Идём в музей: «Великая пустота» в фонде Ruarts

В Москве в фонде Ruarts проходит выставка «Великая пустота». Её название отсылает к фильму Соррентино «Великая красота» и Великой космической пустоте в созвездии Волопаса. Тема пустоты сейчас особенно актуальна — многие потеряны, а на месте, где когда-то были чувства и эмоции, образовался вакуум. «Великая пустота» — это женский проект, участвуют в нём только художницы.

Мы сходили на выставку, чтобы посмотреть, как выглядит «женское» искусство и так ли сильно оно отличается от мужского.

Пятиэтажным зданием в Трубниковском переулке фонд Ruarts обзавёлся относительно недавно — в апреле 2021 года. Многим хорошо известна одноимённая галерея в Зачатьевском переулке — она продолжает быть пространством, тесно связанным с арт-рынком, где продают и покупают работы. Фонд же, в собрании которого более двух тысяч произведений современных художников, работает как институция, направленная на развитие искусства и поддерживающая большие культурные проекты.

Идея сделать выставку, в которой участвовали бы только художницы, появилась ещё два года назад. Тема проекта, посвящённого пустоте, пришла уже позже. Как объясняет приглашённый куратор Анна Журба — женщины исторически близки с пустотой. В социальном контексте у них не было права свободно выбирать род занятий, художницы практически не представлены в истории искусства. Во фрейдистском значении — там, где у мужчины находится пенис, женщина имеет только пустоту, и в теории психоанализа эта нехватка преследует её всю жизнь.

Как выдуманный художник в «Великой красоте» заполняет фотографиями своей жизни пустоту между колоннами в итальянском поместье, так и художницы в Ruarts показывают, чем заполняется пустота их действительности.

Утрата, исчезновение, невидимость, агрессия

Логически экспозиция разделена на три части, которые объединяет тема исчезновения и невидимости. Четвёртый этаж, с которого нужно начинать просмотр, посвящён утрате личной истории маленького человека — крупицы большого социума.

Раздел «Утрата, исчезновение, невидимость, агрессия» открывает минималистичная живопись «Стены» Александры Паперно. Художница показывает, как вместе с людьми исчезают вещи и личное пространство: здесь висел ковёр, а тут стояло пианино и звучала музыка. Уход вещей наполняет пустотой не только интерьеры, но и внутреннее «я», привязанное к месту и окружению.

С утратой связан и проект Елены Артёменко «Вещи, которые имеют вес». Сброшенная на пол мраморная футболка лишилась своего владельца, теперь его место пусто (чтобы посетители не повредили экспонат, его пришлось переложить на стул). Привычный предмет гардероба «имеет вес» не только за счёт материала: маленькие кусочки быта, своего или совместного, — это то, что весомо для каждого, но они настолько привычны, что часто мы не придаём им значения.

«Утеря образа» Маяны Насыбулловой также посвящена исчезновению. Покупая вещицы на блошиных рынках и собирая найденные предметы, она заново наполняет их лицами, характерами. Один из портретов в раме — истёртая фотокарточка неизвестного мужчины (кто он?), в соседней осыпающейся рамке — расплывшаяся на кафеле глазурь, которая вторит фотографическому силуэту.

Напротив находится инсталляция, которая сначала кажется нагромождением: предметы запутаны в проводах, лампочки установлены в хаотично вмонтированные пластиковые тазы — возле этой работы не хочется задерживаться надолго. Она некрасива. Отношение к ней меняет подпись — «„Он“ из серии „Агрессия“». И только тут понимаешь смысл нескольких пистолетов, направленных на зрителя. Красная мигающая лампочка становится налитым кровью «глазом», а синий холодный свет вверху композиции — холодным «разумом» агрессора. Стоя перед этой инсталляцией Наталии Турновой, начинаешь испытывать оцепенение и пустоту. Именно их порождает насилие.

