Экспериментальные гамбургские школы 1920-х: история полной свободы в классах

Из этой статьи вы узнаете:

• как получилось, что в Германии в Гамбурге открылись четыре бесплатных государственных школы с атмосферой полной свободы;
• как были устроены эти школы, которые даже по современным меркам кажутся невероятно смелыми;
• каких успехов достигли эти школы (и достигли ли?) и что произошло с ними дальше.

Как Германия пришла от консервативного образования к экспериментальному

Рубеж XIX–XX веков в педагогике стал временем экспериментов и реформаторства. Появилось множество концепций обучения, основанных на уважении к личности и индивидуальности ребёнка, а также призванных научить его мыслить и действовать самостоятельно, а не просто повторять догмы. Эти новаторские направления стали внедряться в учебную практику. Так, например, появились школы Марии Монтессори, Джона Дьюи, Хелен Паркхёрст и другие. Они возникали в противовес традиционной школе, где главной фигурой был не ученик, а всемогущий учитель, и от детей требовалось не мышление и самостоятельность, а умение вызубрить тему.

Сформировался ряд новаторских концепций, согласно которым ребёнок — личность, имеющая право на свободное развитие. Шведская писательница и педагог, а также идеолог свободного воспитания Эллен Кей в 1900 году даже назвала грядущее XX столетие «веком ребёнка».

Прогрессивные педагогические идеи буквально витали в воздухе, рождая очаги нового, не похожего на традиционное, экспериментального образования. Одним из таких очагов стал Гамбург. Сообщества педагогов-инноваторов здесь начали формироваться ещё в последней трети XIX века. Они выпускали свои журналы и просили у властей разрешения на открытие своих экспериментальных школ.

Необходимость совершенствования образования в Германии той эпохи диктовало и стремительное промышленное развитие, и рост правозащитных движений, и подчёркнуто сухое и утилитарное отношение к ученику в немецкой школе (учеников утилитарно ориентировали, в первую очередь, на то, что они должны научиться приносить пользу обществу и государству).

Читайте также:

Георг Кершенштейнер и его трудовая школа: как учитель физики изменил немецкое образование

Но настоящий бум экспериментальных учебных заведений в Германии начался после Первой мировой войны и Ноябрьской революции. Страна стала республикой, в обществе распространялись идеи о новом обществе, построенном на идеалах свободы, уважения к человеческой личности и антимилитаризма, новой национальной культуры и морали. Произошли коренные изменения и в образовании: была отменена социальная дискриминация и введено бесплатное общее образование для всех. Немецкие школы получили самоуправление — «Бастилия управления школой взята», как говорили тогда.

Учебные заведения не преминули воспользоваться новыми возможностями. Среди них в 1919–1920-е годы оказались и четыре государственные школы начального образования в Гамбурге: «Телеманнштрассе» (Telemannstraße), «Берлинские ворота» (Berliner Tor), «Поворотная школа» (Wendeschule) и Tieloh Süd (женская часть школы «Тиелох», вскоре она стала называться школой Бармбека). Во главе этой инициативы стояли педагоги и общественные активисты, преимущественно социал-демократы Карл Гётце, Эмиль Краузе, Вильгельм Паульсен и другие. Они добились от властей особого экспериментального статуса для своих школ.

Даже по меркам нашей современности устройство этих школ было чрезвычайно смелым. Вкратце его можно описать так: ученики получают абсолютную свободу.

Как работали школы, где главными объявили детей

Основатели гамбургских экспериментальных школ намеренно дистанцировались от прежних школьных устоев. Конечной целью новой экспериментальной школы они видели создание нового общества, основанного на продуктивном и креативном сотрудничестве людей и самореализации каждого человека.

Мечтая об идеальной новой школе, гамбургские реформаторы полагались на идеи свободы и сообщества. Но идея свободы и девиз «Начните с ребёнка» доходили у них до предела. В гамбургских экспериментальных школах не признавали никаких правил, образовательных программ и даже целей обучения. Однако дети не только получали возможность поступать, как им хочется, но и должны были научиться брать на себя ответственность (в том числе, например, за дисциплину на занятиях). Свободу получали и учителя, сами решавшие, как им вести занятия, — директор не мог вмешиваться в их работу.

Вторая фундаментальная идея выражалась в том, что школа должна была стать сообществом детей, учителей и родителей, основанном на понимании и доверии, — это называлось словом gemeinschaftschule (этот термин сложно перевести дословно, но смысл примерно такой — солидаристская школа, школа общественной жизни). Учитель в такой школе должен был стать не руководителем, а товарищем, жить с учениками и родителями в атмосфере братства. Непосредственно же учить детей и способствовать их гармоническому развитию должно было именно сообщество.

