Зарема Халилова — о жизни на стыке IT и искусства

Зарема Халилова

---

Digital nomad, коллекционерка современного искусства, создательница онлайн-галереи The Under Gallery, художница, программистка, основательница сообщества SPB Frontend.

---

Ссылки

В разработке я уже 17 лет. Но сейчас хочу заниматься искусством: после нескольких лет тяжёлой депрессии я вернулась к нормальной жизни и вновь могу заняться любимым делом — исследовать современное искусство и пробовать себя в роли художницы, куратора и коллекционера.

Мой путь в IT начался на Крайнем Севере

Первые шаги в профессии я начала делать ещё в школе, в Норильске, в 1998 году. Я записалась на факультатив по программированию в шестом классе, потому что меня взял на слабо одноклассник.

На кружке преподавала представительница коренных народов Севера. Так как я была в группе единственной девочкой, она очень хорошо ко мне относилась и всегда поддерживала. Вообще, от этих занятий остались тёплые воспоминания — я даже сохранила тетрадку со своей самой первой программой.

Когда я перешла в 10-й класс, мы с родителями переехали на Кавказ. Там я пошла учиться в лицей, где снова увлеклась программированием — уже тогда я понимала, что хочу и могу этим заниматься. Поэтому, когда открылся набор на подготовительные курсы для программистов в Пятигорском филиале СПбГУАП, я без раздумий записалась. К тому же при поступлении нам обещали переезд в Санкт-Петербург — а мне очень хотелось переехать в большой город из маленького посёлка в Ставропольском крае.

Профессия программиста тогда была редкой — даже слово «интернет» знали не все. В то время ещё не было сервисов вроде «Википедии» или «ВКонтакте», а к Сети подключались через телефонный модем. Несмотря на это, родители моё увлечение поддержали и даже купили компьютер — я пошла на подготовительные курсы, после которых в 2004 году поступила в университет.

Питерское разочарование

Учиться в Пятигорском филиале ГУАП было классно. Он был небольшой — всего несколько сотен человек, и преподаватели относились к нам очень хорошо. За это время мы освоили азы computer science, проектирования, архитектуры и работы с базами данных. Обучение было полезным, но недолгим: после первых трёх курсов нас перевели в Питер, где планировались самые интересные учебные дисциплины.

Но когда мы переехали в Питер, нас ждало разочарование. В филиале рассказывали, что ГУАП — это университет мирового уровня, куда приглашают читать лекции западных преподавателей. Мы надеялись на возможности студенческого обмена, мечтали о хорошей библиотеке, интересных научных проектах. Но всё, что нам рекламировали, не соответствовало действительности.

Обучение было устроено так: лекции вели профессора, а лабораторные работы и практику — аспиранты. Профессора зачитывали лекции с довольно абстрактной теорией и давали нам задания через лаборантов. Лаборанты ни на что не могли повлиять: на наши жалобы, что задания устарели лет на десять, они отвечали, что ничего не могут сделать.

Я очень ждала, когда мы будем изучать искусственный интеллект — у нас этот курс назывался «Нейронные сети». Но на первой же лекции по этому предмету преподаватель сказал нам: «Забудьте, это всё не работает, у этого нет будущего».

Читайте также:

Что ты такое?! Фичи нейросетей, которые удивили даже их создателей

Променяла учёбу на стажировку

Сначала я училась прилежно, а потом всё хуже и хуже. Спустя некоторое время я записалась на стажировку в ЕРАМ — у них тогда была программа для студентов, изучающих C#. Из-за практики я совсем забросила учёбу, и в итоге меня отчислили с пятого курса — даже несмотря на то, что я шла на красный диплом. Потом, правда, восстановилась, но ненадолго — спустя пару месяцев всё-таки забрала документы и больше в университет не возвращалась.

Стажировка, кстати, тоже продлилась недолго. В EPAM я попрактиковалась два месяца, а потом бросила. Там была очень неуютная для меня обстановка: сотни людей в офисах, какие-то правила, корпоративная культура… Однажды мне удалось даже попасть на корпоратив — постыдное зрелище, пьянка в актовом зале.

