«Мы принесли реальную пользу»: как превратить домашнюю работу в арт-проект

Военная служба и арт-менеджмент: совместить несовместимое?

— Как ты умудряешься активно заниматься искусством, если ты — военная? По-моему, несовместимые вещи…

— Моё второе образование — преподаватель мировой художественной культуры. Мне было интересно учиться этому, но из-за военной службы я никак не могу использовать эти знания на практике. Но у меня есть постоянная тяга к учёбе. Я узнаю многое по истории искусства самостоятельно, благо сейчас в интернете масса ресурсов, посвящённых этому вопросу, я подписана на блогеров, читаю книги. В основном интересуюсь живописью, какими-то аспектами архитектуры, есть любимые направления.

Поэтому, когда увидела в Instagram* рекламу курсов по арт-менеджменту в Skillbox, очень воодушевилась и решила попробовать. Я не знала, что из этого выйдет, и не представляла, что получится целый культурный проект, но тем не менее мне многое удалось.

— А как к твоим проектам относятся коллеги по военной службе?

— Я стараюсь не распространяться об этом. Но я и не смешиваю эти две профессии, я занималась выставкой в свободное от основной работы время. Это достаточно тяжело — совмещать разнородную деятельность, но я постаралась, и в результате не пострадали ни служба, ни проект. Да, были сложности, когда история с выставкой стала очень активно развиваться, особенно во время подписания договоров с музеем, когда решалась масса организационных вопросов, которые никто бы не решил без меня. Если хочешь, чтобы получилось так же хорошо, как ты придумал, приходится очень многое брать на себя.

— Насколько в Хабаровске представлена сфера искусства? Это так далеко от столицы, что, кажется, на Дальнем Востоке арт-индустрия вообще не должна присутствовать.

— Конечно, она присутствует! И в последнее время даже активно развивается. Например, в Хабаровске располагается крупнейший дальневосточный музей изобразительных искусств, в котором представлена русская и западноевропейская живопись, скульптура. Всё это есть. Несколько лет назад у нас появился Центр современного искусства «Артсерватория». Там тоже всё очень интересно, они сотрудничают, насколько я знаю, с московским «Гаражом». Хотя мне, честно говоря, ближе классическое искусство, особенно европейская живопись до 20–30-х годов XX века.

До учёбы в Skillbox я никогда не делала никаких культурных проектов. Но меня настолько вдохновили наши кураторы, что обычное домашнее задание выросло в целый социокультурный проект. Насколько я понимаю, он стал прецедентом в Хабаровске, до этого у нас ничего подобного не происходило. В нём я подняла вопрос материнского выгорания и заговорила на эту тему, использовав работы современной художницы Анны Тюриной, живущей в Благовещенске.

— Материнское выгорание — это что-то похожее на послеродовую депрессию?

— Да, но выгорание бывает не только после родов. Оно может случиться уже тогда, когда ребёнок подрастает. Например, ты смотришь Instagram*, где сплошь идеальные матери, красивые, ухоженные, уверенные в себе, которые успевают даже карьеру сделать, воспитывая трёх-четырёх человек, включая мужа ;) А ты не можешь справиться с одним ребёнком и зачастую не чувствуешь к нему любви, не можешь проявить эмпатию, потому что очень устала.

Такой синдром может касаться не только женщин, но и мужчин. Тут можно провести такую аналогию: ты выбирал работу в здравом уме и в трезвой памяти, но в какой-то момент её становится слишком много, ты устаёшь, тебе неприятно. Но про выгорание на работе активно говорят! С материнством же ситуация другая. На государственном уровне пропагандируется идея, что материнство — это не работа, а призвание. Со стороны старших часто можно услышать: «В наше время люди вообще в поле рожали. У молодого поколения уже всё есть, а вы придумываете сами себе выгорание, депрессию какую-то. Материнской любви вам, видите ли, не хватает…»

— Можно ли переубедить людей, которые не видят тут проблемы?

— Были комментарии в Instagram*, в которых люди писали, что это всё выдумки, что нельзя не любить собственного ребёнка. Но были и воспоминания матерей, которые признавались своим уже подросшим детям, как у них происходило это выгорание, как они не хотели жить.

— Ты так много об этом рассказываешь… У тебя самой был подобный опыт?

