В России дефицит востоковедов: что это за специалисты и чему их учат

Из этой статьи вы узнаете:

• какой сейчас спрос на востоковедов на рынке труда;
• что изучают будущие востоковеды и почему это устарело;
• нужен ли китайский со школьной скамьи будущим китаистам;
• что на самом деле надо изучать будущим востоковедам;
• какие ещё специалисты сильно понадобятся в ближайшее время.

Ежегодно на Восточном экономическом форуме во Владивостоке обсуждают развитие регионов Дальнего Востока и сотрудничество России со странами Азиатско-Тихоокеанского региона. В этом году вторая тема стала актуальной как никогда прежде.

Чтобы развивать международные контакты, любой организации нужны сотрудники со знанием соответствующих языков, рынков и законов страны. О том, как таких специалистов обучать, говорили на сессии ВЭФ «Знание о Востоке: азиатский вектор образования».

В начале дискуссии модератор Людмила Веселова, доцент Высшей школы экономики, отметила противоречивость ситуации.

С одной стороны, в России изучение востоковедения и африканистики существует ещё с XVIII века. По данным Минобрнауки на июнь 2022 года, один только китайский язык изучают более 22 тысяч российских студентов. Направление подготовки «Востоковедение» пользуется спросом абитуриентов: проходной балл на него — один из самых высоких в российских вузах.

С другой стороны, по словам Веселовой, сейчас спрос на китаистов на российском рынке труда по понятным причинам стал на 60% выше, чем в феврале 2022 года. И по всем востоковедческим направлениям заметен острый дефицит специалистов. Что нужно сделать, чтобы его преодолеть? И почему не хватает тех, кто уже выпустился с востоковедческих факультетов, — где они?

Что изучают востоковеды и почему программы устарели

Директор Института стран Азии и Африки (ИСАА) МГУ имени М. В. Ломоносова Алексей Маслов видит одну из ключевых проблем подготовки востоковедов в том, что университетское образование отстало от требований рынка труда:

Экономическое и юридическое направление в востоковедении тоже существовали давно, но в результате «окукливания» они стали восприниматься как незначительные боковые ответвления. Основным содержанием востоковедческого образования стали историко-филологические дисциплины. В результате по специальности работают менее 30% выпускников востоковедческих специальностей, сказал Маслов.

Может быть, чтобы исправить ситуацию, нужно заменить в подготовке востоковедов классические предметы историко-филологической направленности на экономические и юридические? Нет, не всё так просто. И Алексей Маслов, и другие эксперты уверены, что без базовых знаний по истории, традициям, культуре азиатских стран обучение будет неполным.

Участники дискуссии сошлись на том, что нужно как-то соединить классический подход и современную «надстройку». С точки зрения Алексея Маслова, актуализировать обучение востоковедов, не отказавшись от базы, возможно. Отчасти потому, что методики обучения не стоят на месте. Например, в иностранных языках они позволяют освоить то же, что раньше изучали пять лет, за три года.

Директор ИСАА предложил свой вариант обновления востоковедения, с которым, как он отметил, согласны его коллеги, в том числе декан восточного факультета СПбГУ Михаил Пиотровский:

• Закрепить востоковедение как научную специальность. В действующей номенклатуре его нет, поэтому учиться в аспирантуре по специальности «Востоковедение» нельзя.
• Актуализировать программы курсами по бизнесу и предпринимательству, о политических и военных элитах, об особенностях разных регионов изучаемых стран.
• Открыть хабы для подготовки специалистов по Востоку в нескольких регионах, прежде всего на Дальнем Востоке — например, во Владивостоке и в Хабаровске. Возможно, для этого потребуется консорциум нескольких вузов.
• Создать сетевые образовательные программы, которые объединят лучшие разработки из разных университетов России, а также сетевые программы с китайскими и другими зарубежными вузами.
• Заключать соглашения с работодателями для адресной подготовки специалистов. Например, в одной программе можно учесть требования Минпромторга к будущим сотрудникам торговых представительств России, а в другой — Института востоковедения РАН к будущим учёным-историкам.

