История о том, как открыли и закрыли институты красной профессуры

Из этой статьи вы узнаете:

• кто такие красные профессора и где на них учили;
• кого и как принимали в институты красной профессуры;
• как там были устроены занятия и почему обходились без лекций;
• где работали выпускники и что случилось, когда в СССР вернули «нормальных» профессоров.

После революции 1917 года большевики оказались в сложном положении. Они, во‑первых, понимали, что без образованных людей светлое будущее не построишь, а значит, университеты отменять нельзя. Во-вторых, они видели в образовании инструмент воспитания идеального коммуниста — и ради этого попытались реформировать как школы, так и вузы. Но возникла проблема: многие преподаватели вузов оказались нелояльными к политике большевиков. Разве можно поручить воспитание настоящего советского гражданина буржуазной интеллигенции? Как эти старорежимные профессора могут преподавать марксизм-ленинизм?

Так появилась идея отменить старую профессуру (декретом 1918 года в стране упразднили все научные степени и учёные звания) и «взрастить» новую — правильную с точки зрения советской идеологии. Одним словом — красную.

Забегая вперёд, сразу скажем, что как и многие другие радикальные раннесоветские эксперименты в образовании, эта инициатива тоже получилась «не очень». Но зато это был интересный опыт.

Что представляли собой институты красной профессуры

В 1921 году открылся первый Институт красной профессуры (ИКП). Началось всё с того, что на рубеже 1920–1921 годов специальная партийная комиссия разработала концепцию перестройки преподавания общественных наук — к тому моменту большевики осознали их важность. Именно из гуманитариев стали готовить первых красных профессоров. Комиссия постановила:

• Немедленно забрать у старой профессуры курсы по общественным дисциплинам (истории, политэкономии, праву и так далее).
• Сформировать с помощью институтов красной профессуры новых преподавателей-марксистов из партийной молодёжи с соответствующей подготовкой.
• Мобилизовать для этого партийных теоретиков.

Согласно декрету СНК «Об учреждении Институтов по подготовке Красной профессуры», должно было открыться два таких института — в Москве и Петрограде, но из-за нехватки кадров поначалу удалось открыть только один, в Москве.

Поначалу у него были три отделения: экономическое, историческое и философское. В 1924 году к ним добавились отделения советского строительства и права («правовое»), а также — в связи с курсом на индустриализацию — естествознания и техники («естественное»).

К концу 1920-х годов появились историко-партийное (правда, на него набрали всего 12 человек), литературное, восточное и отделение профдвижения (но его вскоре закрыли).

В 1929 году партийный съезд постановил перестроить все учреждения науки и высшего образования, и к 1931 году был создан Ленинградский филиал Института красной профессуры, а к 1932-му на основе уже существовавших отделений ИКП открылись самостоятельные институты красной профессуры:

• Аграрный;
• Мирового хозяйства и мировой политики;
• Советского строительного права;
• Философии;
• Естествознания и техники (в 1935 году он был закрыт);
• Литературы, искусства и языка;
• Истории.

Всего в них учились 2500 слушателей. Ещё три института из структуры ИКП вошли в состав Коммунистической академии.

Институт красной профессуры как особое учреждение получил щедрое финансирование и материальное обеспечение. Преподавателям и слушателям полагались льготы. И те и другие получали особый военный паёк. Слушателям-коммунистам платили довольно высокую стипендию, а также предоставляли общежитие, в том числе для семейного проживания (в то время найти жильё было крайне трудно, так что это была важнейшая мера поддержки). Правда, деньги в 1920-е годы обесценивались с космической скоростью, а мест в общежитиях хватало далеко не всем желающим, но по крайней мере на старте условия были очень привлекательными.

Ректором института стал Михаил Николаевич Покровский, историк и убеждённый коммунист с университетским образованием. При царизме он так и не смог защитить свою магистерскую диссертацию на слишком опасную в то время тему истории марксизма, а с 1908 по 1917 год и вовсе вынужден был жить в эмиграции. После революции вернулся и в 1918 году стал заместителем наркома просвещения.

Независимо от специализации (будь то литература или естествознание), все студенты Института красной профессуры изучали марксистское мировоззрение. Институт также формировал основы преподавания, нормы и методы научно-преподавательской деятельности по гуманитарным дисциплинам, выступал идеологическим и научным цензором в них для всех учебных заведений страны.

