21 июн 2021
0

«Академическое мошенничество распространено во всём мире, и оно усиливается»

Поговорили с исследовательницей проблемы списывания и плагиата среди студентов Евгенией Шмелевой о причинах этого явления и мерах борьбы с ним.

Екатерина Ерохина

Обозреватель Skillbox Media. Магистр по научной коммуникации, интересуется социологией науки, историей и будущим образования.

Евгения Шмелева

Социолог, научный сотрудник Центра социологии высшего образования Института образования Высшей школы экономики. Изучает академическое мошенничество около восьми лет (со времён учёбы в бакалавриате). В мае этого года Евгения защитила кандидатскую диссертацию в области наук об образовании на тему «Академическое мошенничество среди студентов российских вузов: масштаб и факторы». Работа основана на серии исследований, в ходе которых в опросах приняли участие в общей сложности 2 040 преподавателей и 21 622 студента более 100 российских вузов.

Основные выводы исследования:

От четверти до половины студентов сообщили, что списывают и (или) используют некорректные заимствования из чужих работ.
Более половины преподавателей относятся к списыванию и плагиату в учебных работах терпимо: снижают оценки, делают замечания или не реагируют вовсе.
По мере обучения более терпимыми к этим практикам становятся даже те студенты, которые поначалу относились к ним негативно.
Обстановка в вузах не мотивирует учиться добросовестно.

В интервью мы обсудили:

наказывает ли списывающий или покупающий рефераты студент сам себя;
почему вузам придётся озаботиться проблемой списывания и плагиата;
как в исследовании посчитали списывающих;
кто оказался к списыванию терпимее — слабые или сильные студенты;
как можно бороться с академическим мошенничеством.

Зачем исследовать академическое мошенничество

— Чем вас привлекла тема академического мошенничества и так надолго удержала?

— Попалась она мне случайно. Учась на втором курсе, я начала работать в Институте образования лаборантом. Мне поручили написать фрагмент обзора литературы для одного отчёта. Можно было выбрать из нескольких доступных тем, и я взяла академическое мошенничество — это показалось мне интересным.

Долгое время я занималась этой темой по инерции, просто изучала то, что мне давалось. У меня был доступ к очень хорошим данным: я участвовала в разработке инструментов, с помощью которых они собирались, и во многом исследование сложилось благодаря им. При этом никакого прикольного исследовательского вопроса, который бы меня драйвил продолжать и погружаться дальше, не было.

Но в какой-то момент я наткнулась на статью, которая помогла увидеть огромную глубину в теме. Автор указывал, что большинство исследований академического мошенничества исходят из представления, что списывание и плагиат — это однозначно плохо. Они пытаются ответить на вопрос, как эти практики победить, фокусируясь на их неэтичности, то есть занимают не нейтральную позицию к изучаемому явлению.

А автор этой статьи предлагал рассматривать списывание и плагиат как рациональные практики копирования, оправданные в образовательной среде, которая заточена на запоминание и воспроизводство авторитетного знания.

Внутренняя борьба между исследовательским нейтральным отношением и пониманием, что распространение академического мошенничества всё-таки имеет реальные последствия для системы высшего образования, меня и драйвила. Но в диссертации я не могла поставить эти вопросы, потому что данных для ответов не было.

— В диссертации вы всё-таки рассматриваете списывание и плагиат как явления, с которыми надо бороться. В чём их проблема, к каким последствиям они приводят?

— Да, я всё-таки склонна считать, что распространённость списывания и плагиата в высшем образовании — это плохо. Люди верят, что в университете происходит что-то такое: приращивание навыков, качественная подготовка выпускников, которые готовы выйти на рынок труда и развивать экономику.

А на деле во многих местах происходит какая-то профанация, имитация учебной деятельности. И странно относиться к такой имитации, в которую к тому же государство вкладывает деньги налогоплательщиков, как к чему-то нормальному.

— Не кажется ли вам, что если списывание не носит массового характера, то в нём нет большой проблемы? По идее, студент, который всё время списывает и ничего не знает, в итоге сам себя накажет: будет плохим профессионалом, не получит никакой выгоды от своего образования.

— С одной стороны, кажется, что так и есть. Существует расхожее представление, что списывание — проблема того, кто списывает.

