Образование
#былое

Какие правила обязаны были соблюдать студенты Российской империи и кто их контролировал

Университеты — не только место получения образования, но и место свободомыслия. Порой — слишком опасного. Так считало царское правительство.

Иллюстрация: Катя Павловская для Skillbox Media

Из этой статьи вы узнаете:


Какая эпоха досталась студентам на рубеже XIX–XX веков

В конце XIX ― начале XX столетия российское общество в целом и студенчество в частности стали очень политизированными, ожидали перемен и уступок от авторитарного самодержавия. Студенты — одни из немногих образованных людей страны — были знакомы с передовыми идеями и заграничным опытом, разделяли либеральные ценности.

Правительство, наоборот, в тот момент оказалось очень консервативным и стремилось «закрутить гайки». Так, период правления императора Александра III (1881–1894 годы) получил название «контрреформ».

Существующая система всё больше входила в противоречие с реальной жизнью страны, и учащаяся молодёжь всё настойчивее требовала соблюдения прав, устраивала протесты, вовлекалась в террористические движения.

Изображение: картина Леонида Пастернака «В. О. Ключевский на лекции в Училище живописи, ваяния и зодчества», 1909 г. / Wikimedia Commons

Например, в 1894 году студенты Московского университета освистали самого профессора Ключевского, знаменитого историка, за его речь по случаю кончины императора Александра III (тот высоко оценил внешнеполитическую деятельность монарха).

Показательна реакция властей на этот поступок. В нём обвинили десять студентов, которых полицейские случайным образом схватили в толпе. Троих задержанных исключили с запретом снова поступать в Московский университет, остальные получили выговоры и сроки в карцере.

Ответ студентов не заставил себя ждать: на следующий день в университете начались волнения. В итоге полицейские задержали ещё 49 человек и выслали их из Москвы.

Подобные события превращали студентов в опасную с точки зрения властей социальную группу — тем более что уже имелся опыт второй половины пятидесятых и начала шестидесятых годов XIX века. В появившемся тогда народническом движении значительную роль играли именно студенты. Они создавали самоорганизационные структуры и общественные движения, не только чисто научно-литературные, но и политические, несли свободолюбивые идеи в массы. Студенческие сходки, студенческий самиздат, а потом и протестные волнения и столкновения с полицией — словом, неудивительно, что появился особый надзор над студенчеством.

Какие правила поведения предписывались студентам

В стране действовали авторитарно-консервативный университетский устав 1884 года и порядки, которые нынешние студенты, наверное, сочли бы армейскими. Эти нормы предполагали строгую, порой унизительную иерархию, жёсткую дисциплину и даже вмешательство в личную жизнь.

Поступив, студент обязан был строго соблюдать правила учебного заведения, и за этим следила специальная инспекция. В основе таких документов лежали общие правила для студентов и посторонних слушателей императорских российских университетов, которые утверждало Министерство просвещения.

Эти правила ставили студентов в положение подчинённых почти как в армии, а ректоров, деканов и, главное, инспекторов — в положение начальников.

При встрече на улице с университетским начальством студенты были обязаны прикладывать руку к козырьку, кланяться и, разумеется, уступать им дорогу. При разговоре надо было снять фуражку, придерживаться почтительной манеры и стоять ровно, а не «подбоченясь».

Если студент, например, в коридоре или аудитории университета не вставал с подоконника при появлении профессора, он мог получить не только замечание, но и более серьёзное наказание.

В негосударственных институтах режим был либеральнее, но не везде. А вот в закрытых привилегированных учебных заведениях, например дорогостоящем Лицее цесаревича Николая или историко-филологических институтах Санкт-Петербурга и Нежина, дисциплина была ещё строже. Там действовала система замкнутого пансиона, в котором учащиеся жили на всём протяжении учёбы, строгий регламент и постоянный контроль со стороны персонала. В этих заведениях учились отпрыски знатных семей.