Но последней каплей стало не это. Сначала у нас был хороший куратор, но после рождения ребёнка они вместе с женой ушли в декрет. Новая преподавательница работала с нами дистанционно из Москвы и каждый день требовала отчёты. Задания я выполняла хорошо, но отчёты оформляла кое-как — из-за этого с куратором возникли разногласия, и в итоге я решила уйти.

Кризис 2008 года и махровый сексизм

С первого дня учёбы я работала на фрилансе. На третьем курсе, перед переездом в Питер, мне удалось даже продать десктопную программу с синхронизацией по интернету для сети агентств недвижимости на Юге России. На эти деньги мы с мамой и двоюродным братом съездили отдохнуть на море.

На рынок труда я вышла в конце 2008 года. Тогда как раз бушевал финансовый кризис, который начался из-за ипотечного коллапса в США. В начале года в экономике всё было ещё гладко, а потом начался тотальный упадок — компании закрывались, сотрудников сокращали, про наём джунов вообще все забыли.

Как раз в этот период я решила внезапно уйти с фриланса и найти себе постоянную работу с зарплатой — очень вовремя, Зарема. На собеседованиях на меня смотрели как на диковинную зверушку: молодая девочка, которая проходит отбор на должность программиста в IT-компанию, в 2009 году была чем-то невиданным.

Думаю, многих удивлял и тот факт, что я не русская, а кабардинка. В Питере в то время отношение к приезжим было так себе. Большинство моих одногруппников, с которыми мы вместе приехали в Питер, после обучения вернулись работать на Кавказ.

Национализм и шовинизм встречались повсеместно. Например, однажды я пришла на интервью в небольшую IT-фирму, где меня собеседовал владелец бизнеса. За интервью он успел оскорбить во мне всё — и пол, и национальность, и внешность. Я сделала ему замечание, что нельзя так общаться с людьми.

Когда уходила, подошла к программистам, которые сидели в том же кабинете, и спросила, как они терпят такого ужасного начальника. Они ответили, что боятся остаться без работы в кризис. Для себя я решила, что лучше буду голодать, чем работать с таким человеком.

Неудавшийся стартап, депрессия и фронтенд

Немного позже я познакомилась с человеком, который открывал свою аутсорсинговую IT-компанию. Ему нужен был разработчик, который взял бы на себя одно из направлений стартапа — корпоративные сайты. Этим разработчиком оказалась я, и в итоге компанию мы открыли с ним вместе.

Чего я только не делала: и программировала, и пилила дизайн, и проектировала. Сначала мы писали простые сайты для компаний и НКО, а потом перешли на создание технической части стартапов. В 2013 году в моей жизни и жизни моего напарника случились не самые приятные события, мы обанкротились, а у меня началась депрессия.

Годом позже я узнала, что появилась новая сфера разработки — фронтенд. Раньше ведь не было разделения на серверную и «фасадную» часть — была просто профессия веб-разработчика. А тут все внезапно заговорили о фронтенде. Меня это направление очень заинтересовало, и я решила в нём развиваться. Помню, как удаляла из своего профиля в LinkedIn всё, что связано с серверами и бэкендом, и начала искать работу уже как фронтендер.

Читайте также:

Что такое фронтенд и чем он отличается от бэкенда

Чёрная полоса

Раньше меня увлекали три вещи: стартапы, музыка и искусство. Я уделяла этому примерно одинаковое внимание вплоть до 2011 года. Но потом моя карьера пошла в гору и увлечения пришлось на время оставить: я стала выступать с докладами на конференциях, завоёвывать себе репутацию в сообществе.

