10 картин Виктора Васнецова, которые стоит рассмотреть внимательнее

Сын бедного священника, не сразу и не всеми понятый вятский гений Виктор Михайлович Васнецов прожил долгую жизнь. Мы знаем его как мастера исторической живописи и основателя особого «неорусского стиля». Однако прославился он далеко не одними иллюстрациями к сборникам сказок.

Как имя художника стало неразрывно связано с русским фольклором и какую работу он считал главным делом своей жизни? Об этом расскажем ниже.

Художник родился в 1848 году в селе под Уржумом (ныне Кировская область). Он рано лишился матери и помогал отцу растить братьев. Тот старался учить и развивать мальчиков (в семье было пять сыновей), давал им уроки акварельной живописи и резьбы по дереву.

Уже в 14 лет Виктор отправился в Вятскую семинарию — ему было уготовано стать батюшкой, как и предыдущим поколениям мужчин в семье. Однако центр губернии предоставил талантливому юноше много больше, чем духовное образование и азы иконописи.

Здесь он познакомился со ссыльным художником Эльвиро Андриолли, который посоветовал Васнецову пробовать силы в живописи. Останавливать будущего гения от поездки в Петербург и поступления в Академию художеств не стал ни отец, ни даже ректор семинарии — они благословили набожного Васнецова на покорение столицы.

Академию он, к слову, так и не окончил: помешала смерть отца и необходимость работать и помогать братьям.

Говорить о душевных качествах и характерах великих творцов скорее моветон, однако, по свидетельствам очевидцев, Васнецов действительно был человеком незаурядным в нравственном отношении. Брата Аполлинария, впоследствии тоже известного художника, он фактически вывел в люди, забрав после смерти отца в Петербург из всё той же семинарии.

Сохранился для нас и прекрасный портрет молодого Аполлинария. Поражает семейное сходство братьев.

Портрет Веры (Веруши, как её называли в семье) Мамонтовой — той самой репинской «девочки с персиками» — хранится на родине художника, в Кировском музее, носящем ныне имя братьев Васнецовых.

Предприниматели, меценаты и знатоки искусства Мамонтовы сыграли значительную роль в развитии художественного дела России второй половины XIX века. Для Васнецова же знакомство с Саввой Мамонтовым стало поистине поворотным событием — именно от него он получил свои первые заказы, позволившие художнику встать на ноги.

Васнецов написал ещё несколько портретов дочери своего благодетеля, один из которых даже подарил ей на свадьбу.

Над «Богатырями» живописец в общей сложности проработал почти два десятилетия, тщательно выписывая пейзаж и упрашивая позировать простых русских мужиков — то московских извозчиков, то кузнецов в подмосковном Абрамцеве.

По словам автора, былинный замысел не оставлял его, пока работа не была завершена. Создать образ благородных богатырей-защитников художник считал «обязательством перед родным народом».

Готовую картину тут же выкупил Третьяков, и в целом это самая классическая работа мастера — что не принижает её достоинств.

Знаменитый «неорусский стиль» Васнецова сформировался не сразу. Он потратил годы на изучение коллекций Исторического музея и копирование архивов со старинными гравюрами.

Первые работы в народно-исторической манере не понравились публике. Чрезмерная детализация и отказ от подчёркнуто критического духа реализма не пришлась по вкусу привыкшим к широким обобщениям народникам.

В свою очередь, модная и богатая публика не оценила лёгкость мазка и нежность красок Васнецова, который провёл год в Западной Европе, общался с импрессионистами и с живым интересом наблюдал начинавшийся там переход к модерну.

Две птицы из народных сказаний в красочном обрамлении листьев (отсылка к лубочной живописи), символизирующие равновесие добра и зла, увидели свет на первой персональной выставке художника — она состоялась только в 1899 году.

Сирин и Алконост были известны обычному русскому человеку. А вот изображённый на этом полотне Гамаюн — не совсем сказочная птица, она чаще встречалась в письменных источниках, а не на крестьянских вечёрках.