— Да, был период, когда моему ребёнку было три года, а мне нужно было работать. Я одна воспитывала дочь, и это было очень тяжело. Хотя я могла позволить себе нанять няню, но мне всё равно иногда казалось, что я сойду с ума. Так что эта тема мне близка.

Всех ли можно заставить говорить на неудобную тему

— Как вы познакомились с художницей Анной Тюриной из Благовещенска?

— Она писала мой портрет, когда была в Хабаровске. Это было моё спонтанное решение — попросить её о портрете, когда я впервые увидела работы Анны на ярмарке искусств в Хабаровске. После этого я подписалась на аккаунт Анны в Instagram*, и мы стали переписываться. И когда на курсе в Skillbox я дошла до задания придумать социокультурный проект, у меня возникла идея, связанная с эффектными работами художницы. За неё я получила хорошую оценку, а ещё кураторы мне сказали, что этот проект сможет получить государственную поддержку.

Собственно, с этого всё и началось. Я написала Анне, что учусь на арт-менеджера, и предложила ей посмотреть презентацию моего проекта. Она посмотрела и сказала: «Может быть, мы сделаем это в реальности, а не как учебный проект? Напиши письмо в музей». Я отправила письмо в музей в январе 2021 года, и вот так моя домашняя работа стала чем-то большим.

Выставка прошла, и теперь я пишу диплом, основанный на этом проекте, только уже с точки зрения арт-менеджмента. Эта работа настолько меня захватила, что вся жизнь вертелась вокруг неё несколько месяцев.

Я хотела, чтобы выставка, которую мы назвали «Маленькие и большие», открылась ко Дню матери. Но у музея были свои планы, и её поставили на не самое удачное время, на начало августа. Это время отпусков, и я переживала, что людей на выставке будет совсем немного. Тем более из-за пандемии музею рекомендовали не проводить мероприятия более чем на десять человек сразу. Но всё равно выставка пользовалась успехом, как я считаю. С коммерческой точки зрения она могла стать успешнее, но тем не менее о ней достаточно говорили и писали.

В работах Анны много женских образов, она входит в число немногих художников, исследующих проблему материнства, отношений между родителями и детьми. Женщины на её работах бывают несчастными, задумчивыми, сомневающимися. И это заставляет о многом задуматься.

— Но мне работы Анны Тюриной показались довольно позитивными, кое-какие картины можно даже причислить к наивному искусству. Сама художница, судя по её соцсетям, весёлая и активная девушка…

— Да! Так и есть! Она очень жизнерадостный человек. Но при этом в Аниных женских образах есть и отрицание, и грусть, и печаль: это то, чего общество обычно не ждёт от женщины-матери. Кстати, картины Ани больше знают за рубежом, чем на Дальнем Востоке.

Когда я познакомила наш музей изобразительных искусств с благовещенской художницей, всё сразу сложилось. В социальных сетях началось обсуждение проблемы материнского выгорания, стали писать о том, как в родительстве не всё розово и очаровательно.

Может быть, в европейской части России уже давно об этом говорят, и это далеко не новость, но на Дальнем Востоке не принято публично показывать проблему материнского выгорания, она кажется многим неудобной. Мы хотим выглядеть позитивно и красиво и не признаём, что устали и даже начали страдать. Матерям надо находить способы выхода из этого состояния, не допуская выгорания. Для этого в рамках проекта мы провели акцию «Арт-девичник».

— Что такое «Арт-девичник»? Это онлайн-мероприятие?

— Это была разовая акция. Мы собрали девушек, которые или уже сталкивались с проблемой материнского выгорания, или не хотели бы с ней столкнуться. Это были в основном матери, но были и те, кто планировал беременность. Мы собрались и общались непосредственно в музее, у работ Анны Тюриной.

Среди нас были психолог, диетолог, эндокринолог и даже преподаватель йоги. Да-да, не удивляйся. «Арт-девичник» завершился йога-классом, на котором инструктор показала упражнения: их можно делать самостоятельно в домашних условиях. Никаких сложных экспериментов, не нужно загибаться в причудливые асаны и стоять так по несколько часов. Наша цель была в том, чтобы показать, что можно реально сделать, чтобы успокоиться, снять стресс и взбодриться. Например, если ты не спала несколько ночей и тебе надо собрать себя в кучу. В общем, то, что для всех матерей актуально.

— Вы обсуждали на «Арт-девичнике» тему абьюза и домашнего насилия?