А потом в моей жизни наступил мрачный период. Родители одновременно заболели раком: в 2013 году от болезни умер мой папа, а у мамы начался долгий период лечения. Когда у неё была ремиссия, она переехала ко мне в Питер, но потом болезнь вернулась. Это было очень тяжёлое время — минимум два года я провела в онкобольницах, сил едва хватало на работу. Какие-то ещё интересы и сферы своей жизни я поддерживать просто не могла. В течение нескольких лет у меня была тяжелейшая депрессия.

В 2019 году не стало моей мамы, и я уволилась из компании, в которой проработала больше трёх лет. Почти целый год я была не в состоянии работать. Только ради собственного удовольствия сделала курс по финансовой грамотности. Удивительно, но люди до сих пор им интересуются.

После того как я отгоревала после смерти мамы, сразу начала проходить психотерапию. Я обращалась к психологу и раньше — за психологической поддержкой как родственница онкобольного. Но после смерти мамы решила возобновить занятия.

«Психотерапия вернула меня в мир искусства»

Сколько себя помню, я всегда любила искусство. В нулевые, когда я была ещё подростком, отец покупал мне журналы DeAgostini из серии «Великие художники». Каждый выпуск этого журнала — рассказ про известного художника и его работы. Мы с папой не пропускали ни одного выпуска, и со временем у нас собралась полная серия.

Переехав в Питер, я сразу начала ходить по всем мероприятиям, связанным с искусством. До определённого времени это интересовало меня даже больше, чем программирование. Уже потом, из-за работы и смерти родителей, я забросила это увлечение. Но терапия помогла мне вернуть свою давнюю любовь к искусству.

Например, я долгое время мечтала собрать свою коллекцию работ современных художников — но никак не могла решиться. Мне казалось, что коллекционировать современное искусство могут только 60-летние богатые мужчины. Оказалось, что это не так: я стала участвовать в аукционах, мои ставки выигрывали, и это начало мне нравиться.

Кстати, первую работу я купила в Twitter — это было произведение моей любимой художницы, которая зарегистрирована там под ником «Х** в молоке»:

А первый официальный аукцион, где я участвовала, был благотворительным: все деньги с него отправили в поддержку политзаключённых. Властям это не очень понравилось — в разгар аукциона приехала полиция и пыталась его разогнать, но ребята отбились. В тот день я выступала с онлайн-докладом «А дальше-то что?» и даже купила свой первый лот:

Помимо любви к искусству, я вспомнила, как мне нравится путешествовать. Я с детства обожаю самолёты — каждый год родители старались вывезти меня на море, чтобы скрасить тяготы жизни на Крайнем Севере. К 15 годам у меня за плечами было около 40 авиаперелётов — в основном на курорты Чёрного моря.

Первый цифровой проект в искусстве

В 2020 году в Москве проходила Биеннале современного искусства. Через приятеля я узнала, что одной кураторке нужен разработчик. Я решила откликнуться по двум причинам: во-первых, в то время мне нужна была работа. А во-вторых, это был шанс прикоснуться к горячо любимой сфере искусства и применить в ней свои навыки программирования.

Так я попала в большой проект Лизы Матвеевой. Он объединил 45 художников, чьи работы были представлены преимущественно в цифровом виде из-за карантинных ограничений. У проекта был общий творческий сайт, а моей задачей было подготовить страницу одной из художниц и представить её работу.

У художницы было много видеозаписей, которые нужно было определённым образом собрать и анимировать в очень сжатые сроки. Повезло, что у меня был MacBook Pro, потому что нужно было рендерить видео в специальном формате, который доступен только на MacBook.

Осенью 2021 года я поступила на курс «Современное искусство» в онлайн-школу Bang Bang Education. Начала заниматься, но потом поняла, что работа художника — не для меня. Но ради интереса иногда посматриваю лекции — они там замечательные.

Открыла искусство на Кипре

После 24 февраля я уехала на Кипр. Первое время было тяжело — я много работала и совсем никуда не ходила. Всё было чуждым, страшным, непонятным. Мне говорили, что, кроме хайкинга и плавания, на Кипре нет других развлечений. В это было трудно поверить! Я начала искать, какие там есть галереи, художники, выставки, и в конце концов всё нашлось.