Гамаюн не обладал чётким значением — в более ранних источниках, основанных на тюркских и иранских легендах, он предрекал милости и райские наслаждения, а в более поздних, уже русских описаниях нёс смерть царям и прочим властителям мира сего. Васнецов был знаком именно с памятниками допетровской литературы. В его трактовке птица выглядит зловещей и напоминает не то пифию, не то языческую богиню.

Такое прочтение закрепило за Гамаюном недобрую славу и повлияло на дальнейшее восприятие образа в массовой культуре. Критики считают, что это единственная его работа, которую стилистически можно отнести к символизму.

В попытках найти свою нишу Васнецов пробовал себя в архитектуре, брал заказы на роспись домов, на изготовление декораций, декоративно-прикладных панно и иллюстраций — в их числе около 200 картинок для «Народной азбуки».

Здесь как нельзя кстати пришлись его глубокие знания этнографии и славянского фольклора. Под его кистью оживали персонажи из русских сказок и легенд, которые он знал ещё со времён сельского детства в отдалённой, законсервированной в старине вятской глубинке.

Однако первоочерёдным источником вдохновения для него были всё-таки люди. И самая знаменитая «иллюстрация» Васнецова была написана вовсе не по мотивам сказки. Ведь по сюжету Алёнушка находилась под водой, а у пруда сидел Иванушка. Старое название картины было «Дурочка Алёнушка» — девушка была задумана юродивой, а не тоскующей по брату.

Свою «Алёнушку» Васнецов писал с обычной простоволосой крестьянки в подмосковной Ахтырке. Об этом свидетельствуют не только и не столько воспоминания автора, сколько сама картина: и ноги в трещинах, и простой сарафан, и неизбывная, несказочная печаль в глазах девушки.

Идея перенести на холст героев популярной сказки, особенно полюбившейся читателем в переложении Александра Афанасьева, пришла к художнику спонтанно, во время его долговременной работы над фресками Владимирского собора в Киеве. Пожалуй, самая хрестоматийная работа автора была создана в один год, за недолгий перерыв в росписи храма.

«Я жил в селе среди мужиков и баб, любил их попросту, как своих друзей, слушал их песни и сказки, заслушивался ещё на посиделках при свете и треске лучины», — говорил о своём детстве Васнецов.

Возможно, именно это детское ощущение сумел передать художник. Несмотря на мрачную тональность пейзажа, цветущая яблоня на переднем плане указывает на возможность чудесного спасения влюблённых. В отличие от многих других картин, «Иван Царевич» был принят зрителями с удовольствием и быстро выкуплен.

Об этой работе Васнецова говорят не так много, однако сам живописец оценивал роспись стен Владимирского собора как дело всей своей жизни. Православная «Сикстинская Мадонна» настолько полюбилась иконописцам, что со временем превратилась в новый канон.

Икона «Благодатное небо» (под таким названием образ знаменит в церковных кругах) существовала и раньше, однако именно васнецовский вариант встречается и в современных храмах, и в работах современников художника.

Тем интереснее, что Богоматерь, нежно прижимающая младенца-Христа, была «списана» автором со своей жены, держащей на руках полугодовалого сына. Религиозный Васнецов боялся, что сходство станет слишком заметным, и запретил жене появляться в строящемся храме.

Чета Васнецовых прожила душа в душу 49 лет — редкий случай для творца мирового уровня. Однако друзья и родственники отмечали, что в том была большая заслуга и самой Александры Владимировны, в девичестве Рязанцевой, — дочки вятского купца и выпускницы медицинских курсов.

Она год ждала его из европейской поездки, после свадьбы делила с ним комнатку со шторкой вместо перегородки, переезжала из города в город, покупала ему на последние деньги краски и отдавала свою порцию, если в доме не хватало еды.

Жену в письмах Васнецов называл «Сашенька». Она была его главным критиком, помощницей и ценительницей творчества, разбирала его этюды, подсказывала и безоговорочно поддерживала. Пожалуй, без помощи этой женщины, а также их пяти детей мы бы не узнали всю силу дарования великого вятского сказочника.

После ухода из жизни мужа в 1926 году Александра Владимировна отдала несколько комнат в их доме для посмертной выставки его ранее не издававшихся картин. Экспозиция существовала вплоть до смерти жены художника в 1933 году.