Кого и как принимали в институты красной профессуры

Набор в Институт красной профессуры вели из коммунистов — через ячейки и комитеты партии. Партийные организации сами выбирали и отправляли абитуриентов. Все поступавшие считались «мобилизованными в порядке трудовой дисциплины» и приравнивались к учащимся военно-учебных заведений.

Первый набор сделали так: через газету обратились к партийным комитетам и политотделам Красной армии, чтобы те выдвинули кандидатов в будущие красные профессора. Казалось, что их легко будет набрать из красноармейцев, которые в тот момент как раз начали демобилизовываться после Гражданской войны. Но нужного количества слушателей через армию найти не удалось, и набор продолжали в течение учебного года.

Когда открывали первый ИКП в Москве, оптимальное количество будущих слушателей определили в 300 человек. Но в первый год удалось набрать только 105 слушателей, а в следующий — 151-го.

Причина такого слабого набора заключалась в слишком жёстких критериях отбора. Предполагалось, что студентами ИКП должны стать члены партии большевиков (подразумевалось, что они уже и так обладают какой-то базовой марксистской подготовкой) с высшим образованием и общеобразовательной подготовкой не ниже рабфака.

Однако эти условия оказались нереалистичными — подходящих людей было слишком мало. В итоге в первый набор попали как коммунисты без высшего образования, так и образованные, но беспартийные. Правда, именно беспартийные стали потом первыми кандидатами на исключение как не внушавшие доверие. Из 11 таких студентов закончили учёбу только четверо. В 1923 году Институт принял лишь одного беспартийного, но и его в итоге отчислили, а в дальнейшем в красные профессора брали только коммунистов.

Для приёма в ИКП требовалось не просто быть членом коммунистической партии большевиков, надо было иметь определённый стаж партийной деятельности, опыт организационной работы и, конечно же, положительную характеристику от парторганизации. Также обращали внимание на происхождение будущего студента и его биографию.

Отбор проводила специальная мандатная комиссия, в неё входило по одному представителю от ЦК (чаще всего, заведующий агитационно-пропагандистским отделом), правления института и слушателей. В итоге даже до вступительных экзаменов (а они в ИКП, в отличие от поступавших в обычные вузы, всё-таки были) доходили немногие.

Читайте также:

Как советская власть отменила конкурс на поступление в вузы, а потом одумалась

Сначала комиссия оценивала происхождение, биографию абитуриента и рекомендации, которые ему дали в партийном комитете. И только по результатам этого первичного отбора отправляла абитуриента писать письменную работу по избранной специальности. Затем следовал устный коллоквиум по теоретической экономии, философии, российской и всеобщей истории. Вступительные испытания, по воспоминаниям выпускников, были сложными.

После первых двух наборов находить новых слушателей стало ещё сложнее. Ведь все «сливки» — идейные студенты «правильного» пролетарского происхождения и с высшим образованием — уже были собраны, а новые ещё не появились.

Поэтому так же, как для подготовки поступавших в обычные вузы необразованных пролетариев открыли подготовительные рабфаки, в ИКТ тоже создали подготовительное отделение. В 1930 году оно стало отдельным Институтом подготовки кадров красной профессуры с центром в Москве и филиалами в Саратове, Нижнем Новгороде, Свердловске, Ростове-на-Дону и Баку. Ректор ИКТ Покровский называл его «дверью, через которую к нам войдёт пролетариат».

Но на самом деле за этой «дверью» желающих ждал ещё длинный коридор, через который пройти удавалось далеко не всем. Естественный отсев слушателей в Институте красной профессуры составлял 25% в год. Так, в 1929 году ИКП выпустил лишь 13 экономистов, 12 историков, шесть философов, шесть естественников, двух литераторов и одного правоведа. А всего с 1924 по 1928 год ИКП окончили только 194 красных профессора. Главная причина — многочисленные проверки как уровня знаний, так и социального происхождения слушателей. Проще говоря — чистки состава ИКП.

Но пролетаризировать Институт так и не удалось. Так, в 1924–1929 годах из 236 его выпускников лишь 19 были рабочими и 8 — крестьянами, а все остальные — служащими. Постепенно, конечно, число пролетариев среди красных профессоров росло, но очень медленно. В 1931–1938 годах из 408 слушателей Института красной профессуры по истории 174 были рабочими, 52 — крестьянами, 180 — служащими, ещё двое из категории «прочие». Добиться решительного превосходства «благонадёжных» кадров не получилось.