Но с другой стороны, мы можем рассмотреть списывание и плагиат в университете как способ адаптации к среде. Тот, кто списывает, удачно приспособился. А университет находится не в вакууме. В России очень высокий уровень бытовой коррупции, люди постоянно сталкиваются с ней и вынуждены мысленно оправдывать своё участие, чтобы не упрекать себя, поддерживать позитивный образ самого себя. И те выпускники, которые прибегали к плагиату в университете, в этом смысле могут быть больше готовы к жизни за его пределами. Не очень понятно, правда, как проверить это рассуждение надёжно.

Можно представить ситуацию, когда те, кто выучился в университете за счёт списывания и плагиата, действительно страдают потом от последствий. Так и должно происходить в востребованных профессиях, по которым сложился конкурентный рынок труда, где успех зависит от качества учебной подготовки. Но если так не происходит, возможно, распространённость академического мошенничества означает, что с рынками труда по разным специальностям что-то не так.

— Можно ли назвать последствием массового списывания девальвацию высшего образования? Ведь если студенты по 4–6 лет не учатся толком, возникает вопрос, зачем вообще нужны такие университеты.

— Да, происходит девальвация высшего образования в общественном сознании. Но не нужно забывать о том, что университеты не только производят кадры, но и играют другие важные роли. В университете складываются дружеские связи, которые сохраняются в последующей жизни и могут играть большую роль в успехе людей, чем навыки. Например, такие связи могут формироваться в разных внеучебных активностях, клубах по интересам. Университеты помогают развивать регионы, притягивают в них молодёжь и делают ещё много всего важного. Кроме того, наличие высшего образования всё ещё приносит свою отдачу в виде более высоких зарплат, судя по последним исследованиям.

Но мне кажется, рано или поздно вузам придётся озаботиться проблемой академического мошенничества на более серьёзном уровне. Им необходимо как-то гарантировать поступающим, что они дают настоящее образование. Как университеты с этим справятся, я пока не знаю. Возможно, исследования, которые мы с коллегами сейчас инициируем, впоследствии помогут им найти эффективные решения.

Как посчитали списывающих

— Почему вы выбрали для исследования именно списывание и плагиат? Ведь есть и другие варианты нечестного поведения в учебной среде.

— Они действительно есть. Может быть фальсификация документов, сдача, например, поддельных справок для освобождения от занятий, подлог, кооперативное выполнение заданий, которые требовалось сделать самостоятельно.

Изначально в наших опросах мы спрашивали про разные типы академического мошенничества. Но иные варианты кроме списывания и плагиата отмечали в ответах очень немногие. Их было так мало, что сложно выделить свойственные этим людям характеристики. А о плагиате и списывании в разных формах — мы выделяли заимствование идей без ссылки на источник, фрагментов текстов без цитирования, покупку выполненной на заказ работы и так далее — сообщало большое число студентов. Это даёт наполненность, которая нужна, чтобы суметь различить людей по их характеристикам.

— А о каких характеристиках студентов вы говорите? Это пол, возраст, специальность?

— Это тоже оценивается, но в наших исследованиях фигурируют другие характеристики. Даже если существуют закономерности, связанные, например, с полом, их никак особо не используешь. Допустим, мы знаем, что юноши чаще прибегают к плагиату, и что с того? Мы выделяем характеристики, на которые можно повлиять в образовательной среде, чтобы снизить распространённость академического мошенничества. Например, строгость реакций преподавателей на плагиат и списывание; воспринимаемая студентами вероятность быть обнаруженным во время списывания; воспринимаемая вероятность, что работу проверят на плагиат; наличие в вузе правил проверки студенческих работ на наличие плагиата.

— Сложно ли собрать данные по теме, где респонденты должны признаваться в своём нечестном поведении?

— Когда мы спрашиваем о том, как часто респондент прибегал к нечестным практикам, возникают две проблемы. Первая — это социальная желательность, то есть склонность людей отвечать так, чтобы предстать в хорошем свете. Вторая — забывание. Человек может просто не помнить точно, что он делал и видел в предыдущие месяцы.

