«Свояси» — о чём эта выставка и почему она поднимает серьёзную дискуссию

Свояси: путь современного русского искусства

Под таким слоганом в марте 2025 года открылась выставка в Государственном историческом музее, а экспликация пояснила:

Ожидание: некое структурированное пространство, где в рамках образа крестьянской избы мы встретим новые интерпретации. Казалось, будет много христианского искусства, потому что крестьянская изба — это не только место компактного проживания (семеро по лавкам), но и обрядовое место, связанное с церковью, сезонными праздниками и сюжетами, о которых писал ещё Владимир Пропп.

Реальность: прямо на входе, буквально в «сенях» зрителей встречает гибрид японских торий и китайской садовой беседки.

Несколько похожее на синтоистское строение — объект художницы Анны Маториной «Домовая Макошь». В современном славянском неоязычестве Макошь — популярная богиня.

В какой-то момент в «сакральном пространстве избы» появляется болото. С северным сиянием, кокошниками, сапожками и искусственными ирисами.

В конце концов, на Руси у каждого крестьянина после инсталляции в сенях, посвящённой Макоши, имелось и личное болото, которое, судя по сапожкам, выполняло ещё функции гардеробной. Изба оказалась на удивление постмодернистской.

Фото: Дарья Голощапова

О чём вообще выставка «Свояси» и какое отношение она имеет к современному искусству?

Если забыть об экспликации, которая обещает сени и сусеки, то идея скорее такая: что такого сейчас производят ремесленники и художники, чтобы отдалённо напоминало русский стиль? И если бы, например, эта выставка была посвящена декоративно-прикладным ремёслам или бутафории — то это всё имело бы смысл. И копии боярских одежд, и расшитые сапоги, и древние фигуры божеств.

Чтобы сориентироваться в крестьянской избе (которая на самом деле оказалась совсем не избой), мы поговорили с экспертами — теоретиками и практиками. И попытались понять «Свояси»: это ирония, постирония, игра постмодернизма с русским кодом? И если это так, то насколько эта игра получилась убедительной.

Свояси: юзерфлоу, принадлежность экспонатов, ошибки кураторов

Екатерина Шольц

Главный продюсер филиала «Ельцин Центра» в Москве.

---

Более десяти лет была исполнительным продюсером, координатором, техническим директором выставок современного искусства в России, Италии и Франции.

— Выставка занимает один зал, архитектура предусматривает круговое движение посетителей. Встав в центре зала и поворачиваясь вокруг своей оси, можно окинуть взглядом всю экспозицию.

Меня это подкупило, поскольку дало ощущение последовательного повествования, что я ценю и как зритель, и как профессионал.

Я прошла по выставке шесть раз.

Сначала внимательно прочитала текст на стене напротив входа, чтобы сориентироваться. Однако заявленного в тексте зонирования при первом проходе выставки я не увидела.

Зачастую, когда стенки отстраивают под конкретный проект, и архитектура предусматривает зонирование, подключают графических дизайнеров и зоны подписывают.

Это простое решение, но очень эффективное и с хорошим дизайном выглядит выигрышно.

Здесь мне очень не хватало этих подписей, ведь угадать по экспонатам, где, согласно замыслу куратора, я нахожусь, не получалось.

Я предположила, что ошиблась, интуитивно начав движение против часовой стрелки, ведь в тексте к выставке сказано, что экспозиция повторяет структуру избы* — сусеки, сени, горница, печь, бабий кут, красный угол (оставлю за скобками корректность такого описания избы) — однако смотритель выставки заверила меня, что всё верно.

Итак, что я видела по ходу движения: там, где должны были быть «сусеки» — что-то застольное и условно-религиозное; в «сенях» почему-то работы с берёзами, картина «Мать земля» и инсталляция «Хвощ»; следующая по порядку «горница» больше была похожа на спальню с ночниками, светильниками, вазами, горшками и прозрачными кубами с сеном, про которые было не совсем ясно — это арт-объект или часть экспозиционного дизайна (где-то на третьем проходе по выставке и после изучения списка авторов выставки стало ясно, что это дизайн).

Большая секция интуитивно считывалась как «бабий кут», так как вся была сплошь в кокошниках, ювелирных украшениях и прочих «женских» предметах; далее по заявленной в тексте логике должен был быть «красный угол», но были две зоны с разрозненными работами и даже большой проекцией избы, а уже потом зона «угла».

Согласно тексту, выставку завершал некий «образ младенца», который я честно и даже с привлечением смотрителя искала, но не нашла, хотя встретила инсталляцию с леденцами-петушками и не поняла, к чему она относится.

Понять, на что ты смотришь, какова логика экспозиции в частности и выставки в целом, довольно тяжело. К сожалению, не было экспликаций, только вступительный текст о выставке на входе и краткие этикетки к работам. На этих этикетках были QR-коды, но они вели на страницу выставки, а не на какое-то более подробное описание экспонатов.

Всё это по совокупности очень мешало вникнуть в кураторский замысел. То, что подкупило меня изначально, — простой маршрут зрителя и чёткое зонирование — оказалось иллюзией. На поверку содержание выставки не легло в её форму корректно.

Проект в принципе вызывает много вопросов, и, к сожалению, экспозиция лишь добавила новых.

Разумеется, многие зрители не пытались вникать так глубоко и просто смотрели на работы. Людей было много, большинству выставка нравилась, общая атмосфера была светлая.

Как мне показалось, подавляющее большинство экспонатов относится к декоративно-прикладному искусству. Так что будь я арт-критиком, то задалась бы вопросом «почему/зачем ГИМ открывает для себя две чужие территории — территорию музеев современного искусства и территорию музея ДПИ?»