К тому же вскрылась ещё одна проблема. Партийные комитеты при отборе кандидатов, которых они отправляли учиться на красных профессоров, чаще всего  присылали не самых способных, а, наоборот, тех, с кем не жалко было расстаться. Талантливых же приберегали на местах для работы, которой там было невпроворот. Из-за этого директора некоторых институтов красной профессуры даже требовали отменить требования по партийному стажу для поступающих и упростить процедуру отчисления неуспевающих слушателей.

«Качественных» абитуриентов и так было мало, а за них пришлось ещё и конкурировать с курсами по изучению теории и практики марксизма при Институте К. Маркса и Ф. Энгельса (ИМЭ), где готовили партийных работников. Словом, набрать подходящих учащихся институтам красной профессуры было очень сложно.

Кто учил будущих красных профессоров

В проекте предполагалось, что учить красных профессоров будет цвет коммунистической мысли, в том числе и видные партийные деятели. Отчасти так и было: с докладами в ИКП периодически выступали Сталин, Троцкий, Зиновьев, Каганович, Калинин и другие большевистские лидеры.

Но периодические выступления и систематические занятия — вещи разные. Быстро выяснилось, что всерьёз учить молодёжь коммунизму практически некому. Достаточно подготовленных большевиков, способных натаскать будущих красных профессоров, оказалось ещё меньше, чем тех, кто мог стать этими идеальными красными профессорами. Крупные партийные работники либо сразу отказывались от педагогического поприща, либо относились к нему крайне формально, появляясь в институте раз в год. «Кажется, один из таких работников случайно провёл четыре занятия. Об этом долго говорили», — иронично рассказывал ректор ИКТ Покровский.

Что же делать? Пришлось прибегать к услугам той самой «буржуазной» профессуры, ради избавления от которой, собственно, и был задуман весь проект. В результате в ИКП работали и беспартийные преподаватели, и даже представители альтернативных большевизму течений (пока такие ещё были возможны). Причём так было на протяжении всей истории ИКП.

Например, анализ анкет преподавателей разных институтов системы ИКП показал, что к 1937 году лишь 45% из них были членами Всесоюзной коммунистической партии большевиков. Ещё несколько состояли в зарубежных коммунистических партиях, а все остальные были беспартийными. Среди последних нашлись и те, кто до революции состоял в партиях «нон грата» — меньшевиков, левых эсеров и даже кадетов.

То же самое касалось и социального происхождения преподавателей. Большинство из них были отнюдь не пролетариями. Некоторые получили образование за рубежом. Словом, это всё ещё была «старорежимная» интеллигенция.

Но даже при том, что на происхождение закрывали глаза, преподавателей в ИКП не хватало, и занятия нередко приходилось вести студентам старших курсов.

Со второй половины 1920-х всё чаще преподавателями институтов системы ИКП становились их выпускники. К 1937 году они составляли треть преподавательского состава и 47 из 92 профессоров.

Многие преподаватели ИКП параллельно работали и в других учреждениях — учебных, научных, партийных. В конце 1920-х в ИКП не было ни одного преподавателя, который не занимал бы должность где-то ещё, а в 1937 году сотрудников, работавших исключительно в ИКП, было всего 30 из более чем 200 числящихся в штате.

Ректор ИКП Михаил Покровский вообще был чемпионом совместительства: в 1928 году он занимал 17 должностей, и все весомые. Вот только некоторые из них: глава ИКП и его исторического отделения, руководитель Государственного учёного совета и Коммунистической академии, Центрархива и РАНИОН. Не говоря уже о том, что он был также редактором и автором в нескольких изданиях.

Как учились и учили в институтах красной профессуры

Обучение в ИКП поначалу длилось три года, ведь новые профессора требовались срочно. Но в 1924 году срок увеличили до четырёх лет. На подготовительном отделении — один или два года (в зависимости от уровня базовой подготовки студента). Любопытно, что добавленный год отводился для работы над научным трудом, но, как вспоминала Эсфирь Генкина, учившаяся в ИКП в 1925–1930 годах, никто из «икапистов» диссертаций не писал.

Лекций в ИКП было мало, и они считались необязательными. Связано это было как раз с проблемой нехватки преподавателей, имеющих «правильное» социальное происхождение. Руководители Института считали, что партийная молодёжь, работая самостоятельно, лучше разберётся в темах, чем если будет слушать лекции беспартийных профессоров.

Поэтому основной и почти единственной формой обучения выступали семинары. На них слушатели разбирали какой-то вопрос. В течение триместра слушатель должен был зачитать два доклада по теме своего семинара и хотя бы один раз выступить на обсуждении темы товарища.