Но проблема социальной желательности, возможно, не такая уж выраженная в России. Одно сравнительное исследование показывает, что не такой большой процент студентов считают списывание и плагиат неэтичными в сравнении с другими странами. Для многих вполне нормально про это рассказать.

Источник данных: Grimes, Paul W. 2004. «Dishonesty in Academics and Business: a Cross-Cultural Evaluation of Student Attitudes». Journal of Business Ethics 49 (3)

Тем не менее мы попытались снять эту проблему. У нас были вопросы не только прямые (о том, как часто респондент прибегал к таким практикам) и не только о поведении других (студенты обычно завышают долю списывающих одногруппников, чтобы оправдать своё списывание). Мы ещё спрашивали, как, по мнению студента, стоит поступить преподавателю, который поймал кого-то на списывании или плагиате. Этот вопрос как будто не касается напрямую респондента, но по ответу можно сделать косвенные выводы. Если студент считает, что наказывать за списывание не нужно, достаточно строгого замечания, можно предположить, что он рассчитывает, что и сам может оказаться в такой ситуации. И ему не хотелось бы, чтобы это строго наказывалось.

В итоге оказалось, что очень большой процент студентов относятся к списыванию терпимо. И преподаватели с ними солидарны. Проблема списывания и плагиата в том, что, по сути, наблюдается договор о невовлечённости: студенты не предъявляют высоких требований к преподавателю, а он закрывает глаза на списывание.

— Один из выводов вашего исследования состоит в том, что от четверти до половины всех российских студентов списывают и сдают чужие работы. Насколько вы уверены в этих данных?

— Может быть недооценка из-за обеих проблем с опросными данными — люди забывают, к каким практикам они прибегали, и дают социально желательные ответы. Плюс какие-то действия человек может не классифицировать как списывание или плагиат. Например, у нас был подвопрос, как часто студент списывал у другого учащегося. Если я повернулся и подсмотрел — это считается списыванием или нет? Люди могут думать на этот счёт по-разному. Мы старались объяснять, что имеется в виду, насколько могли. Но полностью нельзя исключать, что в результатах есть «шум» просто из-за разного понимания слов. Поэтому, скорее всего, проценты занижены.

— Четверть или половина списывающих российских студентов — это много или мало, если сравнивать с ситуацией в других странах?

— Не могу напрямую сопоставить эти данные с недавними зарубежными исследованиями, так как у них различаются формулировки и подходы. Но можно посмотреть на более ранние работы.

Получается, что в России академическое мошенничество распространено меньше, чем в США, а по сравнению с Китаем — примерно на том же уровне или немного выше.

Источники данных: McCabe, Donald L. 2005. «Cheating among college and university students: A North American perspective». International Journal for Educational Integrity 1 (1);
Ma, Y., McCabe, D.L. & Liu, R., 2013. «Students’ Academic Cheating in Chinese Universities: Prevalence, Influencing Factors, and Proposed Action». Journal of Academic Ethics 11 (3);
Исследовательский проект «Траектории и опыт студентов университетов России, участвующих в программе «5:100», 2015 г.

Тут ещё важно учесть, что моя работа — исследование в макромасштабе, то есть очень крупными «мазками». Его важно было сделать, но дальше нужно спускаться на несколько уровней ниже и смотреть, что происходит со списыванием в рамках конкретных дисциплин. Я уверена, что есть дисциплины, на которых большинство студентов не списывают. И есть курсы, где это «нормальный» способ получить оценку. На этом детализированном уровне мы увидим значительно больше вариаций.

Кто оказался терпимее к списыванию

— Какие находки в процессе исследования больше всего удивили вас?

— Удивило, что среди студентов с наиболее высоким уровнем подготовки до поступления — мы смотрели на баллы ЕГЭ по математике — по сравнению с другими группами оказалось значительно больше тех, кто в процессе обучения становится терпимым к списыванию и плагиату.

Изначально казалось, что всё должно быть наоборот: тем, кто поступает в университет с трудом, с пороговыми баллами, и учиться сложнее, поэтому логично предположить, что они будут использовать свои навыки списывания и плагиата и оправдывать это. Но оказалось, что топовые студенты заметнее всего меняют своё отношение, становятся более терпимыми. Профессор ВШЭ Светлана Барсукова на моей защите сказала, что для неё это неудивительно: самые способные студенты лучше всего приспосабливаются к среде. Но чтобы это прояснить, нужно отдельное исследование.