В одну тёплую солнечную субботу я позвала своих соседей по вилле на тур по местным арт-мероприятиям. Сначала мы посетили одну некоммерческую выставку, потом зашли на арт-маркет, а на обратном пути заглянули на ещё одну выставку, уже коммерческую. Для каждой работы там была указана цена.

К слову, цены по российским меркам довольно высокие — от 150 евро за маленькую картинку. Несмотря на это, спустя четыре часа после начала выставки на многих картинах уже стояли красные точки — это означает, что работа забронирована за покупателем. Я была приятно удивлена, что на Кипре ценят искусство и готовы платить за него хорошие деньги.

После этого я сходила на перформанс киприотки Лии Хараки — Body Unmuted. Это такое пространство, в котором есть несколько точек с аудиозаписями, — зрители ходят от одной точки к другой, надевают наушники, слушают записи.

Сначала мне показалось, что эта работа о том, что мы чувствуем по поводу наших тел. Но по мере передвижения по пространству поняла, что за записями кроется сюжет. У авторки обнаружили рак молочной железы, ей сделали мастэктомию, и эта работа — об опыте потери части своего тела. Эта тема была мне близка — у моей мамы как раз был рак молочной железы, и она тоже проходила мастэктомию.

Работа Лии поразила меня до глубины души. За те два года, что я исследовала российское современное искусство, я ни разу не видела проектов, которые бы рассказывали об опыте утраты, о смерти, о тяжёлых болезнях. В России, мне кажется, это настолько сильное табу, что даже художники об этом не говорят. А тут целая работа, посвящённая мастэктомии!

Современное искусство — повсюду

Принято считать, что всё мировое искусство сконцентрировано в нескольких больших городах: Нью-Йорке, Лондоне, Берлине, Сеуле. Если взять любой искусствоведческий путеводитель, большая часть объектов будет из Западной Европы и США. Кажется, что искусство как будто не существует в других регионах. Но оно существует.

Например, мне очень нравятся работы художников из Латинской Америки, Испании и Португалии. Они очень сильно отличаются от работ российских авторов: цветами, сюжетами, мотивами. Вообще, у каждого региона есть свои особенности. Но есть и сходства — и художники обычно рады узнать, что у них есть творческие пересечения с кем-то на другом краю света.

Я очень люблю Notion, поэтому создала там пространство, куда загружала всё, что находила по теме искусства во время путешествий: места, галереи, музеи. В какой-то момент информации скопилось так много, что я решила: неплохо бы поделиться ею с людьми. Поэтому я взяла свою базу данных и прогнала её через сервис Super. Таким образом я превратила свой Notion-аккаунт в полноценный сайт — называется Where’s Art.

Теперь каждый раз, когда я лечу в какой-то новый для себя город, я публикую там информацию о найденных галереях, центрах и музеях.

Ещё я веду похожий проект, ориентированный исключительно на кипрское искусство, — называется Odigos Art. Там я рассказываю не только о местах, но и о мероприятиях, которые проходят на острове. Будет полезно как ценителям искусства, так и художникам, которые хотят выставляться в новых местах.

Web 3.0: наша мечта — мир без границ, цензуры и санкций

Я не хочу связывать свою жизнь с серьёзным искусствоведением — мне трудно оставаться в рамках и работать по определённому графику. В обычном IT я работать тоже не могу — скучно, да и надоело перекраивать себя под корпоративные стандарты. Но есть ещё сфера, которая мне симпатична и, более того, близка идейно — это Web 3.0.

Все крупные IT-компании, к которым мы привыкли: Google, «Яндекс», «Фейсбук»* — это всё компании Web 2.0. Они существуют за счёт венчурного капитала — то есть в них работают для того, чтобы показать хорошие метрики инвесторам. И с философской, и с социальной точки зрения мне такая модель перестала быть интересна.

