«Монстры» по соседству: Райан Мёрфи переизобретает трукрайм

В октябре 2025 года вышел третий сезон сериала «Монстры» — трукрайм-антологии режиссёра и продюсера Райана Мёрфи. Многим его имя уже знакомо по другому проекту — «Американской истории ужасов». Первый сезон «Монстров» был посвящён серийному маньяку Джеффри Дамеру, второй — братьям Менендес, убившим своих родителей.

Новый сезон рассказывает про Эда Гина — маньяка, который делал домашнюю утварь из кожи людей и стал прототипом для множества киноубийц. Елена Болотнова посмотрела новый сезон и разбирается, какую реакцию сегодня вызывает спорный проект Райана Мёрфи.

Документальность или мистификация

В 2018 году Райан Мёрфи выпустил очередной сезон «Американской истории ужасов». К тому времени подзаветрившуюся хоррор-антологию явно требовалось освежить, поэтому в новом сезоне с подзаголовком «Апокалипсис» Мёрфи постарался свести воедино сюжетные линии, сконструированные в прошлых сезонах. Этим он дал антологии пространство для манёвра и развития, а себе самому — возможность отойти от дел, оставшись лишь в кресле продюсера.

И как раз тогда руководство Netflix обратилось к Мёрфи с немыслимым для рынка предложением: пятилетний эксклюзивный контракт на 300 миллионов долларов. По этому контракту Мёрфи был обязан регулярно снимать оригинальные проекты специально для стримингового сервиса. Первым таким проектом стал «Монстр: История Джеффри Дамера».

Для работы над сериалом Мёрфи пригласил своего постоянного соавтора Иэна Бреннана, а на главную роль позвал актёра Эвана Питерса. Питерс был идеальной кандидатурой — не только из-за визуального сходства с Дамером, но и благодаря тому, что у него уже был опыт работы с Мёрфи. В «Американской истории ужасов» актёр сыграл множество разных психов — как вымышленных, так и реальных, например Чарльза Мэнсона.

Фигура, которую выбрал Мёрфи для этого проекта, тоже отлично вписывается и в актёрский диапазон Питерса, и в стилистику режиссёра. Дамер — один из самых популярных серийных убийц в США, одиозный каннибал из Милуоки. Про него уже снимали фильмы, но всегда чрезмерно художественные, словно режиссёры боялись напугать зрителя излишне натуралистичным изображением зверств маньяка. Мёрфи же в своём дебюте на Netflix выбрал иной путь.

Вместо того чтобы подробно рассказывать о зверствах Дамера, как уже делали многие кинематографисты, Мёрфи выстраивает эпизод не от преступления, а от наказания, и уже в первом эпизоде сериала даёт понять, что убийца понесёт заслуженное наказание. Цель режиссёра — рассказать о том, почему общество вообще допустило такой кошмар.

Мёрфи рассказывает и о том, почему Дамер стал убивать, но гораздо больше его интересует, почему общество не среагировало на угрозу вовремя. Как так вышло, что отдельные политические инициативы вроде «Закона о беглых детях» только мешали и государству, и гражданскому обществу, которые вместе формируют систему общественной безопасности.

Сразу же после успеха «Дамера» Netflix решил продлить сериал, превратив его в антологию. Теперь проект стал именоваться «Монстры», и от Мёрфи ждали ещё как минимум два сезона о чудовищах, живущих по соседству с обычными людьми.

Спустя два года Мёрфи выпустил второй сезон — историю о братьях Менендес, убивших собственных родителей. В своё время дело братьев вызвало в американском обществе большой резонанс. Многим казалось, что история совершенно ясна: Менендесы — просто дети богатых родителей, которые решили раньше времени получить наследство. Но защита, признавая сам факт убийства, настаивала на версии о самообороне, вызванной психологическим и сексуальным насилием со стороны родителей.

В этот раз Мёрфи фокусируется на полярности мнений общественности: для кого-то братья были кончеными психопатами, которыми двигали корыстные мотивы, другие считали, что такое преступление невозможно совершить без веской причины, например насилия в семье. Режиссёр стремится показать весь калейдоскоп взглядов, в котором затерялись истина и справедливость.

Как же так вышло, что милые улыбчивые ребята оказались монстрами? Мёрфи раз за разом задаёт этот вопрос, будто напоминая, что весь этот кошмар — дело наших рук и то, с чем нам придётся жить. Пугающая реальность, с которой мы останемся один на один даже тогда, когда суд закончится.