— Нет. Это другая тема. И, кстати, если бы я в дальнейшем создавала какие-то социокультурные проекты, я бы обязательно обратилась к этой теме тоже.

— Как проходило открытие выставки? Фуршет, музыка, местные знаменитости?

— Я постаралась сделать всё возможное, чтобы это стало светским мероприятием, и, в общем-то, так и получилось. На предварительный показ пришли партнёры, которые приглашали спикеров для проекта, представители СМИ. Чуть позже, на открытие выставки, пришли значимые в Хабаровске люди.

— Это всё организовывал музей или ты сама?

— Если говорить о финансовом вопросе, то кейтеринг покрывался за счёт частных пожертвований, но вся организация была на мне. «Арт-девичник» тоже устраивала я. Но в организации выставочного пространства и в развешивании картин я не участвовала, это уже делал музей.

Роль арт-менеджера в организации выставки

— Каково это — быть организатором и исполнителем, когда на первом плане оказываешься не ты, а другой человек, художник?

— Мне нисколько не обидно, потому что Аня постоянно упоминала меня, говорила о моём участии. У неё живой и успешный аккаунт в Instagram*. Наверное, мне хотелось бы, чтобы обо мне говорили больше, но только в том случае, если бы это был мой способ заработка, моя основная профессия. Я получила устные признания важности того, что я делаю, и мне этих слов вполне хватило на сегодняшний день.

— Входит ли пиар в список компетенций арт-менеджера?

— Нам в Skillbox читали несколько лекций про пиар, но я бы не сказала, что это моя самая сильная профессиональная сторона. Мне с этим ещё работать и работать, но, как нам рассказывали на лекциях, пиар — это прежде всего личные контакты. И в случае с выставкой Анны Тюриной, это сработало на 100 процентов, именно благодаря тому, что я смогла установить и использовать эти личные контакты.

Даже вопрос с проведением выставки в не самое удачное для посещения музея время был благополучно решён, потому что я нашла прямой выход на целевую аудиторию проекта — молодых женщин с детьми. Акция «Арт-девичник» принесла девушкам реальную пользу и доказала необходимость таких встреч.

— Чем ты планируешь заняться после проекта о материнском выгорании?

— Мне надо немного отдохнуть, в том числе и от темы выгорания. Нашим партнёром в проекте была одна клиника, и на выставке Анны её директор подошёл ко мне, чтобы поблагодарить за концепцию и сотрудничество. Он недавно купил старинный особняк в центре города, настолько старинный, что, по его словам, там буквально всё дышит прошлым. И он спросил у меня, не хочу ли я создать какой-нибудь культурный проект с использованием этого особняка. Так что я пока думаю об этом. Концепция только начинает складываться, и я пока хочу подержать её в секрете.

Где граница между искусством и неискусством

— Ты говоришь, что тебе больше близка классика, но работы Анны Тюриной далеки от классических канонов.

— Я не говорю, что мне чуждо всё современное искусство. Я не совсем могу понять, допустим, банан, приклеенный скотчем к стене. А картины Анны мне понятны и близки. Я считываю эмоции, которые буквально хлещут из этих работ. Никакого диссонанса в этом нет.

— Какие у тебя отношения с акционизмом? Поступок художника, который прибил себя к брусчатке на Красной площади, — это больше акция или творчество?

— Не каждое проявление акционизма можно называть искусством. Пример, который ты привёл, честно говоря, для меня не является творчеством.

— А Марина Абрамович?

— Поскольку она классик в своём жанре и всегда может объяснить свои работы, то её творчество мне более-менее понятно. Я могу увидеть смысл в её действиях. Меня это не вдохновляет и не поражает, но я могу понять, что она хотела сказать.

Для понимания произведения искусства мне очень важно знать состояние художника, в котором он творил, и понимать, что его мучило, страдал ли он от неразделённой любви, голодал ли он, или ему было больно физически. Возьмем, например, картину Пикассо «Герника», которую он написал после бомбардировок этого испанского города. Произошло чудовищное событие, поэтому в работе нет ничего красивого, да и не должно быть. По легенде, когда к Пикассо пришли с обыском нацисты и увидели репродукцию работы, то спросили: «Это вы сделали?». На что Пикассо ответил: «Нет, это сделали вы». С тех пор, как я узнала эту историю, я не могу смотреть на «Гернику» без слёз.