Чтобы реализовать эти идеи, потребуется целая программа по поддержке современного востоковедения — возможно, с участием Минобрнауки, отметил Маслов. На её разработку и реализацию уйдёт пять-шесть лет. Вариант не быстрый, но зато он позволит готовить современных специалистов, сохраняя при этом отечественную традицию востоковедения.

Позицию Маслова разделили другие университетские руководители, участвовавшие в дискуссии, — исполняющий обязанности ректора ДВФУ Борис Коробец, ректор Тихоокеанского государственного университета Сергей Иванченко и проректор по международному сотрудничеству Северо-Восточного федерального университета имени М. К. Аммосова Нюргун Максимов.

Но руководитель направления «Китай» в Московской школе управления «Сколково» Олег Ремыга высказал другую точку зрения. С позиции представителя бизнес-школы он подчеркнул, что профессиональное развитие востоковеда, как и любого другого специалиста, — путь долгий. Так что после шести лет непростого обучения на фундаментальной программе в вузе ещё придётся доучиваться — на дополнительных курсах, в бизнес-школе или просто на рабочем месте. И это нормально.

Но это не значит, что действующие вузовские программы менять не нужно. По мнению Ремыги, надо привлекать в вузы практиков, людей с опытом в бизнесе, которые заинтересованы передавать свои знания. Найти таких людей непросто, отметил представитель МШУ «Сколково», но без них преодолеть разрыв между образованием и рынком труда не получится.

Надо ли учить в школе китайский, чтобы стать китаистом

Варианты подготовки востоковедов, предложенные Алексеем Масловым и Олегом Ремыгой, предполагают продолжительное обучение — от шести до десяти лет. Если подготовка современных востоковедов должна быть такой насыщенной и комплексной, может, имеет смысл начинать её со школы? Чтобы изучив в старших классах восточный язык до какого-то базового уровня, выпускники уже с этой основой поступали в университет на более конкретное направление.

Практическое воплощение этой идеи уже реализовано в школах, где преподают китайский язык — кстати, по нему с 2019 года даже можно сдать ЕГЭ. Но успехи в этом направлении пока не впечатляют, судя по тому, что рассказал о преподавании китайского в школах Нюргун Максимов. По инициативе Северо-Восточного федерального университета создана сеть школ Якутии, в которых изучается этот язык. Поэтому Максимов как проректор вуза регулярно общается с учителями китайского языка и знает об их профессиональных проблемах:

• Китайский вводится в основном на час-два в неделю, и о серьёзном изучении языка речи не идёт. В лучшем случае это факультатив, с английским он пока не конкурирует.
• ОГЭ по китайскому языку пока не сдают, то есть последовательности в подготовке нет, — даже если ученик максимально заинтересован этим предметом, в девятом классе ему придётся уделить немалое время на подготовку к экзамену по какой-то другой дисциплине.
• Учебно-методический комплекс для учителей пока разработан только для классов с пятого по девятый, а для старшей школы материалов нет.
• Учителям не хватает также возможностей повышать квалификацию по китайскому языку. В целом, отметил Максимов, специалистов с хорошим знанием китайского очень мало.

С точки зрения Алексея Маслова, введение восточных языков в программы школ только добавит проблем. Ситуация с китайским, как он считает, хорошо это иллюстрирует: вчерашние старшеклассники знают язык «ужасно», лучше бы они совсем его не учили в школе. Программы по любому другому новому для российских школ языку, уверен директор ИСАА, приведут к тому же — выпускники будут уверены, что учили вьетнамский или корейский, но университетским преподавателям работать с ними будет только сложнее, чем с теми, кто пришёл совсем без опыта изучения языка.

Может быть, востоковедению и учиться нужно на Востоке?

Ещё один способ обучать больше востоковедов, который обсудили на ВЭФ, — отправлять студентов за рубеж. Что может лучше подготовить специалиста к работе с определённой страной лучше, чем учёба и жизнь в ней?