По отдельности некоторые эти элементы уже встречались в более ранних экспериментальных школах, но все вместе — ещё никогда.

Хотя у каждой из четырёх экспериментальных гамбургских школ были свои особенности, все они опирались на несколько главных принципов:

• административная автономия;
• свобода от государственных учебных программ;
• независимость в выборе преподавателей;
• совместное обучение мальчиков и девочек (что для той эпохи было нестандартным решением).

Фактически в экспериментальных гамбургских школах отрицали приверженность какому-либо методу в принципе. Новаторы отказались от учебной программы и расписания, от наказаний и иерархии, разделения на классы по возрасту, от экзаменов и оценок (хотя в итоговый аттестат отметки всё же выставлялись — этого требовал закон). Всё это, как считалось, убивает в детях умение самостоятельно искать информацию. При этом идеологи такого образования и воспитания считали, что школа должна была не готовить к жизни, а и быть самой жизнью.

Учителя с первых дней объясняли ученикам концепцию: школьники сами устанавливают порядки, они вольны обращаться к учителям по имени и сами решать, что и когда хотят изучать. Например, дети запросто могли заявить, что они решили не обсуждать какие-то темы. В школах было ученическое самоуправление — общие собрания по типу парламента.

Предметное обучение в школе всё же было, и оно делилось на курсы: экономика и география, история, математика, арифметика, химия, английский язык, рукоделие, рисование, теория музыки, хоровое пение, танцы и ритмика, науки о жизни. Но учителя сами решали, как вести уроки. Занятия могли проходить в форме непринуждённой беседы (так происходило чаще всего), игры, эксперимента, рассказа, дискуссии, экскурсии, трудового занятия, представления самостоятельных работ (например, сочинений), театральных постановок.

Большую часть материала ученики должны были изучить самостоятельно. Они могли помогать друг другу. Всё это роднило гамбургские школы с методом проектов, изобретённым американским педагогом Уильямом Килпатриком. Кстати, эти идеи были популярны и в первые годы Советской России.

Во время занятий ученики могли, например, обсуждать недавний коммунистский мятеж и его подавление, рассказывать стихи, представлять свои письменные работы и самостоятельно оценивать сочинения одноклассников. Учитель же давал комментарии, предложения, советы и критику, показывал пример и подводил итоги. То есть, хотя он формально и не управлял детским коллективом, но оставался членом школьного сообщества и, безусловно, играл в нём ведущую роль.

Читайте также:

«Я убеждён, что человекоориентированная школа — та, где дети учатся, а не где их учат»

Весомое место отводилось ручному труду, и его тесно связывали с другими дисциплинами.

В отличие от других экспериментальных школ конца XIX — начала XX века, гамбургские создавались не в сельской местности для специально отобранной группы учеников, а в большом городе и предназначались для детей из рабочего класса (в каждой было примерно по 600 учеников).

Причём они были бесплатными. В отличие, например, от школ Джона Дьюи, они не прошли апробацию, научное изучение. Кроме того, гамбургские педагоги-экспериментаторы не ограничивались экспериментальными методиками на протяжении первых четырёх лет начальной школы: по их системе дети обучались до четырнадцати лет.

Каких успехов достигли экспериментальные гамбургские школы

Хотя может показаться, что концепция гамбургских школ была абсолютно нереалистичной и нежизнеспособной, что она должна была обернуться полной анархией и крахом, это верно лишь отчасти. На самом деле у них были успехи.

Новости и рассказы о необычных школах быстро облетели мир. В результате Гамбург посетили многие интересующиеся реформаторской педагогикой люди. Их поразило, что школы, несмотря на тотальную свободу, не погрузились в хаос, а дети в целом оказались способны сами поддерживать порядок.

Например, старшие ученики зачастую могли вести обсуждение без участия учителя: дружелюбно и по порядку. А класс не вставал «на уши», стоило только преподавателю выйти из кабинета. Не хромала и посещаемость, а уровень работ учеников (несмотря на их невысокий социальный статус) был выше, чем в традиционных школах. Для детей послевоенного времени, часто психологически травмированных и потерявших моральный ориентир, это был большой успех.

Не менее поражало посетителей и то, насколько ученики экспериментальных школ обладают собственным мнением и готовы отстаивать его.