Студент Пономарёв Николай Александрович с товарищами, 1890 г. Фото: Д. Н. Мамонов / Библиотека Конгресса США

Студенты носили форму установленного образца: пальто, сюртук, мундир с гербовыми металлическими пуговицами, фуражку. Шить форму, конечно, следовало за свой счёт, и для небогатых юношей это означало лишние расходы. Эта одежда не очень соответствовала погодным условиям: зимой в ней было холодно, а летом жарко (при этом за расстёгнутый мундир можно было получить замечание). Правила, утверждённые министром народного просвещения 16 мая 1885 года, предусматривали обязанность носить форму и в университете, и вне его. Студенты этой обязаловке, естественно, сопротивлялись.

А. Е. Иванов в книге «Студенчество России конца XIX — начала XX века. Социально-историческая судьба» пишет, что в рапорте о нарушителях ношения формы, поданном попечителю Казанского учебного округа в 1893 году, значилось 34 студента. Среди их провинностей указаны: ношение цветных сорочек, отсутствие галстуков, небрежное ношение формы, нежелание носить тёплые шапки, появление в тужурке на вступительной лекции, в театре и так далее. А князь Владимир Оболенский в мемуарах вспоминал, что в первый же день занятий в Санкт-Петербургском университете в 1887 году его друга отправили на трое суток в карцер за то, что тот явился не в форменном, а в обычном пальто.

Кстати, истинной целью формы был контроль — чтобы жандармам, их агентам и педелям (о них расскажем дальше) проще было вести наружное наблюдение за студентами, видя их в толпе.

Каждый студент получал свидетельство (вид) на жительство, которое заменяло сословный паспорт. Выдавалось оно местным полицейским участком и давало право на проживание только в том городе, где находилось учебное заведение. До 1907 года свидетельства выдавались на год, а после — лишь на полгода. Фактически студентов ставили на полицейский учёт. Каждый студент должен был сообщать в отделение полиции о всех отъездах (даже к родителям на каникулы), по первому требованию предъявлять именной нумерованный билет, где записывался его адрес проживания и перемещения.

По современным меркам вмешательство университетских правил в личную жизнь учащихся переходило рамки разумного. Студентам, например, по общему правилу запрещалось вступать в брак во всё время обучения, а уже женатых в студенты не принимали (этот запрет содержался в правилах, установленных министерством народного просвещения 16 мая 1885 года). Получить разрешение на брак можно было только в порядке исключения.

Сожительство вне брака в ту эпоху для всех считалось предосудительным, поэтому, если студента в этом уличали, могло последовать наказание. Например, в 1893 году студента Томского университета четвёртого курса А. Н. Григорьева перевели в другой университет, подальше от Томска (в Киев), как раз потому, что вскрылось его сожительство с овдовевшей томичанкой. И это при том, что Григорьев был на хорошем счету у начальства и преподавателей.

Но главное: университетские уставы 1863 и 1884 годов запрещали любые студенческие организации. Причём правило это распространялось не только на сходки политического толка, но и на совместные читальни, любые кружки по интересам и самодеятельность вроде постановки спектаклей или организации концертов.

Студенческие сборища и общества, кружки по интересам запрещались вообще любые, и даже вступать в разрешённые законом общества (например, в землячества) студенты могли только с разрешения университетского начальства.

Наказания за нарушения университетских правил были довольно жёсткими. Согласно уставу 1884 года, такие случаи рассматривал инспектор или ректор университета, и они имели право не только вынести выговор или исключить из вуза, но и назначить провинившемуся студенту арест с пребыванием в карцере. Самые серьёзные взыскания дополнительно утверждались попечителем учебного округа. Кроме того, провинившегося студента наказывали рублём, лишая льгот — стипендии, освобождения от платы, пособий (напомним: по общему правилу, обучение в университетах было платным), если те у него были.

Отвечать приходилось в том числе за проступки, которые студент совершил вне стен alma mater, если, конечно, его правонарушения не были подведомственны полиции.

А вот пожаловаться на несправедливость университетского начальства студентам, по сути, было некуда. Точнее, они могли обратиться к инспектору вуза, но именно инспекторов учащиеся ненавидели больше всего.

Какую роль играли инспекторы и кто такие педели

За соблюдением дисциплины и правил в высших учебных заведениях следила специальная инспекция. Фактически она обладала полицейскими функциями. В каждом университете её возглавлял инспектор, и у него были помощники — субинспекторы и педели. С 1884 по 1905 год инспекция была неподконтрольна ректору: инспектора несли ответственность непосредственно перед попечителями учебного округа. То есть это был внешний надзор, организованный внутри университета.