Эксперты с таким подходом не согласились. Алексей Маслов привёл в пример опыт руководства ИСАА. По его словам, из выпускников китайских вузов не получается хороших преподавателей востоковедения. «Китай не заинтересован, так же, как и другие страны, дать полноформатное понимание самого себя», — уверен Маслов. Разумная траектория подготовки, с его точки зрения, — российский бакалавриат плюс стажировка или магистратура в изучаемой стране.

Остальные участники дискуссии тоже считают, что передавать подготовку востоковедов в другие страны неправильно. Если от студентов ждут, чтобы в будущем они работали на российские госорганы и компании, обучать их тоже нужно в России.

Некоторый оптимизм тут выразил только исполняющий обязанности ректора ДВФУ Борис Коробец. Он считает, что хотя китайские вузы и предлагают молодым учёным гранты по 50 тысяч долларов подъёмных, это ещё не значит, что уехавшие останутся эмигрантами на всю жизнь. Они захотят вернуться, если в России для них будут интересные рабочие места, точки приложения усилий, возможность создать что-то значимое.

Пока, однако, баланс образовательной эмиграции смещён в сторону Китая, а не наоборот. Оттуда в Россию приезжает не так много студентов. Российские вузы, по мнению Олега Ремыги, проигрывают борьбу за студентов из азиатских стран, потому что им не хватает клиентоориентированности:

Привлечение студентов из стран Азии, по словам Ремыги, — вопрос «мягкой силы». «Иначе через 30 лет мы будем иметь новое поколение, которому вообще не интересна Россия, они её даже не видят на карте», — предупредил он.

Борис Коробец добавил, что помимо клиентоориентированности важна ещё репутация российского образования. В каких-то областях, например в медицине, у него есть репутация качественного во многих странах. А вот на инженерных направлениях иностранных студентов в России найти гораздо сложнее. Как нарастить «мягкую силу» и привлечь иностранных студентов в Россию — отдельная большая проблема, и решить её быстро не получится.

Так что же надо изучать будущим востоковедам?

На вопрос о том, кто заказчик подготовки востоковедов, участники ВЭФ отвечали уверенно: это и государственные компании, и частный российский бизнес, и государственные органы. Всем им уже нужны специалисты по взаимодействию со странами Юго-Восточной Азии, но не только с ними. По словам Олега Ремыги, новая география для российского бизнеса — это все страны БРИКС, а также Ближний Восток с фокусом на Иран и Турцию.

Говоря о конкретных компетенциях, Ремыга перечислил четыре актуальных для работодателей направления подготовки специалистов:

• в сфере логистики и цепочек поставок;
• в финансовой сфере и юриспруденции;
• по трансферу технологий;
• по импортно-экспортным операциям.

Ещё несколько позиций в список потенциально востребованных во взаимоотношениях России и азиатских партнёров компетенций добавил директор «Востокгосплана» Михаил Кузнецов. С его точки зрения, специалистам-востоковедам необходимы навыки работы с данными на восточных языках, знание используемых в разных странах информационных систем, понимание особенностей ведения переговоров с восточными партнёрами, отличий в предпринимательской деятельности и на инвестиционном рынке.

Алексей Маслов добавил, что в ближайшее время на рынке проявится недостаток специалистов по Индонезии, Вьетнаму, Мьянме, по разным регионам Африки «от амхарского языка до хауса» — то есть от Эфиопии до Нигерии.

Также директор ИСАА предложил ещё одну модель разработки и реализации образовательных программ, которая поможет университетам готовить нужных специалистов быстрее: создавать программы заранее, но не запускать их, а держать в «спящем» состоянии. Когда интерес к соответствующему региону проявится, открывать приём.

Чтобы работать на опережение, вузам надо выявлять запросы министерств и ведомств, понимать общие тенденции развития. А для этого — прежде всего преодолеть закрытость и «окукленность» востоковедения и перестать судить о настоящем азиатских и африканских стран по тому, какими они были несколько десятилетий или столетий назад.