Книжный дизайн: письма к другу
Художественный критик Елена Герчук — о том, как читатель становится участником романа.
Иллюстрация: Meery Mary для Skillbox Media
Каждый месяц Елена Герчук рассказывает о лучших примерах книжного дизайна. В этот раз знакомимся с изданием романа Гёте «Страдания юного Вертера», в котором эпистолярный жанр — не только литературная форма, но и художественное решение, меняющее привычное восприятие книги.
Елена Герчук
Художник книги, искусствовед, автор монографии «Архитектура книги».
Вела постоянную рубрику «Искусство книги» в газете «НГ — Exlibris», была обозревателем журнала о графическом дизайне [кАк).
Член Международной ассоциации искусствоведов и секции графики Московского союза художников. Выставлялась как художник-график.
Книга, с которой мне сегодня хотелось бы познакомить уважаемых читателей, во-первых, была издана уже довольно давно (М., «ИМА-пресс», 1994). Во-вторых, дизайн её был сделан ещё раньше ― в 1982-м, и издана она уже после смерти художника Александра Кузькина (1950–1984). В-третьих, ещё вопрос, книга ли это вообще? Но попытки ответить на него неизбежно привели бы нас к умножению и так уже бесчисленных определений понятия «книга».
Так что лучше для начала обратимся к самой книге.
Роман в письмах ― весьма популярный для XVIII–XIX веков жанр. А роман Иоганна Вольфганга Гёте «Страдания юного Вертера» (1774) смело можно назвать самым популярным произведением этого жанра. Бесчисленное количество молодых людей того времени одевались, подражая герою романа, в синие фраки и жёлтые панталоны. К сожалению, самоубийства из-за несчастной любви тоже, по примеру юного Вертера, вошли в моду.
Следственно, и переиздавался роман бесчисленное количество раз.
Но до художника Александра Кузькина никому не приходило в голову издать роман так, как он был написан. Вернее, так, как он должен был бы быть прочитан.
«Романы в письмах» ведь читаются как обычные романы, как связный текст, и конец одного письма и начало другого ― не больше чем отбивка, начало новой главы.
А если попробовать нарушить эту традицию?
…В строго определённый день ― в тот самый, которым датировано каждое письмо, ― подписчику высылается конверт, самый обычный почтовый конверт с самыми настоящими марками. Дальше уж всё зависит от почты ― но, быстрее или медленнее, адресат его получит. Получит, вскроет и прочтёт очередное письмо от Вертера…
В стилизации Александр Кузькин сдержан. Он не изображает рукописного текста, не стилизует почерк XVIII века: письма набраны самой банальной гарнитурой «Таймс». Но это ведь книга, верно?
А читатель тем временем понемногу, с каждым письмом всё более превращается в истинного, хоть и выдуманного адресата писем, в доверенного друга Вертера, в «любезного Вильгельма». Будет беспокоиться: что это от Вертера давно ничего нет? Задумываться: уж не съездить ли к нему, он там совсем голову потерял, не вразумить ли его, а то и просто домой увезти? И хорошо ещё (хорошо ли?), если не примется отвечать: «Любезный Вертер! Получив твоё письмо от 10 мая, я…» ― и с трудом остановится, напоминая себе, что, во-первых, всё это было больше двухсот лет назад, а во-вторых, этого вообще не было, это всё выдумка, роман, литература, книга…
Ну вот, опять пришли к книге.
А книга ― помимо многого прочего ― это ещё и набор функций, многих из которых у этого издания нет. Чтение сравнительно небольшого (ну для романа) текста растягивается больше чем на полгода ― с мая по декабрь, соответственно датировке писем. Его неудобно перечитывать ― а великие книги нужно перечитывать, и не один раз; в нём почти невозможно найти какое-то определённое место; да и просто хранить неудобно.
Но Гёте у любителей классической литературы, скорее всего, и так стоит на книжной полке ― хоть в самом дешёвом, в бумажной обложке, издании; вот в нём все функции книги, скорее всего, работают.
А что до вопроса, книга это или не книга, то так ли он важен?