Инспекторы имели право следить за студентами как в университетских корпусах, так и вне их. Для поездки в другой город (даже в свой родной — к семье) надо было получить увольнительную в инспекции и специальный документ (именной билет) для отметки в полиции в месте назначения.

Инспекторы следили и за тем, что читают студенты. Например, проверяли, что обучающийся заказывал в библиотеке. И если тот интересовался «смутьянскими» темами, такими как крестьянский вопрос, то попадал на карандаш.

Императорский Томский университет. Почтовая открытка, 1900–1910 годы. Изображение: Public Domain

В качестве наказания «за нездоровые интересы» студента могли, например, попросить покинуть общежитие, проще говоря, выгнать.

Такая неограниченная власть давала простор для злоупотреблений, и некоторые инспекторы этим беззастенчиво пользовались. Так, в 1898 году в Томском университете инспектор Корнилович внезапно заявился в одну из комнат общежития и выписал студентам Сперанскому и Лепорскому штраф за то, что они были «в неглиже» и не встали при его появлении. Это как если бы вас сейчас оштрафовали за то, что вы, находясь у себя дома, одеты в пижаму, а не в деловой костюм.

Неудивительно, что студенты ненавидели и презирали инспекторов, как и их помощников — педелей. Правда, они были только в крупных учебных заведениях.

Педели были низшими служителями университетских инспекций и исполняли поручения инспекторов, фактически выступали надзирателями. Они должны были следить за соблюдением формы одежды и поведением студентов между занятиями, а также отмечать посещаемость. Педелей набирали из отставных солдат и унтер-офицеров, то есть из необразованных и малообразованных людей.

Педели имели право делать студентам замечания, следить за ними вне стен университета и выявлять «недозволенные сборища».

Студенты, уличённые педелями в пьянстве (даже в свободное время) подвергались наказаниям: сначала им делали выговор, потом могли посадить в карцер, а то и вовсе исключить. Следует признать, что эти меры возникли не на пустом месте: студенты в нетрезвом виде нередко дебоширили и устраивали драки, доходившие до поножовщины.

Кто-то из педелей обязательно присутствовал в общежитии. Он мог донести на студента, если к нему в комнату пришли посторонние.

Во время сходок и акций неповиновения педели отмечали активных участников и зачинщиков и для этого по фотографиям заучивали фамилии и лица студентов. Они даже сдавали экзамен на знание своих подопечных.

Некоторые инспекторы выстраивали с помощью педелей целую систему слежки. Например, при А. А. Брызгалове, находившемся в должности инспектора Московского университета до 1888 года, педели рыскали переодетыми по городу и докладывали о малейших нарушениях. Среди них, например, было появление в белой фуражке 1 сентября (её можно было носить только до 31 августа). За этот «ужасный проступок» учащегося отправляли в карцер.

Один из студентов, недовольных брызгаловскими порядками, отвесил инспектору пощёчину на концерте. Эта история закончилась студенческими выступлениями, которые разгоняли полиция и казаки.

За оскорбление педеля можно было оказаться в карцере или вылететь из университета. В случае спорной ситуации слово педеля, конечно, перевешивало слово студента. Например, если учащийся говорил, что присутствовал на занятиях, а педель утверждал обратное, жаловаться вышестоящему инспектору было бесполезно.

Конечно, такая власть не могла не стать поводом для злоупотреблений — педели собирали «мзду» за молчание и легко могли оговорить кого угодно.

Кстати, должность педеля — не чисто российское изобретение. Они появились ещё в первых европейских университетах. Но там роль считалась почётной. Главной обязанностью педелей было доводить до сведения учащихся распоряжения ректоров, присутствовать на экзаменах, диспутах и богослужениях, следить за порядком и тишиной во всех университетских помещениях, особенно во время собраний и месс.