Проект «Без названия» Ирины Наховой в соседнем зале — обладатель премии Кандинского. Как во времена Большого террора уничтожались лица «врагов народа», так на фотографии «Фигуристки» художница затирает пастелью лица девочек, позирующих со своим тренером. Это история и про пустоту, занимающую место стёртого в обществе человека, и про пустоты в личной истории: фотография, отпечатанная на холсте длиною более трёх метров, из собственного архива Ирины.

Снимок рифмуется с групповым портретом «Руководящий состав», входящим в триптих. Сквозь отверстия, заменяющие лица участников снимка (и снова отсылка к большому террору) протянут красный парашютный шёлк. Последствия ли это выстрела палача или мешки на головах приговорённых — зрителю предложено додумать самому. В это же время справа на трёхканальном видео показано, как исчезают люди, приговорённые к забвению, их вещи и память о них.

Меланхолия и затерянность во времени

Самый заметный проект на третьем этаже — «Утренний хор» Кати Исаевой. На эту работу её вдохновил уголок в парке Тао Дан в Сайгоне, куда местные жители приносят птиц в клетках, чтобы те могли «пообщаться». Пронзительность этого проекта в том, что в выставленных девятнадцати клетках никого нет. Увидеть чернолицую гавайскую цветочницу или благородного мохо можно только на плакате на стене. Всё, что осталось от этих вымерших видов, — их изображения, аудиозаписи пения и опустевшие клетки.

Время не имеет осязаемых координат, но затерянность в нём можно показать через место. Так, в серии «Кабинеты» Мария Сафронова пишет на больших полотнах заброшенные школьные помещения, а Таисия Короткова, опираясь на рассказы сталкеров, рисует на старых клеёнчатых скатертях футуристичные объекты, вписанные в природный ландшафт. Лайтбокс Анастасии Цайдер из серии «Аркадия» показывает, как природа захватывает созданные человеком постройки. Изображение затерянности во времени антропоцентрично, поскольку время — не создано, но определено человеком.

В своей новой серии «Что есть и чего нет» Алиса Горшенина исследует феномен заброшенной русской деревни. Резные, созданные когда-то для украшения наличники обрамляют зияющие дыры окон, за которыми — пустота. На фотографиях Алиса — в тёмном пальто и с красными лентами в длинных косах — будто бы погружается в мир мифологем и сказок. Дома оживают — они смотрят на неё глазами, трогают руками. Но художница на снимках как будто немного лишняя, пустота и ничто — отныне главные жители этих мест.

Пока спускаешься по лестнице на второй этаж, размышляя о показанном, шаги сопровождает мужской голос, поющий навзрыд:

«Жизнь мне лишь радость сулила,

Туча нашла, гром принесла,

Всё, что я в мире любила,

Счастье, надежды разбила!

Ах, истомилась, устала я!

Ночью ли, днём, только о нём,

Ах, думой себя истерзала я…»

Обретение видимости, созидание из и в пустоте

Экспозиция задумана таким образом, чтобы от мрачного ощущения пустоты как разреженной области пространства привести зрителя к тому, что пустота — это место, которое можно чем-то наполнить. Второй этаж должен смазать то чувство опустошённости, которое возникает при просмотре верхних залов.

В правой его части находятся две наиболее ранние работы экспозиции — «Саспенс» Айдан Салаховой и «Сны Александра Македонского» Ольги Тобрелутс. Обе были созданы ещё в 1998 году. Именно с «Саспенса» начинается исследование темы гендера и проявления женщины в творчестве Айдан.

На большом чёрном полотне изображена женщина, похожая на античную статую. Сначала картина статична. Затем от героини отделяется будто бы её вторая, настоящая, сущность и полотно оживает (для этого использована видеопроекция). Сюжет длится несколько минут, и когда он доходит до середины, срабатывает реверс — действие начинает закручиваться в обратном порядке. События так и не произошло. Надменная красавица застывает в черноте пустоты.

В основе коллажей «Сон Александра Македонского» Ольги Тобрелутс лежит скульптура конца XVIII века «Бдение Александра Македонского» — она находится на первом плане. Но теперь Александр засыпает и будто бы растворяется в пространстве — его мраморное ложе пустеет. Как объясняет художница, так растворяется в истории образ воина-победителя.