Ещё один интересный момент в том, что подавляющее большинство студентов — 75% — выпускаются с тем же отношением к академическому мошенничеству, с каким пришли. В университете, как мы всегда предполагаем, должно происходить развитие, в том числе этическое. Но по отношению к списыванию этого, похоже, не происходит.

Возможно, списывание и плагиат вообще не воспринимаются как моральные дилеммы. Это просто такой способ существования в любой системе, где надо исхитриться, чтобы получить результат.

Можно ли победить в борьбе с плагиатом и списыванием

— Как вы считаете, не повлиял ли на распространённость академического мошенничества ЕГЭ? Он до сих пор воспринимается как навязанное извне испытание. И в каких-то случаях учителя сами могут подучивать школьников, как списать на ЕГЭ, вместо того чтобы пресекать получение таких «навыков».

— Тут я не эксперт, но насколько помню, мы списывали задолго до того, как перед нами встала проблема сдать ЕГЭ. Мне кажется, списывание и плагиат в школе возникают естественным путём: хочется веселиться, отдыхать, с друзьями гулять. У тебя должны быть очень серьёзные стимулы, чтобы честно учиться. И я бы не сказала, что на эту ситуацию как-то повлиял ЕГЭ. Понятно, что его ругают очень за многое, но он играет и важную роль: одна из его функций изначально была в том, чтобы уравнять шансы людей на высшее образование, и он, я думаю, с ней справляется.

Важно понимать, что списывание и плагиат — очень ситуативные вещи. Дело не в студентах, которые приходят из школы — важны условия, в которые они попадают. Есть ли возможность списать, какие выгоды несёт эта практика, насколько высоки издержки.

У нас имелись данные, например, которые позволяли сравнивать распространённость списывания и плагиата в некоторых университетах в 2014 году. И Вышка здорово смотрелась на фоне других университетов, вероятно, потому что у нас ведётся публичная работа по борьбе с академическим мошенничеством. У нас даже публиковались регулярные новости, что студентов отчислили за какое-то нарушение, чтобы все об этом знали и осознавали последствия. Сейчас я не сторонник жёстких мер, на самом деле. Но этот пример показывает, что в вузах, где есть публичные меры против академического мошенничества, оно встречается реже.

— Как преподаватель может предотвратить списывание и плагиат на своём курсе? И если есть такие способы, то почему их не используют повсеместно?

— Академическое мошенничество распространено во всём мире, и оно усиливается. И мне кажется, единственный способ с этим бороться — создавать такие условия обучения, в которых списать невозможно или сложно. Невозможно не потому, что в тюрьму посадят, а потому что это бессмысленно, от студента ожидается выполнение такого задания, в котором списывание и плагиат никак не помогут.

Первое, что приходит в голову, — экзамены, на которых студенты могут использовать любые материалы. Но трудно сказать, как это может работать на технических или естественно-научных программах. Вообще, судить о мерах сложно, пока мы не разберёмся в различиях между академическим мошенничеством в разных дисциплинах. Например, среди программистов считается вполне нормальным делиться своим кодом, не присваивать его как интеллектуальную собственность и использовать чужой код в своих программах. В разных дисциплинах свои нормы.

Одна из возможных мер — проектная работа, причём поэтапная в течение всего курса, для оценки которой применяется формирующее оценивание. В этом случае важны несколько итераций, и прогресс каждого студента преподаватель может отслеживать по чек-пойнтам. Такую проектную работу тоже можно заказать другому человеку, но это сложнее, чем купить курсовую. Придётся заказывать несколько раз, на разных стадиях от плана до финала.

Есть ещё одна сложность. Часто вижу исследования о китайских студентах, которыми недовольны в западных вузах, потому что они списывают друг у друга, вместе делают индивидуальные задания и не понимают, «а что тут такого» — это же взаимопомощь в группе. Возможно, у нас похожая история. Тогда нужно использовать эту склонность к сотрудничеству на благо — делать общие проекты. Но при этом придётся отслеживать вклад каждого человека, чтобы не было рассеянной ответственности, когда один делает всё, а остальные расслабляются.