Как студенты относились к своему положению

Всякое давление рождает противодействие, поэтому жёсткие меры лишь подогревали недовольство студентов действующими порядками. Получался замкнутый круг: правительство старалось подавить протестное движение, всё сильнее давя на студентов, а те в ответ ещё активнее бастовали и демонстративно нарушали правила: не носили форму, не соблюдали субординацию (например, не кланялись инспекторам), открыто хамили («Я раскланиваюсь только с тем, от кого могу видеть для себя полезность и кого уважаю»). Конечно, тем, кто бравировал таким поведением, обычно не удавалось завершить обучение. Большинство нарушителей всё же старались не лишать себя диплома и после замечаний обещали больше так не поступать, хотя, конечно, далеко не всегда держали слово.

И в то же время некоторые студенты намеренно добивались статуса политически неблагонадёжных по чисто практическим соображениям. Дело в том, что, если молодой человек получал стипендию от государства, ему после окончания учёбы требовалось отработать шесть лет в гимназии. Если у студента были другие планы на своё будущее, то статус неблагонадёжного освобождал его от отработки — в гимназиях учителей-смутьянов, конечно, не ждали.

Некоторые пытались открыто добиваться отмены архаичных правил. Например, в 1893 году один из студентов Томского университета пришёл с претензиями напрямую к инспектору Пятницкому и заявил, что ему «не нравится» формальная обязанность «раскланиваться с профессорами» и с самим Пятницким. Но ни сама обязанность, ни ответственность за её нарушение, конечно, так никуда и не делись.

Были, разумеется, и те, кто сотрудничал с университетским начальством и доносил на сокурсников.

Своего апогея недовольство студентов существующими порядками достигло в 1899 году и вылилось в первую всероссийскую студенческую забастовку — одно из первых и крупнейших мероприятий подобного рода. В ней приняли участие 30 учебных заведений и 25 тысяч человек.

Митинг студентов около университета по случаю Высочайшего манифеста «Об усовершенствовании государственного порядка», 17 октября 1905 года, Санкт-Петербург. Фото: Центральный государственный архив кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга / История России в фотографиях

Власти не зря так опасались студенческих движений. Студенты, например, собирали подпольные библиотеки с запрещённой литературой (трудами Маркса, Лассаля, Плеханова, Чернышевского, Сеченова, Дарвина, журналы «Современник», «Отечественные записки», «Слово»), несмотря на запреты, устраивали собрания, были политизированными и приняли активное участие в первой русской революции 1905 года.

Как на всё это реагировали профессора и преподаватели

Отношение преподавателей к студенческой дисциплине определялось личными взглядами и соответствовало либо консервативной, либо либеральной точке зрения. Среди преподавательского состава были как сторонники «твёрдой руки», так и те, кто сочувствовал учащимся и даже открыто вступался за них (в конце концов, они сами в прошлом были студентами). При этом отношения преподавателей со студентами вне стен университета не поощрялись и даже запрещались. Это, правда, не мешало смелым профессорам принимать у себя своих учеников.

Могли ли преподаватели открыто поддержать студентов

Либералы считали, что авторитарные порядки тормозят развитие студентов, убивают в них тягу к знаниям.

Так профессора Томского университета Н. М. Малиев, С. И. Коржинский и А. С. Догель порекомендовали ограничиться замечанием своим подопечным, которых заметили в нетрезвом виде в театре. Несмотря на протесты инспектора, решение вопроса передали в ведение ректора, который должен был сделать выговор провинившимся лично от своего имени.

Позднее Малиев и Догель выступили на стороне студента, подравшегося в общежитии с педелем. Профессора заявили, что надзиратель сам спровоцировал учащегося, а Догель и вовсе выразил сожаление, что педелей набирают из малообразованных людей.

Либерально настроенные по отношению к студентам профессора иногда вообще отказывались посещать заседания университетского правления по делам о нарушениях дисциплины студентами. Хотя из-за этого могли лишиться места. Например, так в итоге и случилось с упомянутыми выше профессорами Коржинским и Догелем.

Нелестно об обязанности профессорского правления судить провинившихся студентов отзывался и профессор всеобщей истории Московского университета Владимир Герье в своих воспоминаниях. Он сетовал на то, что студент-нарушитель фактически оказывался под двойным преследованием — академическим и полицейским, и на то, что заключение профессорского «суда» обычно было несправедливым:

«Правление основывало свой приговор на отзыве инспектора, участвовавшего в суде, а инспектор руководился сведениями, полученными от помощников и от педелей, на которые нельзя было полагаться, так как их показания зависели от получаемых ими подачек».

Владимир Герье,
«1894 год в истории Московского университета»

В преподавателях, подобных Герье, Коржинскому, Малиеву и Догелю, студенты видели своих заступников, старших товарищей. Так, во время волнений в Московском университете 1894 года (тех самых, когда освистали Ключевского) учащиеся напрямую обратились к профессорам, прося их вступиться за несправедливо наказанных.

Профессора Томского Императорского университета. Фото: Томский государственный университет

Пришли они и к Владимиру Герье. Тот пообещал, что профессора выскажутся в поддержку студентов, если сходок больше не будет. Герье выполнил своё слово. Он обратился к коллегам по историко-филологическому факультету, и выступить в защиту студентов согласились 12 из 19 его коллег. Потом к ним присоединились и преподаватели других факультетов, из которых 42 были профессорами (всего в правление университета входил 91 профессор).

Преподаватели подали на имя московского генерал-губернатора ходатайство о помиловании высланных студентов. Также профессора высказались о необходимости реформы университетского суда и устранении полицейского произвола.

Это выступление оказалось частично успешным: из 49 студентов 11 восстановили в университете, 25 было запрещено вновь поступать лишь в Московский университет (но разрешено в другие), и только у 13 человек по-прежнему остался запрет на поступление в любые университеты. Однако сами профессора после этого «демарша» подверглись нападкам со стороны правления университета. Им даже пытались вменить связь с преступным подпольем. В учебном коллективе Московского университета произошёл раскол.

Как действовали консервативные преподаватели

Консервативно настроенные профессора видели в свободе студентов опасность для традиционных политических, бытовых и культурных устоев. Они пытались бороться с «брожением в умах» не только учащихся, но и своих коллег. Такие профессора и доценты считали сближение преподавателей со студентами вредным и делали всё, чтобы этого не допустить.

Например, они могли ходатайствовать о прекращении занятий для предотвращения протестов в стенах университета. Случались, конечно, и доносы на политически «неблагонадёжных» коллег. Этому способствовало и то, что сами преподаватели почти так же, как студенты, находились под надзором Министерства народного просвещения и полиции. Так, в характеристики профессоров, кроме официальных сведений, включали те, что добывались «частным порядком».

Так, за свои взгляды из учебных заведений были выдворены Илья Ильич Мечников, Дмитрий Иванович Менделеев, Евгений Викторович Тарле, Климент Аркадьевич Тимирязев, а также многие из их менее знаменитых коллег.

Напротив, правые и проправительственные взгляды, разумеется, хорошо способствовали карьере консерваторов в российских вузах.

Смогло ли царское правительство усмирить студентов и либеральных преподавателей

Правительство старалось усидеть на двух стульях: делало какие-то уступки студентам, чтобы снять наиболее острые причины для недовольства, но одновременно ужесточало другие правила.

Так, в 1899 году новый министр народного просвещения Николай Боголепов снял с педелей их основные обязанности. Отныне вопросами формы, поведения и посещаемости должны были заниматься «субинспекторы», которых набирали из бывших учителей гимназий и других средних учебных заведений. Министр посчитал, что главная проблема педелей — их неотёсанность и грубость. Но при этом педели как явление никуда не исчезли. Их (как и инспекторов) стало даже больше — под предлогом заботы о студентах. Просто появилась расплывчатая формулировка о том, что педелям нельзя поручать дела, «не соответствующие их развитию и служебному положению».

Другие мероприятия властей в ответ на забастовку 1899 года были однозначно запретительными. Правительство, например, ограничило возможности поступления абитуриентов в вузы не своих учебных округов (то есть житель Сибири, например, мог рассчитывать на поступление лишь в Томский университет, но не в Петербургский или Московский).

Студентов-участников волнений стали отправлять отбывать воинскую повинность (по общему правилу, учащиеся университетов были от неё освобождены) на срок от одного года до трёх лет.