А Web3-мир меня зацепил, потому что там всё только начинается. Это похоже на тот этап истории, когда браузеры только появились и стали конкурировать между собой. Но Web3 — это не просто современный Web2, а скорее новый этап становления интернета. Я сейчас как раз работаю с одним из таких проектов — называется Lido DAO. Это блокчейн-организация, которая управляет протоколом ликвидного стейкинга Lido.

Читайте также:

Что такое блокчейн и как он работает

Недавно я ездила на конференцию Devcon в Боготе, в Колумбии, — это главная конференция в экосистеме Ethereum. Там я пообщалась с ребятами, которые тоже увлечены миром Web3. Многих из нас объединяет мечта: чтобы у человека не было никаких ограничений из-за его гражданства и местоположения. И задача, надо сказать, весьма амбициозная, потому что эти ограничения у нас сейчас повсюду.

Почему я решила создать свою галерею

Из-за санкций часть международных грантовых программ стала недоступна для россиян. Дело в том, что многие организаторы просто не могут платить российским художникам, так как все банки отрезаны от SWIFT. Поэтому художники не могут получать поддержку из-за рубежа, а работать с Минкультом и госкомпаниями сейчас не все могут и хотят.

Но проблемы ведь не только у россиян. Есть, например, крупные площадки, которые больше не работают с художниками из Украины, потому что оттуда сейчас нет возможности доставлять произведения напрямую. Им приходится вывозить свои работы за рубеж и указывать другое место отправки. Также под санкциями художники из Ирана, Венесуэлы, непризнанных государств и тех стран, где не развита банковская система.

Я много об этом думала, и тут мне как раз написала знакомая художница из Питера и попросила помощи — выступить агентом для международного перевода. Сначала я хотела оставить свои европейские банковские реквизиты, чтобы художники могли их указать в своих профилях. Но потом пришла идея получше — открыть собственную галерею!

У меня сразу появилось название в голове — The Under Gallery. Тут три смысла: во-первых, under означает under sanctions, «под санкциями». Второй смысл — слово under созвучно с Andor — названием потрясающего сериала о становлении революционного движения во время расцвета империи во вселенной Star Wars. И третий смысл в том, что я очень люблю сериал «Доктор Кто», и там была The Under Gallery, секретная галерея Елизаветы I.

Пока проект развивается онлайн, и у нас ещё не было ни одной продажи. Мы с художниками пытаемся разобраться, сможем ли мы организовать реальную выставку и наладить каналы продаж или, может быть, надо переходить на NFT и продавать полностью цифровое искусство.

NFT, или уникальные цифровые токены, — ещё одно пересечение моей работы и моих интересов. По моим ощущениям, не более 1% художников открыли для себя эту технологию и разобрались, как её использовать. А ведь это реальная возможность монетизировать свои цифровые работы — будь то изображение, фильм или сайт вроде того, что я делала для биеннале.

Читайте также:

Как заработать на гифках с котами — ультимативный гид по NFT-арту

Когда в российском инфополе только начался хайп с NFT-искусством, я думала, что сейчас все переучатся и начнут с этим работать. Но нет! На практике 99% художников продолжают работать так же, как и работали, не обращая внимания на новые технологии. Если ничего не изменится, многим, возможно, предстоит завершение творческой карьеры. А как иначе, если вы не можете выставляться, продавать картины, получать гранты, создавать новые проекты?

Мне кажется, искусство не должно иметь границ. Ведь оно реально повсюду, вокруг нас. Я когда-то смотрела документальный фильм про металлистов, и там был сюжет про граффити с названиями метал-групп в Саудовской Аравии, где за стрит-арт грозит то ли смертная казнь, то ли длительное заключение. Но люди продолжают этим заниматься, всё равно рисуют на стенах, потому что не могут остановить в себе этот порыв. И это невероятно круто!

* Решением суда запрещена «деятельность компании Meta Platforms Inc. по реализации продуктов — социальных сетей Facebook и Instagram на территории Российской Федерации по основаниям осуществления экстремистской деятельности».