Фотографии с античными изваяниями, сделанные ещё на плёнку и отпечатанные на фотобумаге большого формата, делают работу помпезной. А цифровой коллаж образца 1998 года выглядит немного наивным. Спустя четверть века работа сохранила свой смысл, но получила новое звучание.

Отдельный зал посвящён проявлению не внутреннего содержания, а физического образа. Так, художественная группа «Фабрика найденных одежд» (Наталья Першина-Якиманская и Ольга Егорова) в своём социальном высказывании «Пенсионеры, не сдавайтесь» обращаются к проблеме незаметности одного из самых незащищённых классов общества. Старомодные пиджаки и пальто протягивают к зрителю руку, обтянутую полупрозрачным капроном. Несмотря на то что работа сделана в 2012 году, сегодня она выглядит как объект из начала нулевых с очень понятной метафорой.

Три акварели выше человеческого роста из серии «Как стать невидимым» Екатерины Муромцевой показывают другой «невидимый» класс — культурных работников, которые часто остаются незаметными в тени произведений. На самом деле «невидимый труд» — проблема, существующая не только в культурных институциях: художница обращается к той сфере, которая ей ближе. Расспрашивая своих героев об их профессии, она пишет отбрасываемые ими тени нежной краской, за переливами которой сложно рассмотреть образы. Но эти люди теперь замечены и заметны.

Просмотр «социальных» работ проходит под истошные женские крики, раздающиеся из-за тёмной занавеси — там транслируется видео Лизы Бобковой «Я здесь». Пожалуй, это одна из самых пронзительных работ выставки. Сюжет также посвящён пустоте, но героиня в нём — не одна. В заснеженной тишине огромного карьера она кричит в пространство, обращаясь к невидимому собеседнику: «Ты слышишь меня? Я здесь! Здесь!!! А для тебя это важно? Это важно для тебя?!» Но ответа нет, как нет и осязаемого адресата этого послания. Она теряется, смущается, молчит и снова кричит ему: «И тогда мне очень страшно! Очень страшно! Страшно-о-о!!!» Попытка докричаться оборачивается для неё пронизывающим одиночеством. Этот дуализм — монолог, который мог бы быть диалогом, — вызывает мощное сопереживание.

Закрывает «Великую пустоту» та же работа, что и открывает её — цикл замкнут. Инсталляция Тани Ахметгалиевой расположена сразу и на втором и первом этажах рядом с фойе. Техника художницы — вышивка, причём эта вышивка всегда незавершённая. В работе «Клото», для создания которой Таня провела несколько недель на екатеринбургском камвольном комбинате, проявляются лица работниц фабрики. Как богиня Клото в греческой мифологии ткала нить судьбы, отвечая за размеренный ход жизни, так и художница выплетает портреты женщин, чей труд часто остаётся недооценённым, но предопределяет их жизнь.

По кураторской идее экспозиция выстроена так, чтобы подвести зрителя к пониманию пустоты как пространства, которое можно заполнить и которое может послужить началом для чего-то нового. Но ощущения этого потенциала так и не возникает. Скорее высказывания художниц подталкивают к мысли — а что можешь сделать лично ты, чтобы в социуме, истории и в тебе самом не было пустоты?

Если же говорить о глобальной идее «женской выставки» — она не оставляет впечатления «женского послания». Один из способов показать равноправие в мире искусства — сделать экспозицию, где пол художника отходит на второй план: виден в списке участниц, но не связан с высказыванием напрямую. И это отличает «Великую пустоту» от многих других «женских» проектов, где гендер участниц подчёркнут нарочито — ресентиментом или фрейдистско-сексуальным подтекстом. Продуманная кураторская работа показывает, как с вопросами, не затрагивающими гендерных ролей, художницы и художники работают в едином ключе.

Выставка проходит до 4 июня в фонде Ruarts в Москве по адресу: Трубниковский переулок, д. 6.

Куда сходить ещё:

10 выставок в Москве и Петербурге, чтобы встретить весну