«Воспитанники высших учебных заведений, за учинение скопом беспорядков в учебных заведениях или вне оных, за возбуждение к таким беспорядкам, за упорное, по уговору, уклонение от учебных занятий и за подстрекательство к таковому уклонению, подлежат, на основании изложенных ниже правил, удалению из учебных заведений и зачислению в войска для отбывания воинской повинности, — хотя бы они имели льготу по семейному положению, либо по образованию, или не достигли призывного возраста, или же вынули по жребию номер, освобождающий от службы в войсках».

П. 1 Высочайше утверждённых в 1899 году Временных правил об отбывании воинской повинности воспитанниками высших учебных заведений, удаляемыми из сих заведений за учинение скопом беспорядков

После подписания и обнародования этой меры в 1900 году по российским университетам прокатилась новая волна студенческих беспорядков. В итоге более 200 студентов отдали в солдаты.

Министерство народного просвещения также продолжило бороться со студенческими организациями, так как видело в них рассадники либерализма и социализма. Но параллельно стало поощрять создание подконтрольных кружков, читален, касс взаимопомощи и общежитий. Председатели этих разрешённых студенческих организаций избирались или назначались из числа преподавателей.

Фактически на преподавателей переложили часть работы инспекторов. Последние при этом сохранили право неограниченно вмешиваться даже в дела организаций, созданных профессорами. Собрания студентов жёстко делились на законные (если они полностью, вплоть до повестки, были подконтрольны администрации) и незаконные (фактически — все остальные). Участники последних подлежали дисциплинарной и даже уголовной ответственности.

Впрочем, подавить волну возмущения это не помогло. Например, в ответ на отправку провинившихся студентов в солдаты в 1901 году состоялась вторая всероссийская забастовка. На фоне общественных настроений того времени правительство Николая II вынуждено было вернуть высланных. Вплоть до Первой мировой войны студентов в солдаты больше не отправляли.

Студенческая демонстрация у Казанского собора, Санкт-Петербург, март 1901 года. Фото: Государственный центральный музей современной истории России / История России в фотографиях

Особенно серьёзными стали не только студенческие, но и преподавательские забастовки 1905–1907 годов.

О том, что происходило в этот год, красноречиво свидетельствуют дневниковые записи Н. Н. Платоновой, супруги профессора и декана историко-филологического факультета Петербургского университета и руководителя Женского педагогического института С. Ф. Платонова:

«Теперь сезон сходок, резолюций, требующих автономии, и так далее. Сегодня здесь (в Педагогическом институте) боевой совет опять-таки по поводу автономии. Вчера вечером Екатерина Семёновна Султан-Шах прибежала к нам с ужасным известием, что на сегодня (11 часов утра) в институте намечена сходка. С. Ф. боялся, что и сюда, как на сходку на Высших женских курсах и в медицинском институте, явятся студенты и рабочие. Известно было, что заправилы левой партии в институте делали опрос всем педагогичкам, желают ли они автономии или нет. Но сегодняшняя сходка оказалась очень жалкой (может быть, отчасти из-за ужасной погоды).

<…>

Как и вчера, все высшие учебные заведения окружены войсками, которые не пропускают толпу, желающую устроить митинг; вчера и сегодня днём войска, говорят, к оружию не прибегали. Холодняк (по словам Ивановского) сообщил сегодня в Учёном совете, что студенты Филологического института бросили в солдат несколько бутылок с серной кислотой; офицер, вызвав директор Латышева, заявил ему, что в случае повторения подобного факта войска дадут по институту залп.

<…>

В среду, 12-го, Введенский читал в первый раз в университете; на первой лекции студенты и курсистки устроили ему овацию, а на второй произошёл огромный скандал. Явившиеся по приглашению одного из членов коалиционного совета студенты из аудитории Тарле свистали и кричали около ¾ часа, не давая ему выйти из аудитории, а потом с таким же гвалтом проводили его до профессорской.

<…>

В Училище правоведения принц Ольденбургский выгнал восемь учителей и 18 учеников за забастовку».

Источник: Платонова Н. Н. Дневник (1889–1921). Т. 12 // Новейшая российская история: исследования и документы. — Рязань, 2020.