— Такие меры, наверное, создали бы дополнительную нагрузку на преподавателей?

— Конечно. Это требует большой креативности, сил и внимания — создать задания, которые нельзя списать, вести их так, чтобы отслеживать прогресс, проверять по ясным для студентов критериям. Возможно, не всем преподавателям это нужно, не для всех преподавание так значимо. Чтобы говорить уверенно, важно изучить, как преподаватели относятся к академическому мошенничеству и как понимают свою роль в его предотвращении.

Сейчас мы как раз начинаем с одним из магистрантов Института образования Егором Сагитовым исследование, в котором попытаемся заглянуть в аргументацию преподавателей и выяснить, как они объясняют свой выбор реакции на нечестное поведение студентов. Предыдущие исследования об отсеве учащихся показали, что преподаватели склонны занимать обвинительную позицию. Они не берут на себя ответственность за вовлечённость студентов, за стимулирование их активности и мотивации. В отношении списывания мы можем найти что-то подобное.

— А какие меры борьбы с академическим мошенничеством обычно применяют в зарубежных университетах?

— У меня нет опыта обучения в зарубежных университетах, но, судя по статьям, таких мер довольно много. В целом это должен быть комплекс решений.

Один из зарубежных исследователей академического мошенничества Джейсон Стивенс для выделения мер опирается на теорию подталкивания (Р. Талер, К. Санстейн), которая обращает внимание на формирование контекста, архитектуры выбора. Он рассматривает три направления мер. Первое — усиление видимости и значимости академической этики. Нужно активно рассказывать о недопустимости списывания и плагиата, фиксировать это в учебных программах и этических кодексах, знакомить с ними преподавателей и студентов.

Второе направление — обеспечение условий для усвоения норм академической этики по умолчанию. Сразу после поступления, в начале адаптации, нужно давать студентам информацию о том, что такое академическое мошенничество, почему это недопустимо и как этого избежать. То есть сразу сообщать и о правилах игры, и о том, как им следовать, — как правильно цитировать чужие работы в своих и так далее. Важно обучать и преподавателей. Если они принимают правила и регламенты, они больше готовы идти по ним.

Третье направление — закрепление индивидуальной приверженности этим правилам и личной ответственности. Например, можно сделать так, чтобы студенты периодически подписывали документы о правилах этичного поведения, подтверждая, что ознакомлены с ними и обязуются их не нарушать. И ещё возможны поощрения для тех, кто честен и, например, справляется с заданиями раньше дедлайна.

В целом мер в мире реализуется очень много, есть большой простор для экспериментов. Начать можно с каких-то небольших вводных микрокурсов для первокурсника, чтобы поставить академическое мошенничество в поле этической дилеммы. Мне кажется, важно объяснить, какие у этого есть реальные последствия для других. Часто люди обосновывают такое поведение его безвредностью для других — ведь вроде бы никому не плохо от того, что один студент сдаст экзамен нечестным путём. Поэтому важно донести, что систематические нарушения наносят ущерб всей системе.

В этом, кстати, одна из проблем академических этических кодексов: они декларируют ценность, но не объясняют, в чём её важность. Например, у нас в Вышке есть вводный курс, который знакомит студентов с тем, что можно и нельзя делать в университете, помогает им адаптироваться. Академическое мошенничество он запрещает, но причины этого не объясняет. Студент и со школы знал, что списывать как бы нельзя, на курсе ещё раз это услышал — но по-прежнему не понимает, почему нельзя-то.

— Как вы считаете, заинтересованы ли российские вузы в подобных мерах?

— Мне кажется, да. Вузы участвуют в наших исследованиях про академическое мошенничество, им это интересно, они не боятся раскрывать такую информацию, не закрывают на неё глаза.

Проблема, кажется, стала более публичной — уже то, что мы с вами об этом разговариваем, это показывает. И, возможно, когда-то в Минобрнауки её поднимут остро, начнут искать системные решения.

Может, движение начнётся снизу: для вузов борьба с академическим мошенничеством станет способом набрать очки в борьбе за ресурсы. Но государственная поддержка всё равно нужна, чтобы это ценилось и действительно давало преимущества.

Читайте также: