Как появился в России и куда потом делся первый вуз — Славяно-греко-латинская академия

По сравнению с западными странами, университетское образование в России стало развиваться позднее на несколько веков. Идеи о том, что оно необходимо, посещали разных российских правителей, но до создания первой академии дело дошло только во второй половине 1680-х годов. Тогда формально царствовали Иван V и Пётр I, реально же управляла страной их старшая сестра — регентша Софья Алексеевна. А учредительную грамоту о создании академии — этот документ назывался «привилегия», потому что учебное заведение наделялось определёнными правами — составили ещё при прежнем царе, их брате Фёдоре Алексеевиче. Считается, что написал эту грамоту монах, просветитель, поэт и педагог Симеон Полоцкий (1629–1680). Он приехал в Москву из Полоцка в 1661 году и стал учителем детей царя Алексея Михайловича, в том числе царевича Фёдора.

Симеон выступил инициатором создания Славяно-греко-латинской академии, когда его ученик Фёдор взошёл на трон. Но возникла она не на пустом месте, а на базе типографско-издательской школы, как бы сейчас назвали это учебное заведение. Рассказываем, как это было.

Что за школа была в основе академии

В XVII веке в Русском царстве случился расцвет книгоиздания. В основном, конечно, церковного (Евангелия, Псалтири, Собрания поучений святых отцов и так далее), поэтому руководила этим процессом Церковь. Сверх того издавали и буквари, например букварь Василия Бурцова 1634 года (его можно было купить по цене одного-трёх килограммов ржаной муки). Вышла грамматика киевского духовного писателя Мелетия Смотрицкого, по которой и век спустя учился церковнославянскому Ломоносов. А в конце XVII века были изданы букварь монаха Чудова монастыря Кариона Истомина, а также практическое руководство по счёту.

За вторую половину XVII века Печатный двор в Москве выпустил одних только букварей 300 тысяч экземпляров, а также множество другой учебной литературы, как религиозной, так и светской. Раскупали книги так бойко, что некоторые тиражи расходились за несколько дней. Для сопровождения процесса книгоиздания требовались образованные люди: чтецы, писцы, справщики (так называли редакторов-корректоров, исправлявших ошибки). Поэтому при Печатном дворе с 1681 года заработала школа, обучавшая таких специалистов. В том числе там учили старославянскому и греческому языкам. Преподавали в школе монах Тимофей, а также греки Мануил Левендатов и Иоаким, и было там поначалу 30 учеников.

Нельзя сказать, что это была первая подобная школа. Так, ещё раньше, в 1665 году открылась школа в Заиконоспасском монастыре, где обучали грамматике и латинскому языку подьячих (низших административных чиновников) Приказа тайных дел, а руководил той школой тот самый Симеон Полоцкий. Была своя греко-латинская школа в Чудовом монастыре. А ещё раньше любимец царя Алексея Михайловича окольничий Фёдор Ртищев пригласил около 30 учёных монахов из Киева в основанный им же Андреевский монастырь. Там молодые дворяне, включая и самого Ртищева, обучались греческому и латинскому языкам, риторике и философии.

Но именно типографская школа при Печатном дворе послужила базой для Славяно-греко-латинской академии.

Образованные кадры тогда требовались и Церкви, и государственным приказам. Однако процесс создания высшей школы не был простым, он сопровождался острейшим противоборством сторонников и противников высшего образования, а также шли споры, на каком опыте строить образование — западноевропейском или греческом.

Это противоборство, успехи и поражения латинистов и грекофилов в дальнейшем будут влиять на перемены в устройстве и даже названии Славяно-греко-латинской академии. Так, изначально Элино-греческая (известна была также как Элино-греческие схолы или Спасские школы), с 1701 по 1775 годы она носила название Славяно-латинской и лишь после этого стала Славяно-греко-латинской.

Как возникла академия

Как уже упоминалось, начало академии положил документ «привилегия», составленный Симеоном Полоцким. Он в значительной мере опирался на опыт Киево-Могилянской академии, в которой сам учился и преподавал. Её основал в начале XVII века, когда Киев ещё был частью Речи Посполитой, украинский общественный деятель и киевский митрополит Пётр Могила. Он учился в Голландии и Франции и опирался во многом на опыт Ягеллонского университета в Кракове, который, в свою очередь, наследовал традициям древнейших европейских университетов в Болонье и Париже.

Это наследие хорошо заметно и в проекте Московской академии, составленном Полоцким. Она должна была стать всесословной высшей школой с бесплатным обучением, стипендиями для студентов и жалованьем для преподавателей. Ученики в ней должны были изучать помимо языков (славянского, греческого, латинского и польского) основной набор обязательных курсов европейских университетов: «семь свободных искусств» — тривиум и квадривиум (подробнее об этом — в статье про средневековые университеты) и высшие курсы богословия. Как и университеты на западе Европы, Академия должна была обладать автономией: чтобы ученики и преподаватели были подсудными только ректору и патриарху — по «Академицкому чину». Академия должна была дополнительно контролировать другие образовательные учреждения и домашних учителей, цензурировать книги с точки зрения Православной церкви, переубеждать и карать отступников от православной веры и проверять иностранцев на благонадёжность и годность к службе или обучению.

Таким образом, академия задумывалась как доклассический (то есть характерный для Средних веков и раннего Нового времени) университет, ещё и с полномочиями государственного ведомства и инквизиции. Предполагалось, что она будет выпускать специалистов церковной и государственной службы, в том числе дипломатов, переводчиков, редакторов (справщиков), учителей.

Самому Полоцкому реализовать замысел не удалось — в 1680 году он умер. Тогда дело продолжил его ученик Сильвестр Медведев (1641–1691), справщик, книгохранитель и придворный поэт. Он отредактировал составленную Полоцким привилегию и добился того, что в 1682 году её принял царь Фёдор.

Однако создание Академии и после этого несколько затянулось — в том числе из-за споров о том, на каком всё-таки языке должно идти преподавание: на латыни или древнегреческом.

Лишь три года спустя патриарх-грекофил Иоаким благословил открытие школы. Поэтому хотя изначально идея Академии исходила от латинистов, возглавили её греки — братья Иоанникий и Софроний Лихуды. Они учились в Венеции, получили степени в Падуе и были энциклопедически образованны. Патриарх Константинопольский Дионисий рекомендовал их Иоакиму как искусных учителей для создания высшей школы.

Из-за длительной задержки в Польше, где братьям пришлось вести продолжительные диспуты с иезуитами, в Москву Лихуды приехали только в 1685 году. Сама Академия изначально открылась в том же году в древнем Богоявленском монастыре, куда переехала и типографская школа. Лихудам дали поначалу всего шесть учеников из этой школы. В истории сохранились их имена: Алексей Кириллов (Барсов), Николай Семёнов, Фёдор Поликарпов, Федот Агеев, Иосиф Афанасьев, Иов, монах Чудовский.

Два года спустя Академию перевели по повелению Патриарха Московского и всея Руси Иоакима в отдельное трёхэтажное помещение в монастыре Всемилостивого Спаса, известного как Заиконоспасский, то есть «находящийся за иконным рядом». Эти даты, 1685 и 1687 годы, разные исследователи считают датой основания Академии.

Чему и кого учили в Академии

Сразу после открытия в Академии стали обучать греческому языку, а потом ввели курс риторики. Лихуды сами составляли учебники по большинству предметов, беря за образец учебные книги ведущих университетов Европы. Например, в рукописях остались их книги «Риторика», «Логика», «Психология», «Физика», построенные на трудах Аристотеля и его комментаторов в духе поздней схоластики и с использованием сведений из западной философии того времени.

Также в учебные программы входили труды Демокрита, Кампанеллы, Лейбница, многочисленные литературные произведения и богословские тексты. Поэтому Лихуды по праву считаются создателями отечественного фонда учебной философской литературы.

Однако, несмотря на все заслуги, Лихудов вскоре оговорили, обвинив в излишнем «латинстве». Главной претензией к ним стало то, что они, как писал патриарх Иерусалимский Досифей, «забавляются около физики и философии вместо того, чтобы учити иные учения». В 1694 году братьев отстранили от преподавания, а латынь из учебного процесса убрали.

Академия после этого едва не закрылась. Денег на её содержание стали выделять меньше, а ряд дисциплин перестали преподавать, так как вместо Лихудов преподавателями остались их ученики Фёдор Поликарпов и Николай Семёнов, сами не успевшие пройти полного курса обучения.

Несмотря на трудности, академия развивалась, пройдя путь от шести учеников в 1685 году до 163 в 1689-м. В XVIII веке количество воспитанников то росло (460 в 1738-м), то падало (200 в 1750-м), то снова росло (900 в 1790-е).

Поначалу в академию принимали людей «всякого чина и сана». Вместе учились дети простолюдинов, купцов, священников и знати. Тем не менее сословные различия всё-таки существовали. Например, княжеские дети получали в качестве стипендии один золотой (два рубля) в месяц, а дети простых и «подлых» (то есть самых бедных, из низших слоёв) — полтину, то есть пятьдесят копеек серебром. Именно так, на алтын (три копейки) в день жил Михаил Ломоносов, учившийся в академии в 1731–1735 годы. Он тратил по одной деньге (полкопейки) на хлеб и на квас, а остальное уходило на бумагу, обувь и другие нужды.

Петровские преобразования вдохнули в академию новую жизнь. Первый российский император в указах от 1701 и 1706 годов подтвердил привилегию академии, предоставив ей государственный статус. В учебное заведение пригласили преподавателей из Киева и Львова, знакомых с европейскими научными школами, иногда оттуда приезжали и ученики. А ещё в академию в это время вернулась латынь — международный язык науки того времени. Греческий из программы, наоборот, убрали, он вернулся только в 1726 году, когда в состав академии вошла в качестве отдельного факультета греческая школа Софрония Лихуда, открытая в 1707-м. А официально в учебный план академии греческий язык включили ещё позднее — только в 1738-м.

Кто руководил академией

Должности ректора и протектора академии тоже появились при Петре I. Первую занимал тот, кто одновременно был настоятелем Заиконоспасского монастыря. Он должен был контролировать достойное поведение учеников, протектор же отвечал за преподавание. Также они исполняли дополнительные функции академии, например вели споры с вероотступниками, рецензировали и переводили книги.

Первым пост протектора занял митрополит Стефан (Яворский), а ректора — Паладий Роговский. Последний учился в Богоявленской школе Лихудов, но через два года самовольно на 11 лет уехал за границу ради «совершеннаго учения». Роговский примкнул к униатам (движению по объединению православной и католической церквей), учился в иезуитских школах и высшем греко-униатском училище Рима, стал первым доктором философии и богословия из России. Вернувшись на родину, он написал серию «исповедальных» сочинений, где излагал, в том числе, неточности римского учения.

С самого начала в царских указах об академии наряду с неопределёнными понятиями «школа» и «ученик» использовались «академия» и «студенты», и вторые постепенно вытеснили первые. Преподавателей в документах Патриаршего казённого приказа именовали «учителями высоких наук». Что интересно, за границей, где о Московской академии быстро узнали и называли её преподавателей «профессорами», представление о высоком статусе этого учебного заведения сложилось даже быстрее, чем в России.

Пётр также подтвердил права университетской автономии для академии. Например, в указе от 1706 года царь предписывал, что по всем вопросам (в том числе судебным) касаемо учеников «Славянолатынских школ, которые в Спасове монастыре» следует обращаться к митрополиту Рязанскому и Муромскому Стефану.

В 1715–1716 годах в академии был недолгий период элементов студенческого самоуправления: студенты избирали прокураторов, которые должны были отстаивать права учащихся. Однако вскоре этот институт был упразднён, и вопрос о студенческом самоуправлении больше не поднимали.

Стремительные петровские перемены породили чехарду в ведомственном подчинении академии. Лишь в 1718 году она полностью перешла под управление Монастырского приказа (позднее — Коллегии экономии), а затем Святейшего Синода. Должность протектора фактически упразднили, академию стали периодически посещать ревизоры, а её автономию ограничили. Во второй четверти XVIII века академия получила почётный титул «Императорской». При преемниках Петра статус академии почти не менялся.

Уже в 1728 году приём в академию закрыли «детям солдатским и крестьянским», из-за чего тому же Ломоносову пришлось скрывать своё происхождение: он назвался сыном холмогорского дворянина, в пути потерявшим сопроводительные документы. Интересно, что после зачисления из 259 учеников в академии он оказался единственным «русским дворянином» (да и то ненастоящим) — представители этого сословия не очень жаловали академическую карьеру.