Почему сегодня трукрайм так популярен и как появился этот жанр, рассказываем в статье:

Маньяки, убийства, расследования: за что мы любим трукрайм

Ксения Лоутон

Ведущая подкаста о фильмах ужасов «Не один дома»

---

— Разумеется, важно проявлять уважение к жертвам преступлений и их близким, но не менее необходимо соблюдать баланс в изображении образа маньяка. Следует избегать как романтизации фигуры жестокого убийцы, так и полного его расчеловечивания.

Речь не о жалости или оправдании насилия, а о том, что каждый участник этих трагедий — человек, будь то жертва или преступник.

Будущие «монстры» растут в определённых обстоятельствах, зачастую тяжёлых. Конечно, ни бедность, ни трудное детство, ни неудачи в личной жизни не делают человека убийцей, но всё это может указывать на тревожные сигналы, которые нельзя игнорировать. Маньяки не должны становится новыми поп-звёздами, но, если полностью стигматизировать подобных людей, тот, кто ощущает в себе что-то похожее, не обратится за помощью, а замкнётся в себе. Именно поэтому так важно говорить о том, как человек приходит к преступлению и как можно это предотвратить.

Осенью 2025 года вышел новый, третий сезон — про Эда Гина, маньяка, который стал прообразом множества персонажей поп-культуры. Если прошлые два сезона фокусировались на биографии маньяков, то теперь для Мёрфи важен образ самого Гина, который был сконструирован культурой и искусством. Работая именно с мистификацией, режиссёр позволяет истории выступать за рамки «истории Эда Гина» как таковой. Мёрфи будто движется от частного к общему, и его рефлексия становится больше самого персонажа.

В третьем сезоне Мёрфи не так важно, что конкретно делал Эд Гин со своими жертвами, поскольку он переносит на экран не реальную личность убийцы, а его уже мифологизированный образ. Совершенно иная мотивация, случайные жертвы — на экране условный Гин-персонаж, прототип маньяков из слэшеров, а не мужчина с особенностями развития и низким IQ, питавший страсть к мёртвым телам.

В частности, Мёрфи изображает Гина шизофреником. Подтверждений этому диагнозу в данных о Гине нет, однако многие считают, что голоса, которые он описывал, — явный симптом шизофрении. И Мёрфи использует для конструирования своего маньяка не реальную историю, а миф, сложившийся об этом персонаже в общественном сознании. По той же причине он более внимательно и детально рассказывает о создании персонажей «Психо» и «Техасской резни бензопилой», чем о жизни самого Гина.

Такой подход мог разочаровать зрителей, которые ждали новый трукрайм, а не учебник по истории хоррора. Первые сезоны «Монстров» фанаты хвалили именно за достоверность: реальные свидетели, правдоподобные диалоги и судебные заседания.

Зрителям и экспертам третий сезон действительно не понравился: многие указывают на то, что Мёрфи выпустил безумную фантасмагорию, похожую скорее на безликое эксплуатационное кино, чем на попытку рефлексии. Но несложно заметить, что чаще всего людей в целом не устраивает подход, который предлагает Мёрфи. И критика проекта становится одновременно критикой постоянного зрителя подобных проектов, который будто не отдаёт себе отчёта в том, что за красивой картинкой кроется ложь.

«Всё потому, что зрители требуют этого. Мы — монстры, а „Монстр“ оказывает услугу и издевается над нами».

Из рецензии Hollywood Reporter

Для тех, кто любит пощекотать себе нервы, собрали:

30 лучших фильмов про маньяков

Эстетика или эксплуатация

Что выходит у Мёрфи и его команды неизменно качественно — это визуальная часть. Многие зрители ждут новые проекты режиссёра в первую очередь ради картинки. Такой эстетский подход начал формироваться у Мёрфи ещё во время работы над сериалом «Хор», а основные характерные черты приобрёл уже в середине «Американской истории ужасов».

Выросший из эпохи Золотого Голливуда, стиль Райана Мёрфи — это гламур и эстетизация. Режиссёр делает всё красиво, даже — идеально красиво. Все кадры кажутся вылизанными, на экране — ничего лишнего, никакого мусора, особенно визуального. Если в первых сезонах «Американской истории ужасов» Мёрфи ещё позволял себе долю неряшливости, то где-то после «Шабаша» у команды явно появился визуальный паттерн, которому она следовала раз за разом, в каждом новом сезоне. И уже потом к этому подходу добавились безумные драг-костюмы, кадры, существующие только ради красоты, актёры типажа, популярного в эпоху Золотого Голливуда, и, конечно же, звёзды вроде Леди Гаги и Ким Кардашьян.