Во многих учебных заведениях занятия тогда пришлось полностью остановить.

«Вашему величеству известно, что все высшие учебные заведения в настоящее время повсеместно в России закрыты, и возобновление занятий в них при настоящих условиях немыслимо. В аудитории пришлось бы вводить уж не полицию, как это иногда практиковалось прежде, хотя и безуспешно, но роты вооружённых солдат, что также не достигнет цели, так как ни один профессор под охраной штыков читать лекции не согласится, да и не будет иметь слушателей…

В настоящее время волнения проникают уже в средние учебные заведения, часть которых тоже закрыта, а в других для подавления беспорядков вызывались войска и прибегалось к стрельбе против гимназистов…

Никакими насильственными мерами, никакими полицейскими воздействиями достигнуть умиротворения учебных заведений и установления в них занятий нельзя, а наоборот, можно вызвать только ещё большую смуту, ещё более страшные столкновения и вывести учащихся на путь активной борьбы и сопротивления власти, тогда как эта борьба с их стороны ещё только пассивная. Восстановиться же нормальная жизнь учебных заведений может лишь с общим успокоением страны».

Министр земледелия и государственных имуществ А. С. Ермолов в записке на имя императора Николая II от 31 января 1905 года. Цитируется по: Тебиев Б. К. Студенческая и учащаяся молодёжь в революции 1905–1907 гг. // Высшее образование в России. — 2017. — №2.

Казалось, что правительство осознало бесперспективность репрессивных мер. 27 августа 1905 года были введены «Временные правила об управлении высшими учебными заведениями». Они предоставляли университетам ограниченную автономию.

Высшие женские курсы, Санкт-Петербург, 1900-е. Фото: Санкт-Петербургский государственный университет / История России в фотографиях

Дальнейшую либерализацию университетской жизни (равные условия приёма, предоставление права на высшее образование женщинам и другие меры) должен был закрепить новый университетский устав. Но он так и не был принят.

А когда волна возмущения поутихла, началась и новая пора гонений. Круг людей, имевших право поступать в студенты и вольнослушатели (вторым статусом часто пользовались, например, женщины, пока не имевшие права на высшее образование на тех же условиях, что и мужчины), значительно сократился. В учебных корпусах стали выставлять полицейские караулы. Все созданные в годы революции студенческие организации снова признавались незаконными. Вернулись свидетельства на жительство, профессорские суды, обязательным при поступлении стало предоставление характеристики о поведении из полиции.

Всё это делалось с целью не допустить в высшие учебные заведения «лиц с революционным прошлым». Новые меры вызывали возмущение не только у студентов, но и у либерально настроенных преподавателей. Новые волнения не заставили себя ждать. Они состоялись в 1908 году, а в 1910-м приняли всероссийский характер.

В ответ в 1911 году правительство выпустило циркуляр, который запретил посещать вузы студентам, состоявшим в любых организациях и кружках, кроме научных.

Учащихся тогда отчисляли целыми списками. Для отчисленных устанавливался полицейский запрет проживать в городе, где находился университет. Информацию о них также сразу отправляли военным, чтобы те принимали меры наряду с полицейскими.

Профессора Императорского Московского университета, подавшие в отставку, 1911 год. Фото: Стейкер А.Ф / Public Domain

Не желая мириться с новым порядком, Московский университет покинули ректор А. А. Мануйлов, оба проректора и ещё около 130 профессоров и преподавателей, среди которых были В. И. Вернадский, Г. Ф. Шершеневич, Г. И. Россолимо, К. А. Тимирязев, В. П. Сербский и другие звёзды науки. В результате профессорско-преподавательский состав вуза сократился больше чем на четверть. В Министерстве даже обсуждалась возможность отсылать российских студентов на учёбу за рубеж.

Вскоре случилась Первая мировая, за ней — революция. В итоге поставить жирную точку ни в ограничениях, ни в студенческих забастовках за время существования империи так и не удалось.

Основные источники:

Научитесь: Профессия Методист с нуля до PRO Узнать больше
Понравилась статья?
Да

Пользуясь нашим сайтом, вы соглашаетесь с тем, что мы используем cookies 🍪

Ссылка скопирована