Как проходили занятия в академии

Обучение в академии начинали после вступительного собеседования, в основном с 11–12 лет, но были и те, кто приходил в академию и в 6–7, и в 28. Программа строилась на трёх уровнях, которые нужно было последовательно пройти. Каждый уровень делился на «школы»:

• нижний — «фара», «инфима», «грамматика», «синтаксима»: славянская и греческая грамматика, латынь;
• средний — риторика и пиитика (в курс последней входило сложение стихов, «ораций», диалогов и сцен на латинском языке — на нём ученики были обязаны разговаривать даже между собой для лучшего понимания);
• высший — философия и богословие. Именно учеников этой ступени называли студентами, они приносили присягу на верность царю, как это было заведено и в европейских университетах.

Полный курс философии, например, включал физику как естественную мудрость, этику как нравственную мудрость и метафизику как умозрительную мудрость. Для неграмотных была подготовительная школа.

Самые одарённые ученики проходили полный курс за 12–13 лет, а у самых слабых на всё про всё уходило до 20 лет. Это не было уникальной российской практикой — в средневековых европейских университетах тоже учились долго.

За слишком медленный темп освоения наук обычно не изгоняли, а вот за плохое поведение — да. Впрочем, досрочный перевод через половину или треть года в следующий класс тоже не был редкостью, особенно в младших школах. Например, Пётр Левшин, будущий московский митрополит Платон, прошёл всю учебную программу всего за шесть лет. Конечно, во многом этому способствовали его личные качества: так, пропустив курс греческого, Левшин выпросил у товарища греческую грамматику на латыни, так как купить её было не на что, переписал книгу и выучил язык самостоятельно. Впоследствии он даже преподавал в академии пиитику и освоенный таким образом греческий язык! Быстро продвигался в освоении академических дисциплин и Ломоносов.

Но прилежностью отличались далеко не все. Так, в 1770 году из академии отчислили 46 студентов из-за плохой посещаемости, длительных отлучек без уважительной причины, плохого поведения и нескольких по болезни. Один из отчисленных, 14-летний Митрофан Власов, просидел в первом классе восемь лет. О другом нерадивом ученике — Алексее Назарове — в ведомости со списком отчисленных сказано следующее: «Оной Назаров июля 23-го сего года прислан был из полиции якобы в бою им караульного, которой по допросу в канторе не признался».

Забавно, что тогда же выяснилось, что один из воспитанников, Василий Чебышев вовсе и не Чебышев, а сын дворцового крестьянина Ивана Павлова, чего он и сам не помнил, так как отдан был в академию ещё ребёнком. Постоянной проблемой были и побеги учеников. Так, в 1718 году ушедших с учёбы предписывалось «сыскивать и отсылать в те школы из Монастырского приказу с наказанием».

Переводили учеников на следующий уровень по результатам экзаменов: в младших школах — устных опросов, в средних — письменных сочинений, в старших — публичных диспутов. За успехи в обучении полагалось «достойное мздовоздаяние» — пожалование «в приличные чины их разуму». Так, по окончании выдавали свидетельства, которые «можно было презентовать царскому Величеству и, по его Величества указу, определять оных на разные места». Кроме того, монарх мог лично давать поручения академии, например, по переводу книг, и за них брались лучшие ученики.

Занятия начинались с сентября и шли почти круглый год, лишь с 15 июля по 31 августа разрешались «рекреации», то есть каникулы.

Читайте также:

Почему самые длинные каникулы летом, а не зимой?

Лекции занимали три часа в день. Ученики старших классов помогали учиться младшим, опекали их, служили личным примером. Это соответствовало традиционной академической политике, к тому же эта своеобразная педагогическая практика позволяла найти среди студентов будущих преподавателей.

Некоторых студентов отправляли в зарубежные командировки — например, для обучения турецкому, арабскому и персидскому языкам, а также изучения «наук литературных» во Франции. Интересно, что все эти направления считались непрестижными и, как правило, доставались ученикам из «подлых». Но нормальной практикой были и отправки лучших студентов в экспедиции и зарубежные миссии. Так, в 1716 году «для переводу книг» группа школяров академии поехала в Прагу. В 1725 году при организации Пекинской миссии в Китай вместе с послом Саввой Рагузинским из академии поехали Лука Воейков, Фёдор Третьяков и Иван Шестопалов. А в 1733 году в Камчатскую экспедицию послали 12 студентов.