В «Американской истории ужасов» такой подход к визуальной части стал главной фишкой сериала и помог ему сформировать крепкую фан-базу. Но как только Мёрфи решил перенести свой стиль в другие проекты, это стало вызывать вопросы у остальной аудитории. Критики рассмотрели в этом даже романтизацию: нельзя красиво рассказывать о преступлениях.

Грань здесь действительно тонкая, потому что эстетизация преступников и их действий — часть романтизации образа. Архетип харизматичного убийцы не появился из воздуха: начиная ещё с историй про Робин Гуда, обществу всегда были интересны люди с девиантным или даже делинквентным поведением, если в них есть хоть доля привлекательности. Психологи даже выделяют так называемый эффект ореола, когда красивая внешность приравнивается к добродетели: Теда Банди фанатки заваливали письмами, а после ареста Луиджи Манджоне интернет кишел лозунгами Free Luigi.

«Красиво» снимать про преступников — не новаторская идея Мёрфи, так делали и будут делать, ведь фигура героя и общественный резонанс побуждают именно к такому визуальному решению. И этот уже устоявшийся метод идеально вписывается в эстетский подход Мёрфи. Определённые визуальные решения обоснованы выбранными персонажами — причём не только тем, какой «ореол» их окружал, но и различными аспектами их преступлений.

Так, Дамер всегда выбирал жертв определённого типажа и телосложения, братья Менендес выросли в голливудской роскоши, а драма Гина стоит в основании целого направления кинематографа. Всё это даёт Мёрфи возможность заранее вписать этих персонажей в свой эстетизированный мир. И они встают в его нарратив как надо — красиво, роскошно, хотя и с долей безумия.

Можно было бы сказать, что Мёрфи просто эксплуатирует устоявшуюся в культуре схему «покажи красиво то, что и так считают привлекательным», если бы он не делал этого уже много лет. Из сезона в сезон он ставил форму если не выше содержания, то как минимум наравне с ней. Хороший кадр — залог успеха одной его франшизы, значит, должен сработать и на другой. Или нет?

Паттерн эпохи Золотого века Голливуда, который определяет именно визуальные решения, для Мёрфи оказывается важнее, чем рефлексия того, как монстр превратился в кумира общественности. Если в первых двух сезонах биографичность давала истории хоть какую-то стабильность и ясность, то в третьем сезоне Мёрфи накидывает своё эстетское видение не на реальную историю, а на миф. И это могло бы уничтожить проект ещё в самом начале, если бы не работа с кастом.

Хотя Мёрфи критикуют за выбор «слишком симпатичных» актёров на роли маньяков, из соображений, что это ещё усугубляет проблему, в реальности же всё намного проще: он выбирает своих актёров скрупулёзно и внимательно, ориентируясь на персонажа и бэкграунд.

Эван Питерс уже работал с Мёрфи над похожими персонажами, да и их визуальное сходство с Дамером сложно игнорировать. Купер Кох ранее проходил кастинг на аналогичную роль в антологии «Закон и порядок». Все остальные актёры всех сезонов работают как никогда точно, привнося на экран должный уровень драмы. Так «Монстры» стали поистине актёрским проектом: Эван Питерс получил «Золотой глобус» за свою роль, а Купер Кох и Хавьер Бардем — номинации. И от нового сезона все фанаты ожидали такого же уровня.

В третьем сезоне Чарли Ханнэм, сыгравший Эда Гина, кажется неузнаваемым: нарост на веке, странная мимика, чудовищный голос. Кажется, реплики о том, что нельзя выбирать на такую роль красавчика из «Сынов анархии», окончательно потеряли актуальность. Из-за недостатка источников Ханнэму пришлось конструировать образ самостоятельно, в том числе искать голос Гина, который должен был казаться пугающим и учтивым одновременно.

«Я работал с разными актёрами, но именно он [Ханнэм] хотел, чтобы его боялись».

Райан Мёрфи

Морализаторство или критика

За романтизацию преступников отвечает ещё один параметр — фокал повествования. Если история рассказывается с позиции преступника, это даёт зрителю возможность испытать сочувствие к нему. И, конечно же, это уже кажется морально недопустимым. Особенно когда родственники жертв ещё живы.

