Былое: «Гоголь так дурно читает лекции в университете, что сделался посмешищем»
Преподавательская ипостась автора «Мёртвых душ» не слишком известна, но такой опыт в его жизни действительно был.
Изображение: В. Савенков, «Н. В. Гоголь» / Музей Н. В. Гоголя в Великих Сорочинцах / Ольга Скворцова / Skillbox Media
«Гоголь вошёл в аудиторию, раскланялся с нами и, в ожидании ректора, начал о чём-то говорить с инспектором, стоя у окна. Заметно было, что он находился в тревожном состоянии духа: вертел в руках шляпу, мял перчатку и как-то недоверчиво посматривал на нас. Наконец, подошёл к кафедре и, обратясь к нам, начал объяснять, о чём намерен он читать сегодня лекцию. В продолжение этой коротенькой речи он постепенно всходил по ступеням кафедры: сперва встал на первую ступеньку, потом — на вторую, потом — на третью. Ясно, что он не доверял сам себе и хотел сначала попробовать, как‑то он будет читать. Мне кажется, однако ж, что волнение его происходило не от недостатка присутствия духа, а просто от слабости нервов, потому что в то время, как лицо его неприятно бледнело и принимало болезненное выражение, мысль, высказываемая им, развивалась совершенно логически и в самых блестящих формах. К концу речи Гоголь стоял уж на самой верхней ступеньке кафедры и заметно одушевился. Вот в эту-то минуту ему и начать бы лекцию, но вдруг вошёл ректор… Гоголь должен был оставить на минуту свой пост, который занял так ловко и даже, можно сказать, незаметно для самого себя.
Ректор сказал ему несколько приветствий, поздоровался со студентами и занял приготовленное для него кресло. Настала совершенная тишина. Гоголь опять впал в прежнее тревожное состояние: опять лицо его побледнело и приняло болезненное выражение. Но медлить уж было нельзя: он вошёл на кафедру, и лекция началась…
Не знаю, прошло ли и пять минут, как уж Гоголь овладел совершенно вниманием слушателей. Невозможно было спокойно следить за его мыслью, которая летела и преломлялась, как молния, освещая беспрестанно картину за картиной в этом мраке средневековой истории. Впрочем, вся эта лекция из слова в слово напечатана в „Арабесках“, кажется, под названием: „О характере истории Средних веков“. Ясно, что и в этом случае, не доверяя сам себе, Гоголь выучил наизусть предварительно написанную лекцию, и хотя во время чтения одушевился и говорил совершенно свободно, но уже не мог оторваться от затверженных фраз и потому не прибавил к ним ни одного слова».
Источник: В. В. Вересаев. Гоголь в жизни — М.: издательство «АСТ», 2017.
Контекст
Эту историю записал педагог и литератор Николай Иванович Иваницкий, который в молодости был слушателем Гоголя в Петербургском университете. Это была первая лекция, которую Николай Васильевич там прочёл.
Пожалуй, чтение лекций, да и вообще преподавание не очень вписывается в образ Николая Гоголя, к которому мы привыкли, — замкнутого эксцентрика с птичьим носом, писавшего про летающие пальто и сжигавшего собственные книги. Но короткий период его жизни был связан с преподавательской профессией. Он давал частные уроки, в 1831 году начал работать учителем истории в учебно-воспитательном заведении для девочек — Патриотическом институте. А в 1834 году, на заре своей литературной славы (уже вышли и стали популярными «Вечера на хуторе близ Диканьки»), он получил место адъюнкт-профессора на кафедре истории Санкт-Петербургского императорского университета.
Ему было тогда всего 25 лет. Это был пылкий, тревожный и слабый здоровьем молодой человек, мучительно раздумывающий, чему посвятить своё будущее. Ему пришло в голову стать историком и поехать преподавать в Киевский университет — Гоголь очень любил родную Украину и хотел оставить Санкт-Петербург с его неблагоприятным климатом. Писатель прилагал к этому большие усилия, пытался воспользоваться протекцией Пушкина и Жуковского. Желаемой должности не добился, но получил место адъюнкт-профессора в Петербурге. Решение поступить на эту кафедру он рассматривал как временное.
Неудавшийся профессор
Гоголь читал историю Средних веков студентам второго курса филологического отделения. Странная, но интересная лекция, описанная Иваницким, — на самом деле пример удачного выступления, каких, судя по воспоминаниям слушателей, было немного. Молодой лектор продолжал чувствовать себя не слишком уверенно и быстро потерял запал.
В письме историку Михаилу Погодину в декабре 1934 года Гоголь жаловался, что его не понимает ни одно «студенческое существо». «Это народ бесцветный, как Петербург», — писал он.
На кафедре Гоголь вёл себя весьма странно, даже асоциально: не интересовался студентами и читал лекции чуть ли не шёпотом, постоянно опаздывал и мог прийти неподготовленным, часто являлся с подвязанной челюстью, демонстрируя, что у него болят зубы. Он обмотался таким платком и во время экзамена, причём насмешники полагали, что профессор просто боится открыть рот и «обнаружить в чём-нибудь своё незнание».
«Гоголь так дурно читает лекции в университете, что сделался посмешищем для студентов, — писал историк литературы и профессор Петербургского университета А. В. Никитенко, — начальство боится, чтоб они не выкинули над ним какой-нибудь шалости, обыкновенной в таких случаях, но неприятной по последствиям. Надобно было приступить к решительной мере. Попечитель призвал его к себе и очень ласково объявил ему о неприятной молве, распространившейся о его лекциях. На минуту гордость его уступила место горькому сознанию своей неопытности и бессилия».
Адъюнкт-ревизор
Чуть более чем через год после начала службы, в конце 1835 года, Гоголь оставил кафедру. Разумеется, он оставил и мысли о Киевском университете, но тем не менее отправился в путешествие на юг. А вот там его бывшее профессорское звание неожиданно сыграло ему на руку. Писатель в те дни уже работал над «Ревизором», причём изучал поведение местных служащих, прося своего попутчика выезжать вперёд и распространять слух о некоем инкогнито, который едет с ревизией. Сохранилось свидетельство, что звание адъюнкт-профессора производило огромное впечатление на смотрителей. Они совершенно не понимали, что это значит, но ассоциировали чуть ли не с императорским адъютантом и стремились произвести на Гоголя хорошее впечатление.