«Пятая четверть»: истории людей, которые согласились на необычные импланты и мутировали

«Я купила имплант скорее потому, что это стало модным. Все мои подруги уже их носили, поэтому я чувствовала себя неполноценной. Как будто мне чего-то не хватает. К тому же у меня начались проблемы с памятью.

В итоге я решила попробовать. Теперь для меня имплант — часть моего тела, как рука или нога. Я не обращаю на него внимания. Хотя память стала заметно лучше, да и развились другие качества, ранее мне несвойственные. Родители считают, что я сильно изменилась после установки импланта, — но вы же знаете, как старшее поколение относится ко всему новому.

Ходят разные слухи об имплантах. Говорят, что это части мёртвых животных, некроботы. Говорят, что „Амфибия“ наплевала на этику и использует трупы животных как материал для создания своей продукции. Я в это не верю и очень хочу работать в „Амфибии“. Скоро у меня собеседование. Я думаю, что за ними будущее, и хочу быть его частью».

«Я поставила имплант, когда у меня в первый раз выявили рак. Опухоль удалили, но сказали, что, если рак был, он вернётся. В интернете я нашла фирму „Амфибия“, которая разработала имплант для контроля роста опухолей. Мне сказали, что это безопасно, и я заплатила за вживление. Сначала он был светлый, но со временем начал темнеть. Иногда он шевелится и у него бывают судороги. Такое чувство, что он болеет вместо меня. Он работает, но я всё равно старею. И при этом не могу умереть».

«Я всегда хотела детей, но очень боялась беременности и родов. Боялась до паники. А больше всего боялась, что в современном городе с его экологией ребёнок родится больным. Поэтому, когда гинеколог предложил устройство для контроля и постоянного наблюдения за плодом, я с радостью согласилась. Изначально имплант меня пугал: он был похож на огромного кальмара. Но уже за пару недель я привыкла к нему, и теперь я чувствую, что и я и мой ребёнок в безопасности.

Беременность была сложная. Врачи сказали, что если бы не имплант, то я бы не смогла выносить ребёнка. Уже скоро будут роды. Я очень боюсь, но уверена, что имплант мне поможет. А после родов хочу оставить его себе — так привязалась к нему».

«Приятным бонусом от покупки стали игры с „полным погружением“. Я играл в игры с теми, кто приобрёл себе такие же импланты, специально созданные для этого. Подключался через свой имплант, подаренный родителями при рождении. Я играл сутками: проигрывал, выигрывал. А потом имплант испортился, и я приобрёл новый с рук.

Сначала всё было хорошо. Но потом я заметил, что перестаю его контролировать. Он сам стал решать, в какую игру зайти, когда мне играть, спать и есть. Часто он будит меня по ночам и заставляет моё сердце биться так, будто я бегу стометровку. С каждым днём становится хуже. Он уже всё решает за меня. Врачи сказали, что мои органы уже не смогут работать без него, а на новый заводской у меня нет денег.

В тёплой воде он немного успокаивается, и я могу поговорить с вами».

«Я всегда был аккуратен во всём, особенно в отношении к своему телу: лечил зубы, делал прививки. Не любил подвергать себя каким-либо опасностям.

В „Амфибии“ мне предложили протестировать имплант, который будет сам отслеживать состояние моего здоровья и предотвращать сбои. Когда я ставил имплант, мне было уже за сорок и моё тело начало слабеть. Я надеялся, что имплант вернёт мне ощущение здоровья, молодости и неуязвимости.

Сначала так и было. Но со временем я стал более осторожным, ведь если я не умру от старости или рака, то всё равно меня может сбить машина или убить преступник.

Тогда я нанял телохранителей. Сначала двух, потом ещё двух. Теперь они первыми пробуют всю мою пищу, стоят за дверью, когда я сплю. Я никогда не перехожу улицу на красный свет и езжу только в такси. В такси я всегда сижу за водителем. За настоящим живым водителем, потому что они надёжнее, чем автоматы. В последнее время я всё меньше выхожу из дома, ведь это очень опасно».

«Я долго страдала бессонницей — ночи напролёт лежала и смотрела в потолок. В этом состоянии кажется, что мир находится за толстым стеклом: как будто ты ничего не можешь коснуться и ничто не может коснуться тебя. А из эмоций остаётся только раздражение.

Я долго пила таблетки, но потом согласилась на имплантацию. Долго выбирала цвет и форму существа, с которым мне теперь предстояло вместе жить. Продавец посоветовал розовый, под цвет губ. Мне понравилось моё отражение в зеркале с ним.

Сначала всё было хорошо — я засыпала за десять минут. Но однажды произошёл инцидент: я пошла на ночной концерт. Уже к двенадцати мне ужасно захотелось спать. Я хотела выпить кофе, но меня вырвало. Я не помню, как приехала домой, но проснулась утром в своей постели.

Я хотела просто избавиться от бессонницы, но теперь моя жизнь подчинена жёсткому расписанию. „Существо“ день за днём решает свою единственную задачу: оно воздействует на мои рецепторы, усыпляя меня, — нужно мне это или нет. У него нет сознания — я не могу с ним договориться.

Сейчас я стою перед выбором: отключить существо и вернуться к таблеткам либо иногда блокировать его действие… с помощью других таблеток».

«Все в мире уверены, что человек — мера всех вещей.

В школе на уроках литературы мы читали „Повесть о настоящем человеке“. „Настоящий человек“, „Человек с большой буквы“ — эти выражения мы слышим с детства и думаем, что слово „человечность“ значит что-то доброе и хорошее.

А я считаю, что нет существа безумнее, агрессивнее и опаснее: человек подстраивает под себя весь мир, не гнушаясь ничем. Я решил, что смогу скорректировать недостатки нашей природы. И если после этого мы перестанем быть Homo sapiens sapiens, то так тому и быть».

«Это была вынужденная мера как для меня, так и для моего сына. Я передала Диме наследственную болезнь и считала себя виноватой в этом. После многолетних походов по врачам со мной связался представитель компании „Амфибия“.

Он предложил экспериментальное лечение, а расходы компания обещала взять на себя. Взамен мы с Димой подписали договор об участии в рекламных акциях компании, а также договор о неразглашении. Я не должна с вами говорить. Но позвала вас, так как поняла, что мой сын больше не растёт: ему должно уже исполниться восемнадцать, а он выглядит как ребёнок. Только вот его разум — взрослый. И я не знаю, что мне делать и кому это рассказать».