Обвинить Мёрфи в том, что он даёт голос преступникам, чрезвычайно сложно: с каждым новым сезоном он всё сильнее отдаляется от них самих. Режиссёр рассказывает обо всех зверствах и судебных разбирательствах с позиции стороннего свидетеля, который не может встать ни на чью сторону. Более того, он точно не встанет на сторону убийцы, ведь заведомо знает, что имеет дело с монстром. Не зря нам в самом начале дают знать, что убийца получит заслуженное наказание: герой «Монстров» — априори монстр.

Первый сезон про Дамера в этом плане был идеальным: Мёрфи, начав с задержания маньяка на месте преступления, постепенно раскрывает то, как люди страдали от его преступлений и пытались привлечь внимание полиции. Все эти события выглядят чудовищно реалистично, особенно запоминается соседка, которая раз за разом обращалась в полицию. Этот персонаж списан с реальной соседки Дамера, а для эпизодов с ней Мёрфи использовал архивные записи, которые вошли в дело.

Однако вряд ли можно было предугадать, что документальность происходящего окажется триггером для родственников жертв, которые вдруг стали героями сериала, а их травма превратилась в публичное свидетельство бессилия общества перед монстрами. Команде тоже пришлось несладко: Эван Питерс, которому и раньше приходилось брать длительные перерывы для восстановления после проектов (например, после роли Кая в седьмом сезоне «Американской истории ужасов» актёру понадобилось два года), даже отказался от участия в промо «Дамера».

Аргументы критиков кажутся правомерными только до того момента, когда мы понимаем, что Мёрфи — абсолютный противник романтизации, а каст готов погрузиться в пучины ада вместе с ним. Продюсеры из Netflix отлично знали, кого звали, — в тот момент им требовался именно тот, кто сможет сделать проект для аудитории документальных трукрайм-сериалов.

Дело в том, что за год до сделки Мёрфи и Netflix на экранах стартовал сериал «Охотник за разумом», созданный Джо Пенхаллом при участии Дэвида Финчера, — ещё один проект, авторы которого стремились показать преступников реалистично. К сожалению, «Охотника» очень быстро закрыли, якобы из-за низких просмотров. Но руководство стримингового сервиса явно приняло во внимание уже сформировавшуюся вокруг этого проекта аудиторию.

Новый зритель сериалов про трукрайм хочет видеть на экране историю не только о том, что послужило мотивом преступления, но и о том, как с преступлениями и их аналитикой работают эксперты. А ещё лучше — о том, как общественный резонанс становится новым законом. «Охотник за разумом» был слишком драматичен: потрясающие актёрские работы, адекватное соотнесение документальности и вымысла, но чрезмерный фокус на работе ФБР. К сожалению, эра очередных сезонов C.S.I. прошла, зрителя нужно цеплять чем-то ещё. И здесь на арену выходит Мёрфи с его обширной фан-базой и авторским гиперреализмом.

Ксения Лоутон

Ведущая подкаста о фильмах ужасов «Не один дома»

---

— Мёрфи не всегда удаётся выдерживать тон своих историй, но говорить о реальных преступлениях необходимо. В конце концов, лучше учиться на чужих ошибках, чем на собственных. Возможно, после очередного трукрайм-ролика или новой серии «Монстров» вы не сядете в машину к незнакомцу или обойдёте стороной тёмный переулок. А может, не станете прибавлять громкость телевизора, услышав, как за стеной кто-то кричит на ребёнка.

Если в первых двух сезонах Мёрфи только прощупывал почву, как можно говорить о такого уровня преступлениях, то в третьем сезоне его перестали ограничивать какие-либо рамки. «История Эда Гина» стала следующим логичным шагом после первых двух сезонов «Монстров». Вопросы о том, как мы стали фанатами монстров, и о том, как их образы мифологизирует массовая культура, — прямое следствие беседы о том, как общество не заметило чудовище за соседней дверью.

Да, у Мёрфи есть свой визуальный стиль, и к нему приходится привыкать тем, кто предпочитает более классический трукрайм. Но к этому стилю привыкла преданная аудитория самого Мёрфи, выросшая на сотне эпизодов «Американской истории ужасов». А ещё у «Монстров» появилась собственная аудитория, которую привлекают в первую очередь актёрские работы. И согласитесь, это действительно смело — превратить главных красавчиков Голливуда в самых отвратительных людей на экране так, что не остаётся ни доли симпатии.

Кто-то скажет, что «Монстры» — это типичный Мёрфи, и будет прав. Но этот проект — хорошая попытка говорить о важных социальных проблемах на новом языке.