Кроме того, гамбургским педагогам удалось вовлечь в школьную жизнь многих родителей. Так, регулярно проводились совместные мероприятия с участием учеников, учителей и родителей: праздники, торжественный приём новых учеников, выпускные вечера, театральные постановки. Родители также делали много полезного для школы: красили стены, собирали скамейки, обучали детей ремёслам. Ещё могли организовать загородный дом для школы, проводить экскурсии и поездки. А некоторые даже вели курсы по арифметике, объясняя детям и подросткам начисления зарплат и цен.

В одних школах проводились классные и общие собрания родителей, в других их напрямую привлекали в административные и принимающие решения структуры. Таким образом, они не только были частью школы, но и сама школа становилась частью городского сообщества. Во многом это стало возможно благодаря политизированности родителей, многие из которых, будучи пролетариями, верили в социал-демократические или коммунистические идеи.

Что произошло с экспериментальными школами дальше

Однако не всё было так однозначно хорошо. Консервативные педагоги и родители критиковали экспериментальные школы. Родители часто жаловались, что дети учатся слишком мало и получают знания в недостаточном объёме. Само образование имело скорее гуманитарную направленность, что тоже устраивало не всех.

Дисциплину удавалось поддерживать только потому, что ученики действительно взяли ответственность за неё на себя. Они проводили общие собрания, а в некоторых случаях даже устраивали префектурные комитеты, которые отвечали за порядок. Несмотря на это, занятия всё равно нередко превращались в балаган. Например, во время обсуждения ученик мог встать и рассказать свою историю, не обращая внимания на общее неодобрение.

Другие могли, не слушая выступающих, заниматься своими делами: читать книжки, делать бумажные поделки, что-то писать и так далее. А так как сами беседы основывались только на личном опыте школьников, многие вообще предпочитали не включаться в дискуссию. Призывать к порядку приходилось не только учеников, но и учителей, которые в отсутствие жёсткой дисциплины могли опаздывать на занятия.

Читайте также:

«Вводились новации… Знаний я из этой школы вынесла немного»

Наконец, гамбургским экспериментальным школам пришлось бороться с тяжёлой экономической ситуацией, в которой Германия оказалась после войны. Школьных принадлежностей и материалов не хватало. Помещения были забиты чуть ли не под завязку очень бедными, порой голодающими детьми. Обескровленное государство ничем помочь не могло. Отчасти поэтому так много для школ делали родители. Помогали и иностранные пожертвования от гуманитарных организаций и людей, сочувствовавших идее нового образования.

В итоге изменить укоренившуюся систему образования не удалось. Экспериментальные школы не смогли потеснить обычные, а постепенно и вовсе перестали быть экспериментальными.

В «Берлинских воротах» (Berliner Tor) решили отказаться от экспериментов в 1930 году. Школа прекратила набор новых учеников, но продолжала вести шесть экспериментальных классов вплоть до 1933-го. Другая, изначально самая радикальная «Поворотная школа» (Wendeschule) после ухода нескольких влиятельных учителей постепенно вернулась к традиционному преподаванию. Окончательно от экспериментального статуса там отказались тоже в 1930 году.

Последние две школы свернули опыты в 1933 году после прихода нацистов к власти в Германии. В режиме Гитлера свободе детей и учителей уже не было места. Экспериментальные школы формально не были распущены, но лишились своего экспериментального статуса, и совместное обучение мальчиков с девочками было в них отменено. Директоров и многих учителей в этих школах поменяли. Значительная часть педагогов и выпускников экспериментальных школ впоследствии боролись против нацизма.

Но идея свободного образования не канула в Лету. Ещё во времена существования экспериментальных школ многие их элементы заимствовали за пределами Германии. В 1920-е годы школу похожего типа — Саммерхилл — основал в Великобритании педагог-новатор Александр Нилл (интересно, что первые свои школы он открывал в Германии, близ Дрездена и Австрии, в 1921–1923 годах). Это учебное заведение существует до сих пор. Сейчас его часто приводят в пример, говоря о концепции человекоориентированных школ.

В России в первые годы после Октябрьской революции советские школы охватила волна самоуправления, но это было стихийно, вылилось в анархию, и просуществовала эта практика недолго. А вот продуманная система детского самоуправления (кстати, сопряжённая с трудовым воспитанием) была у Антона Макаренко. Правда, в отличие от гамбургских школ — в сочетании с железной дисциплиной и всё-таки с главенствующей ролью педагога.

Новый всплеск интереса к гамбургской экспериментальной педагогике возник в конце 1960-х — начала 1970-х годов. А уже в начале 2000-х школы, работающие по схожим принципам, стали снова открываться в Европе, например в Нидерландах.