Это только на первый взгляд кажется лёгкой задачей. Темы докладов слушателей на тот момент чаще всего были ещё не изучены. То есть каждый доклад в идеале должен был представлять собой настоящее первичное исследование. Так, историк Эсфирь Генкина вспоминала, как Михаил Покровский раскритиковал её доклад «Февральский переворот»: «Это не исследование <…>, ибо мало архивов, особенно фондов Западного фронта и Ставки, а без архивов и их глубокого изучения нет исследования».

Читайте также:

«Никаких экзаменов для сознательных пролетариев-матросов не нужно»

Кроме того, икаписты писали статьи. Словом, их приучали к тому, что обычно составляет научно-исследовательскую деятельность. Серьёзные масштабные исследования уровня монографий там тоже порой проводились. В 1929 году, подводя итоги деятельности Института, Михаил Покровский заметил, что в ИКП только на историческом отделении было подготовлено 800 исторических работ (вместе со статьями и рецензиями), около 300 более крупных трудов и 50 книг. С 1929–1930 годов академическая работа стала считаться «основной партийной обязанностью слушателей».

Однако из-за обилия практических занятий у икапистов зачастую не хватало времени на подготовку достаточного количества докладов надлежащего качества. Кроме того, само обучение далеко не всегда было на высоте. Именно потому, что для многих преподавателей работа в Институте была не основной и даже не приоритетной.

Строго говоря, учебных планов и образовательных программ в ИКП тоже не было. Точнее, они появились лишь в конце 1920-х — начале 1930-х годов, но часто менялись, что приводило к сумбуру. Сохранилась жалоба одного из слушателей ИКП 1935 года, где он возмущался: «У нас нет ни тематики, ни программы, ни списка литературы. Нам сказали, что вы, товарищи, читайте пока Покровского и Ключевского».

А когда Институт только открылся, в первые годы план занятий формировался вообще очень свободно: преподаватель и студенты сами договаривались, что будут изучать. Общих курсов по специальности не было, и слушатели рассматривали только отдельные темы. Например, на первом триместре первого курса набора 1921 года изучали теоретическую историю, первый том «Капитала» Карла Маркса, историю рабочего движения в Англии и историю Парижской коммуны.

Как оценивали будущих красных профессоров

Дореволюционную систему оценок везде отменили, поэтому учёт успеваемости слушателей ИКП вели специфическим образом, без привычных отметок и переводных экзаменов.

Руководители семинаров и их участники составляли на слушателей характеристики. Оценивалось, насколько их доклады соответствовали марксистской методологии. Именно по этому показателю «плавало» большинство студентов. Также для характеристики имели значение объём проработанной литературы и источников (отечественных и зарубежных), критическое отношение к материалу, построение докладов, давалась общая оценка. Если оценки руководителя и слушателей не совпадали, они могли подать своё особое мнение в правление.

Вот пример характеристики 1923 года, которую аттестационная комиссия дала слушателю исторического отделения, будущему декану ЛГУ Сергею Дубровскому:

В самих оценках единообразия не было. Например, одна из систем делила слушателей на шесть категорий в зависимости от их добросовестности в учёбе. Только первая категория позволяла перейти на следующий триместр, а судьбу остальных учащихся должны были решать дополнительные доклады, которые они готовили, и заседания Комиссии по проверке состава. В 1923 году эту громоздкую систему заменили на трёхступенчатую. Слушателей, в зависимости от их стараний и способностей, разделили на:

• тех, из кого готовили вузовских преподавателей;
• тех, кто впоследствии сможет обучать в Губсовпартшколах (губернских партийных школах, в которых готовили политпросветработников для профсоюзов и местных партийных отделов);
• тех, кто подлежит исключению.

Читайте также:

Былое: история отмены отметок как проклятого наследия буржуазии

Где работали выпускники и почему до выпуска многие не доходили

Те, кто оставался в ИКП после выпуска в качестве преподавателя, автоматически получали статус «красного профессора» по окончании. Некоторые делали быструю карьеру. Например, закончивший в 1920-х годах первый ИКП Сергей Динамов в 1932 году уже возглавил новый литературный ИКП.

Из стен ИКП вышли многие известные советские философы, историки, писатели, литературные критики, редакторы советских СМИ.

Однако в 1934 году выпускникам ИКП нанесли очень чувствительный удар — в стране снова появились настоящие научные степени (кандидат и доктор наук) и учёные звания (профессор, доцент и так далее). В этой системе звание «красный профессор» фактически ничего не значило. К примеру, выпускник ИКП без настоящей научной степени уже не мог стать преподавателем, а ведь именно для этого их и готовили!