Из-за рубежа в академию тоже приезжали иностранные школяры. По решению Синода от 1721 года иноземцев приравняли к отечественным учащимся, но лишь в том случае, если они приносили присягу на верность российскому императору. Впрочем, отказ от такой присяги лишал только права на получение жалованья (то есть стипендии), а не на учёбу.

Проходить полный курс в принципе было не обязательно — даже на недоучившихся студентов академии был большой спрос у разных организаций и ведомств, поэтому до высших классов богословия доходили немногие. Больше всего уходило в открывшуюся школу при Московском госпитале, где высоко ценилось знание латинского языка: в 1719–1722 годах туда из академии перешли 108 человек. В 1722 году между госпиталем и академией вообще началась «война» за студентов.

Ректор жаловался: «в те вышеозначенные школы прииманы были ученики, и из тех вышеописанных учеников в разных годех браны в разные Ево Государевы службы, а и ныне ученики такожде взяв Ево Великого Государя жалование и не доучась в разных годех и ныне без ведома начальников отстают, и записываются в разные чины». Характерно, что Синод тогда решил вопрос в пользу госпиталя.

Кто-то из студентов после первых двух ступеней в академии уходил в другие профессиональные высшие школы, вроде Навигацкой школы и Медицинского училища, а также в появившуюся в 1725 году Санкт-Петербургскую академию наук. Многие выпускники продолжали образование в престижных университетах Европы.

Почему и как наступил закат академии

Славяно-греко-латинская академия заложила основу высшего образования, стала на долгое время основным учреждением для производства образованной элиты в России. Именно из её стен вышел Михаил Ломоносов, составивший потом проект Московского университета. Но и помимо него среди учеников академии было много людей с по-настоящему разносторонним образованием, которые внесли весомый вклад в культуру России XVIII и XIX столетий. Это, например, поэт Василий Тредиаковский, дипломат Антиох Кантемир, математик Леонтий Магницкий, исследователь Камчатки Степан Крашенинников, промышленник Дмитрий Виноградов, основатель первого постоянно действовавшего российского театра Фёдор Волков.

Однако средневековые принципы, на которых во многом строилась академия, быстро устарели. Ещё Пётр понял, что совместить и светскую и духовную школы не получается. Государству всё больше требовались специалисты, обученные наукам в конкретных прикладных отраслях, а не просто широко образованные люди. На первый план стало выходить профессионально-сословное образование, и академии в этой системе всё больше отводилась роль высшего духовного училища.

С 1740-х годов представителей духовного сословия буквально обязали поставлять в академию учеников из числа своих детей. Крестьянских детей туда к тому времени давно уже не пускали. У прочих же незнатных сословий большей популярностью пользовались Навигацкая школа и Медицинское училища, дававшие более прикладные профессии.

Наконец, в 1755 году в Москве открылся первый в России университет, и начался долгий процесс распределения полномочий между ним и академией. В 1775 году утвердили новый устав академии, и по замыслу правившей тогда Екатерины II она стала исключительно духовным училищем, готовящим образованное духовенство.

Правда, занявший в 1775 году пост директора Академии уже упоминавшийся митрополит Платон (Левшин) старался расширить образование, которое там давали. Учебный план обогатился рядом новых предметов, не только теологических, но и университетских: математикой, экспериментальной физикой, историей гражданской и натуральной, кратким руководством к медицине и ботанике, экономией гражданской и сельской. Студентам Академии даже предписывалось посещать лекции в Московском университете.

В рамках образовательной реформы Александра I в 1814 году Славяно-греко-латинская академия была преобразована в Московскую духовную академию, став одним из подобных учреждений, предназначенных для подготовки высокообразованных священнослужителей. В новое учебное заведение приняли всего 19 учеников и четырёх преподавателя из прежней академии. Поскольку во время оккупации Москвы Наполеоновской армией в 1812 году многие помещения академии были значительно повреждены, новое учебное заведение поместили в Сергиев Посад, в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру. Там Московская духовная академия работает и ныне.