по физике. Он принадлежал к тем педагогам, которые умеют вливать жизнь в самый сухой материал. Какая-нибудь «торричельева пустота» воспринимается нами как предмет юмора; устройство пневматического насоса производит на нас впечатление чего-то остроумного, интересного, мы радостно бросаемся к классной доске и начинаем чертить рисунок этой машины, повторяем перед Железняком всё только что услышанное.
Не только по формуле занимался с нами Ж. — он обучал нас критическому мышлению. Он внушал нам, что ко всякому явлению, ко всякому понятию следует подойти с вопросом «почему?», «зачем». И мы вполне использовали эту науку по отношению к нему самому. Самые разнообразные вопросы, научные, религиозные, обрядовые поднимали мы и на всё получали самое ясное, точное объяснение.
Он не жалел ни трудов, ни времени, и часто мы просиживали до 11 часов вечера. После чего толпой возвращались домой, весело, громко разговаривая, забывая, что мы ученицы тайной, конспиративной (как мы её называли) школы».
Источник: Шехтер Анастасия. Из далёкого прошлого, из доклада в заседании Архивной комиссии в Одессе / Сборник. Историко-революционный вестник, № 5. — Москва: Изд. Общ-ва политкаторжан и ссыльно-поселенцев, 1923 г. Место хранения оригинала: РГПУ им. А. И. Герцена, электронная версия — Президентская библиотека имени Б. Н. Ельцина.
Контекст
Это воспоминания о школе, которая тайно работала в Одессе в 1872–1874 годах. Её организаторы в дальнейшем приняли участие в революционном движении, поэтому воспоминания вышли в тематическом сборнике 1923 года.
Одно из явлений народничества второй половины XIX века — открытие на общественных началах бесплатных школ. Прежде всего это делалось, чтобы учить представителей низших сословий, которые тогда в большинстве своём были неграмотными (неслучайно в этом отрывке упоминается класс приказчиков и швей, а также класс «малышей» — скорее всего, это были дети бедноты).
Второй целью этих школ было «правильное» просвещение молодёжи — то есть такое, какое считали идеологически полезным сами народники. В школы принимали и тех, кто уже получал образование в училищах и гимназиях или даже окончил их. Молодые люди шли учиться параллельно во вторую школу либо из любопытства, либо чтобы подтянуть знания, если были в своих гимназиях и училищах не слишком успешны.
Занятия в этих школах были бесплатными (в отличие от государственных учебных заведений), и учителя-народники работали там тоже без жалованья — как волонтёры-энтузиасты. Правда, как правило, учителя надолго не задерживались (они и сами часто были студентами). Существовали эти школы на частные пожертвования. Занятия проходили в основном по воскресеньям или в будни по вечерам. Мы рассказывали о подобной школе, открытой легально в 1889 году в Тамбове, — в ней учились и дети, и взрослые.
Открыть такую школу легально было сложно — для этого требовалось разрешение властей, но чиновники относились к подобным заявкам с пристрастием, потому что прекрасно понимали, что там станут не только учить грамотности, но и заниматься революционной агитацией. К тому же официально допустимая образовательная программа в этих народнических школах была сильно ограничена — попечители учебных округов контролировали, чтобы там не преподавали ничего сверх чтения, письма, математики и Закона Божия.
Школа, о которой вспоминала Анастасия Шехтер, работала нелегально, по всей видимости, именно потому, что получить разрешение на её реальную образовательную программу было невозможно. Здесь преподавали и историю, и географию, и даже политическую экономию (которую юные ученицы, по словам Шехтер, правда, не очень понимали). Кроме того, основатели наверняка не хотели привлекать к себе внимание властей.
Как вспоминала автор этих мемуаров, уже на второй год существования школы начался упадок: учителей стало мало, да и те пропускали уроки, перестало хватать денег на оплату помещения и света. Какое-то время один из учителей стал проводить занятия у себя дома и сам вёл все предметы, но потом и это прекратилось. Истинную же причину закрытия школы автор видела в том, что в 1874 году стало особенно сильно разрастаться революционное народническое движение, и активистам, которые преподавали в этой тайной школе, стало попросту не до занятий — они переключились на другие дела.
Хотя Анастасия Шехтер писала, что сохранила тёплые чувства к учителям, она честно дала и критическую оценку занятиям в той школе: «Наш ум не развивался планомерно, наши знания не были систематическими, мы часто усваивали понятия без должного понимания их. <…> Не могу считать нормальным и то психологическое возбуждение, которое оказывала на нас школа, стремление к знанию как будто уходило на второй план. Слишком рано возникала в нас потребность в общественной деятельности, и наша живая сила превращалась в мечты, фантазии».