То есть красным профессорам, которые хотели продолжить научно-преподавательскую работу, теперь предстояло проделать новый путь — для начала защитить кандидатскую диссертацию. Лишь немногим икапистам удалось добиться звания профессора без этих ступеней, остальные же остались не у дел.

Впрочем, примеры отдельных ярких выпускников показали, что, даже начав с экзотического звания красного профессора, можно было добиться признания в научном сообществе. То есть для некоторых одарённых людей ИКП послужил хорошим стартом. Самые успешные из них вошли в состав Академии наук СССР.

Впрочем, выпускники институтов красной профессуры шли далеко не только в науку и преподавание. С этого уникального учебного заведения начинали карьеру многие руководители, партийные и государственные деятели — например, Г. Ф. Александров (доктор философских наук, академик Академии наук СССР, министр культуры СССР) и Н. А. Вознесенский (доктор экономических наук, академик Академии наук СССР, председатель Госплана и зампредседателя Совета министров СССР).

В целом же из стен Института красной профессуры выходили марксистские методологи широкого профиля, которые отлично владели материалистической диалектикой и способны были применять её в любых ситуациях. Многие из них шли на всякого рода административные должности по тому профилю, на котором учились в ИКП. Экономисты, например, были нарасхват в различных наркоматах (раннесоветских аналогах министерств), Госплане, ВСНХ, а аграрники были востребованы в Наркомземе. Причём зачастую слушатели институтов красной профессуры с радостью шли на предлагаемые им должности, даже не окончив курса.

Бывало и так, что икапистов снимали с учёбы, потому что этого требовали государственные задачи. Например, профессор ИКП историк С. А. Пионтковский вспоминал:

В ИКП по истории за 1931–1937 годы из 408 принятых на курс 123 человека были досрочно отозваны для практической работы.

Почему институты красной профессуры позакрывали

В январе 1938 года, посреди учебного года, все ИКП закрыли. Сделано это было с большой спешкой. Учебные здания, общежития, библиотеки, оборудование, поликлиники, дом отдыха и всё имущество ИКП переходило к Управделами Центрального комитета. Поскольку большинство преподавателей были совместителями, они просто потеряли один из источников дохода, а студентов отчислили, оплатив им выходное месячное пособие и дорогу домой.

Это была оптимизация. Дело в том, что в середине 1930-х годов при Центральном комитете открылись учреждения, по функциям схожие с ИКП, — Высшая школа пропагандистов и Высшая школа партийных организаторов. То есть Институт красной профессуры стал лишним. Тогда же или чуть ранее ликвидировали и другие коммунистические учебно-научные заведения, которые тоже возникли в 1920-е, — Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова и Коммунистическую академию.

Но почему же лишними оказались не новые высшие школы, а система институтов, которая работала уже 16 лет и накопила богатый опыт?

Судя по всему, эти институты попросту не оправдали возложенных на них ожиданий, притом что их содержание обходилось государству очень дорого. Так, документ 1936 года оценивал стоимость обучения одного слушателя ИКП в 10 тысяч рублей в год — это больше 48 средних зарплат советских рабочих и служащих.

При таких колоссальных затратах институт так и не стал идеальным пролетарским учебным заведением ни по составу слушателей, ни по составу преподавателей, зато превратился в одно из возможных мест работы для дореволюционной интеллигенции (что в условиях репрессий 1937 года наверняка стало особенно заметно). Да ещё и слишком высокий процент студентов не доучивался до конца. Например, в Институте красной профессуры по истории за 1931–1937 годы из 408 принятых до выпуска дошли только 112 слушателей — всего 27%. Большинство выпускников ИКП так никогда и не стали вузовскими преподавателями.

Проще говоря, для целей, ради которых институты красной профессуры задумывались, проект не сработал. Многие учившиеся там остались «недоделанными учёными» — такую хлёсткую характеристику дал им ректор ИКП Михаил Покровский.

Тот же Покровский сетовал, что на слушателей институт тратил «чертовскую пропасть денег», а потом их знания и навыки оказывались не нужны.

Даже самого себя Институт красной профессуры обеспечивал кадрами из числа выпускников лишь частично.

Словом, на практике идеальная мечта создать кузницу пролетарских кадров для высшей школы оказалась почти неосуществимой, и когда «витринный» проект стал слишком дорогим, от него избавились.