Теория: что заложено внутри выставки и как декоративное опустошение влияет на всех нас

Надежда Плунгян

Кандидат искусствоведения, независимый куратор, доцент ВШЭ

---

— Вопрос о том, как вообще сегодня отличать декоративно-прикладное искусство от так называемого высокого искусства, — довольно интересный и проработан не до конца. Интересует он и музеи, и частные галереи, и современных художников. И как будто бы нет никакой дискуссии, которая бы позволила очертить проблемы, с которыми мы сейчас сталкиваемся. А дискуссия эта нужна.

И вот такие проекты, как «Свояси», — эту дискуссию готовят.Чтобы в современном искусстве или в современной музейной работе, музейном проектировании появился чёткий путь работы с национальными культурами, с народными культурами, с идентичностью — необходимо их системное изучение. Это изучение своего прошлого, своей истории и истории искусства в том числе. Это важные дисциплины: изучение фольклора, научная реставрация, какая-то образовательная система, может быть, семинары или занятия с детьми и так далее. Всё это должно быть собрано в какую-то единую систему и дальше интегрировано в повседневную жизнь.

Роль модернизма

Интересно, что интеграцией народного активно занимался модернизм, то есть XX век, на разных этапах.

Хороший пример работы модернизма — это ансамбль ВДНХ. Где с одной стороны— памятники стилевой адаптации национальных культур, а с другой — общий единый стиль, довольно громоздкий, тяжеловесный, имперский, но единый. И он до сих пор производит довольно сильное впечатление.

Это было создано на некоем научно-идеологическом основании, а сейчас эта идентичность уже прошла несколько следующих этапов. В начале века развивался модерн, в котором национальные стили в изломанных архитектурных элементах распускались как цветы.

Потом был модернизм с его тяжеловесностью, монументальностью, зачастую несколько плоским обобщением всех этих стилевых сюжетов, национальных форм, фольклорных форм. Потом пришёл постмодернизм, который всё вывернул наизнанку, смешал между собой, опустошил, парадоксально сталкивал разные вещи. Это тоже большой период, который зрителю, например, гораздо лучше знаком, чем, к примеру, сталинский ампир. Безусловно, мы значительно отталкиваемся именно от постмодернизма.

Декоративное опустошение идентичности

Следующий этап — неомодернизм — это тот стиль, который преобладает сейчас в декоративно-прикладном искусстве и в большой визуальной современной парадигме, в нём остаётся опора на модернизм, но он «обезжирен».

Мы видим его в очень хорошо сделанных произведениях видеоарта и визуального искусства или в современном кино. Всё хорошо технически, но стерильно.

В конце концов, к нему можно добавить ещё нью-эйдж. Нью-эйдж — это тоже постмодернистская история, в которой используется фольклор, но очень точечно, для каких-то прикладных задач. Пример — карты Таро, которые из средневековой азартной игры в XVII веке стали важной системой предсказаний, а сегодня — классным дизайнерским подарком.

Читайте также:

История дизайна (и магии): как менялись карты Таро

Модные сегодня сюжеты показывают измельчение и прикладное использование разных систем национального, или фольклорного, или народного знания, или художественных практик.

Именно здесь лежит та самая граница, которую нужно определённым образом снова обозначить.

Такое отношение к идентичности несёт за собой декоративное опустошение и подмену настоящих смыслов, глубинных исторических, художественных и даже мистических, которые содержат в себе, безусловно, фольклор и национальные традиции.

Всё это приводит к убеждённости современных кураторов в том числе, что публике нужно крупное, масштабное, несложное, чтобы она быстро узнала по ярким элементам «костюм идентичности», примерила его и побежала дальше по своим повседневным городским делам.

Но это большая ошибка, поскольку задача искусства совершенно не в этом. И даже декоративно-прикладное искусство имеет более глубокие задачи для современного человека в его мире. Понимание выставки как исключительно развлекательного, поверхностного действия — это в целом неуважение к человеку, к самому себе.

И людям, как показывает опыт, хочется чего-то более сложного. Именно эту сложность и даёт музей. Это его в каком-то смысле привилегия. Приходя в музей, неосведомлённый зритель может столкнуться со всем объёмом современной культуры, переплетённой в том числе со старой культурой, с древностью, с фольклором.

Поэтому такая большая популярность у представленных на выставке работ Юханна Никодимуса, который реставрирует старинные кокошники. Он выбрал очень узкую тему — и это и история научной реставрации, переосмысления современных головных уборов, может быть, изменения современной моды. И такая серьёзная погружённость делает его материал живым и интересным и к нему тянет современных зрителей.

Но, как ни странно, всё это очень гармонично связано друг с другом и по-новому позволяет жить современному человеку, который может ощутить себя частью большой истории, вписать её в свою повседневность.

Именно этим должны заниматься музеи, галереи и даже опен-коллы современного искусства. Они должны ставить высокие задачи перед зрителем и перед художником. И это приведёт нас к новому витку в современном искусстве, который, конечно, не заставит себя ждать.

Что в итоге не так с выставкой «Свояси»?

Вывод прост: человечество устало от симуляций. Подлинная культурная практика — будь то музейная выставка или художественный объект — это акт сопротивления упрощению. Каждый может решать сам — какая степень сопротивления достойна уважения. И где противостояния не удалось. Кажется, выставка «Свояси» очень слабо сопротивлялась упрощению.

Спецпроект

Стиль: визуальный гид по эпохам

* Решением суда запрещена «деятельность компании Meta Platforms Inc. по реализации продуктов — социальных сетей Facebook и Instagram на территории Российской Федерации по основаниям осуществления экстремистской деятельности».